Сборник Фанфиков " Mo Dao Zu Shi "

" от Белого до Красного "

Автор : Lilly-Catlin
Пейринг и Персонажи : Лань Чжань/Вэй Ин
Описание :
Ван Цзи не знал, где, когда и как обидел кого-то, кто мог его так проклясть. Быть может, это была чья-то месть его ордену, в конце концов, он был довольно подходящей кандидатурой на то, чтобы проклясть его чем-то, что не снимется примерно никогда.
Его проклятием были камелии.
Его проклятием была любовь к Вэй Ину.
[Ханахаки!AU]

Часть 1. Камелия белая - восхищение

В их мире, где существуют такие извращающие естественный порядок вещей твари, как лютые мертвецы, гули, навки и тому подобное, нет ничего удивительного в том, что даже нечто такое светлое и возвышенное, как любовь, могло быть проклятием.
Это называлось хуа ту, страшное проклятие, которое могло годами не показывать себя, но стоило лишь полюбить кого-то по-настоящему, и оно проявлялось во всей красе. Снять его могли лишь ответные чувства. Не из жалости, искренние. Если же ответа не было, этот несчастный был вынужден всю свою оставшуюся жизнь терпеть не взошедшие цветы собственной любви, что появлялись в дыхательных путях, с этим еще можно было жить, если ты просто молчишь о своих чувствах. От этого умирали лишь единицы, задохнувшись случайно. Прямой же отказ убивал практически на месте: в кратчайшие сроки цветов становилось столь много, что они разрывали грудную клетку, цвели между ребер даже после смерти, даже после того, как тело истлеет, даже если его сожгли, а пепел был либо захоронен в урне, либо развеян по ветру, это было неважно, цветы оставались, круглосуточно и круглогодично - вечно - напоминая о неразделенной любви.
Причиной того, что люди предпочитали молча сносить это проклятие, была возможность получить отказ, поэтому было известно немало историй о странниках, снимавшихся с места, лишь бы уйти подальше от предмета воздыханий, чтобы не терзать свое сердце и чтобы он или она не узнали о заклятии, в надежде, что однажды получится избавиться от любви. Некоторые особо отчаянные даже предпочитали убивать своих возлюбленных, лишь бы их не убило отказом. К сожалению, проклятие это тоже не снимало, а лишь означало невозможность получить как избавление, так и смертельный удар. Ходили слухи и о тех, кто становился отшельниками, посвящал себя пути добродетели и самосовершенствования, дабы избавить себя от страстей, говорят, некоторым даже удавалось, но встретиться хоть с одним счастливцем не удавалось еще никому. Быть может, это все сказки для тех, кто хотел бы верить в другой путь к избавлению.
Главной его проблемой было то, что, как говорилось ранее, оно проявлялось не сразу (если, конечно, речь не шла об уже влюбленном человеке), если тот, на кого оно направлено, состоял в отношениях с тем, кого любил, проклятие просто не действовало. И таким образом, представляло особую опасность лишь в случае, когда любовь являлась запретной, и фактически невозможной по разным причинам. Но поймать того, кто наслал это проклятие, было нереально.
Впрочем, одно облегчающее жизнь обстоятельство все-таки существовало, нельзя было приворожить к себе врага, а потом убить его отказом, поскольку подобное не являлось настоящими чувствами, иначе бы земля давно бы превратилась в вечно цветущий край.
Ван Цзи не знал, где, когда и как обидел кого-то, кто мог его так проклясть. Быть может, это была чья-то месть его ордену, в конце концов, он был довольно подходящей кандидатурой на то, чтобы проклясть его чем-то, что не снимется примерно никогда. Все-таки он был вторым нефритом ордена Гу Су Лань и вторым же из молодых господ. Более того, в отличие от своего брата он был известен своей холодностью, что означало, что проклятие будет действовать долго и весьма мучительно, так как кто-то вроде него скорее удавится, чем пойдет говорить о чувствах. На это, наверное, и был расчет.
Лань Чжань жил спокойно почти шестнадцать лет своей жизни, пока в один прекрасный вечер не закашлял белыми лепестками. Понять, в чем дело, было не трудно, до сезона цветения было далеко, да и питаться цветами второй нефрит не привык. Оставалось только сесть и попытаться понять, к кому он в последнее время испытывал целую гамму чувств. Далеко идти в размышлениях не надо было, ответ на поверхности: Вэй У Сянь.
Вэй Ин вызывал в нем буквально все, что только можно было вызвать: злобу, беспокойство, ревность, нежность, зависть, стыд, смущение, и целую палитру нечитаемых желаний, после мысли о половине из которых хотелось залезть в ледяной источник и утопиться там, чтобы не позорить больше клан. Или не утопиться, а просидеть там несколько часов кряду, а потом пойти и натренироваться с мечом до упаду, или поупражняться в успокаивающих душу мелодиях гуциня, или исписать дичайшее количество свитков многократно повторенными разделами о благопристойности, смирении и душевном равновесии, а потом на бис еще и переписать парочку сочинений великих предков. Что угодно, лишь бы не лежать в кровати, смотря пустым взглядом в потолок, пока в голове крутятся сплошные непотребства, а оными считались даже просто мысли о человеке собственного пола, как о партнере по культивированию.
Когда эти мысли начали проявлять весьма отчаянный и безнадежный характер, а сердце - грозиться выскочить из груди, пробив ребра, и оставив их топорщиться жуткими белесыми обломками, лишь стоило Вэй у Сяню улыбнуться, вот тогда и пошли лепестки.
Дядя долго смотрел на него, когда Ван Цзи пришел наутро с повинной, а потом спросил лишь: «Есть шансы?»
Шансов не было. Вэй Ин в лучшем случае посмеется, сочтя за шутку, а в худшем - начнет жалеть. Жалости Ван Цзи не хотелось. А любви он бы все равно не получил, если уж ему было суждено стать обрезанным рукавом, не иначе, кара небес за грехи в прошлых перерождениях, в этом-то он не грешил, то Вэй У Сянь любил девушек, временами даже взаимно, и за столь короткое пребывание в Облачных Глубинах успел отметиться как сердцеед и дамский угодник во всех окрестных деревнях и городках.
Вэй Ин был нормальным. Проблема оказалась в самом Лань Ван Цзи.
Белые лепестки сыпались, Ван Цзи перестал ходить на общие занятия, чтобы себя не выдать. Это была камелия, Лань Чжань понял это после того, как оказался с Вэй У Сянем в холодном источнике. Ему удалось удержать лицо, но стоило юноше скрыться с глаз, как Ван Цзи скрутил кашель небывалой силы, а в воду шлепнулся целый бутон. Бутон белой камелии, и было ли это восхищение по отношению к Вэй Ину?
Да, наверное, он был восхитителен. Вэй Ин наполнял жизнью любое место, где только не находился. Даже библиотеку, пропитанную насквозь вековой мудростью, духом смирения и тихой торжественностью разума великих мыслителей.
В библиотеке, наверное, впервые за десятилетия, раздавался возмутительно громкий хохот и беготня. Чистейшее неуважение, которое Ван Цзи должен был остановить, задушить в корне, оказав помощь дяде в перевоспитании особо трудного человека. Но вместо этого, жизнью наполнялся и сам Ван Цзи. Он говорил те вещи, которые раньше ни в жизни бы не сказал, делал то, что не было предписано правилами ордена. Нарушал эти правила. Становился неизменно на колени в зале предков, сносил удары, наказывал себя сам. Пытался вытравить из себя недостойное поведение. Но всегда, всегда попадался. Злился, ревновал, хотел ответить, согласиться, но в последний момент одергивал себя. Хотел взять из рук Вэй Ина эту проклятую локву, завидовал Цзян Вань Иню, который мог это сделать, не ломая себя. А еще ранее хотел вытащить Вэй Ина из озера отнюдь не за ворот одежды, хотел прикоснуться кожей к коже, возможно, почувствовать тепло чужого тела, сквозь промокшую одежду. Завернуть его, наверняка мерзнущего, в собственную, чтобы запах сандала еще надолго осел на чужой одежде и волосах, как будто бы Вэй у Сянь принадлежал ему.
Но он, конечно же, не принадлежал. Никому. Своему ордену, быть может, разве что, защищал семью, честь своей шицзе, за что и покинул Облачные Глубины, оставив Лань Чжаня терзаться от тоски и слабой надежды, что получится забыть.
Но как ученики великих орденов, они неизменно бы встретились вновь. Рано или поздно. Лань Си Чэнь, как и Цзян Вань Инь, должны были в будущем возглавить Гу Су Лань и Юнь Мэн Цзян соответственно, а Лань Чжань и Вэй Ин должны были стать подле них, как ближайшие союзники, иначе и быть не могло. И это значило, что их ожидало весьма тесное сотрудничество, и это даже не беря в расчет ночные охоты, которые сталкивали в самых разных местах заклинателей самых разных кланов.
Еще Ван Цзи очень не хотел, чтобы они не смогли видеться. Потому что не видеть его оказалось очень сложно, неожиданно больно, а Облачные Глубины, вернувшись в свое нормальное тихое и безмятежное состояние, стали откровенно невыносимы.
Когда ты пригреваешься темной и холодной ночью подле костра, ты меньше всего хочешь чтобы его погасили ледяные струи ливня.
Когда ты привыкаешь к Вэй Ину, жизнь без него кажется пустым существованием.
Но спокойным. Ван Цзи больше никто не пытается развести на эмоции, не пытался расшевелить, не пытался ничего сделать. Стало как раньше. Источник, со дна которого подняли всю муть, рано или поздно, если его не беспокоить вновь, вернется к былой прозрачности.
Возвращаться к началу Ван Цзи одновременно и желал, и боялся. Желал, потому что так было проще, мир был проще, без восхищенных лепестков белой камелии, без жуткого кашля, когда от любви перехватывало дыхание. Без вечного томления и поисков среди белых одежд соклановцев и пестрых - приглашенных учеников знакомых фиолетовых, вечно взъерошенных волос, мелькающей в толпе улыбки и громкого смеха, разрывающего тишину Облачных Глубин в клочья. Без отчаянно колотящегося сердца, когда Вэй Ин нарушал его личное пространство, без разрывающейся на части души от вида синяков на его теле после наказания, которому ты сам его подверг.
Но страшно, потому что любовь - есть любовь, и сколько бы боли она ни приносила, сколько неудобств, насколько бы она ни была запретной и безответной, Лань Чжань бы ни за что в жизни не променял все это ни на одно сокровище мира, даже на бессмертие не променял бы. Вэй Ин того стоил.
Поэтому, столкнувшись с ним на стрельбище во время совета кланов, Ван Цзи испытал непередаваемую гамму чувств: от ужаса, что его прямо перед ним сейчас скрутит от кашля, потому что в горле запершило и защекотало лепестками, до щемящего сердце восторга от того, что он снова его видит, и, кажется, с Вэй Ином все в порядке.
Не все в порядке становится с Ван Цзи, когда Вэй У Сянь сдергивает с него ленту, едва Лань Чжань оборачивается в тщетной надежде, что, может быть, Вэй Ин решил взять все в свои руки, как сердце его с воображаемым огромным грохотом падает в самую бездну: такое не понимающее значения произошедшего у Вэй Ина было лицо. И это было похоже на издевательство. Ван Цзи знал, что это было не оно, но для него мучающегося почти год от цветов в горле, от желания сорвать эту самую ленту, отдать своими руками и будь что будет, это было чистейшим издевательством от судьбы. Вэй Ин не понимал, но заволновался, решив, что смертельно оскорбил его. Но это не было оскорблением, Ван Цзи злился на себя, за то, что малодушно решил мучиться от неразделенной любви, а не умереть, раскрывшись. Ван Цзи с ума сходил от любви.
Ему даже пришлось сойти с соревнования, потому что едва он ушел, почти сбежал, оттуда, как его настиг небывалой силы приступ кашля, цветы падали на землю, окровавленные, легкие горели от недостатка воздуха, потому что все горло Ван Цзи было заполнено цветами, и вся земля была усыпана цветами, и они все никак не заканчивались, падали и падали, а Лань Чжань задыхался, отчаянно царапал пальцами шею, будто бы желая руками вытащить все эти белые камелии.
Он даже не заметил, как и когда его нашел брат, видимо, прослышавший о том, что сотворил неуемный адепт Юнь Мэн Цзян. Если раньше у Лань Си Чэня еще были сомнения насчет того, по кому так убивается его брат, то сейчас он точно знал, почему все совершенно без шансов.
Пришел в какое-то подобие сознания Лань Ван Цзи в объятиях брата, теплые, знакомые с детства руки гладили его по спине и волосам, брат нашептывал что-то успокаивающее, тихо покачивая, как ребенка. Лань Чжань, тяжело дыша, уткнулся лбом ему в плечо.
- Спасибо, - прошептал, потому что у изодранного цветами горла не было сил на что-то более громкое.
- Тшш, молчи, - говорит Лань Си Чэнь. - Это было слишком жестоко, даже если бы ты не был проклят.
- Он не знал, для него это просто... кха... лента, - говорит Ван Цзи. - Он не знал...
- Даже сейчас ты его защищаешь, ты чуть не умер, Ван Цзи, - вздыхает Лань Хуань, смиряясь и понимая, что даже если брат однажды и умрет от этого, виноват для него все равно будет не Вэй Ин.
И Ван Цзи приходится уйти со стрельбища. После приступа дрожат руки, ноги и вообще все, в глазах темнеет, стрелять в таком состоянии невозможно.
Вэй Ин побеждает, и, возможно, это все могло бы быть его коварным планом, если бы не искреннее непонимание произошедшего и сожаление, с которым он смотрит на Ван Цзи, узнав, что он из-за случая с лентой покинул соревнование. Дело было, конечно же, не в ленте, если бы такое случилось с кем-то другим, не Вэй У Сянем, Ван Цзи бы разозлился и раздраженным без промаха поразил бы все оставшиеся мишени в кратчайшие сроки. Но дело было в том, что ленту сорвал именно Вэй Ин.