Когда дерется львица

Глава 24. Горько-сладкая омела. Часть II

Когда Северус вернулся с собрания преподавателей, сетуя на зря потраченное время, Гермионы уже не было. Он медленно подошел к любимому креслу гриффиндорки, на котором она обычно оставляла записки.

На кресле лежал клочок пергамента с единственным написанным на нем словом: «Люциус».

Северус выругался. Они с Гермионой рассчитывали, что даже Пожирателям Смерти захочется спокойных каникул. Но они не учли, как подействует на Люциуса такое мирное Рождество.

Снейп не хотел и думать, в каком настроении будет Малфой, когда встретит Гермиону. Высокомерная, холодная жена Нарцисса ненавидела своего мужа и не замечала его существования с тех пор, как Люциус потерял положение в обществе после обвинения в содействии Темному Лорду. А Малфою—младшему, хоть он и притворялся изо всех сил, не доставало своеобразного энтузиазма Пожирателя Смерти.

Страх пронзил его. Вдруг он потеряет Гермиону? Что если Люциус сорвется? А если...

«Соберись!»

Он сжал зубы и попытался унять испуг. Нельзя забывать урок, который он вдалбливал в голову Гермионы неделю за неделей.

«Не беспокойтесь о людях. Не настолько, чтобы они мешали вашей работе. Делайте, что должны, и ни о чем больше не думайте. Если ничего не можете сделать — не беспокойтесь. Думайте о том, что действительно в ваших силах».

Ему было легко верить в этот своего рода девиз, придерживаться его. Держаться на расстоянии от людей, отпугивать их едким сарказмом и высокомерием.

Он не мог понять, почему Гермиона не следует той же линии. До сегодняшнего дня. Одна лишь мысль о ее смерти заставила его...

«Что за жалкое нытье. Хватит. Приступай к работе».

Он вернулся к работе, но так и не смог подавить воспоминание о том, как почти два месяца назад он так же беспокоился о Гермионе.

Только на этот раз он решил не проводить время за чтением стихов.

Северус установил на входе чары, которые мгновенно известят его, как только гриффиндорка вернется, и пошел в лабораторию, где он нарезал, измельчал и варил ингредиенты с такой сосредоточенностью, будто судьба мира зависела от этого.

Проходили часы. Он заметил, что свет на улице побледнел, и зажег лампы, он не хотел делать перерыв. Словно работа могла уберечь Гермиону.