Сборник Фанфиков " Mo Dao Zu Shi "

" (Не) забыл "

Автор : Lilly-Catlin
Пейринг и Персонажи : Вэй Ин/Лань Чжань
Описание :
Вэй Ин много чего забыл. И не все хотел бы вспомнить, но иногда нужно.

      — Повтори еще раз, что ты сказал? — спрашивает — хрипит — Вэй У Сянь. — Что ты сказал?
      Ван Цзи молчит.
      — Пожалуйста, скажи мне, что ты просто решил отточить на мне свое чувство юмора, которое не ахти, потому что это не смешно, — почти умоляет Вэй Ин. — Ну же, Хань Гуан Цзюнь, пожалуйста.
      Лань Чжань продолжает молчать, отводит взгляд чуть в сторону, но все равно глядит ему в лицо спокойно.
     Он только что сказал, что их первый раз был не первым. Но Вэй Ин никогда не был настолько не в себе после перерождения, чтобы упустить этот момент из виду (небеса, как вообще можно было упуститьтакое), значит, все случилось еще до смерти Старейшины И Лин. И у Вэй Ина, до сих пор расплачивающегося за потерянные воспоминания, внутри все холодело от того, что он мог натворить, пока пребывал в посткурганном шоке, вырезая всех, кто мешается, и совершенно наплевав на последствия. Как раненный зверь, делающий себе еще хуже и вцепляющийся в руку, что желает помочь.
      — Я не хотел говорить, — говорит Лань Чжань ровно. — Не вспоминай.
      — Я… я, что… Что я сделал? Скажи мне. Я ведь должен знать, Лань Чжань, я хочу знать обо всех тех вещах, которые я делал и которые делали больно тебе.
      Лань Чжань качает головой.
      — Что бы там ни было, я не виню тебя, вся ответственность лежит на мне. Я мог прекратить. Но не стал.
      Вэй Ин вылетает из цзинши. Вечерний воздух отрезвляет, но голова у него трещит и раскалывается. Должен-должен-должен. Знать, помнить, загладить вину. Он еще не знает, за что, но должен. Память Вэй Ина — долина, затянутая туманом, где-то все видится с четкостью, где-то туман редеет, и проглядывают смутные очертания, а где-то — непроглядная белесая мгла. Он с самого своего возвращения в подлунный мир только и делает, что бродит в этой долине, широкими рукавами пытаясь разогнать туман, и увидеть все в правильном свете. Вэй Ин думает, что, возможно, забыл лишь то, что хотел забыть, но разве мог он сотворить с Лань Чжанем что-то, за что не пожелал бы ответить даже перед собой? Они ссорились, да, но никогда это не доходило до…
      Ссорились. Вэй Ин цепляется мысленно за этот факт и пытается вычленить хоть что-то.
      Грязная комната, они ведь только по таким и ютились, чем хуже, тем лучше, кто будет искать цвет заклинательского сообщества в убогих ночлежках, все ведь знают, что это люди гордые, которые будут лучше жить на улице, нежели в старом клоповнике.
      И это было им на руку первое время, пока положение Ци Шань Вэнь не пошатнулось и не начались массовые восстания, когда, если ты против солнечных господ, ты друг.
      Лань Чжань в кипенно-белых одеждах да посреди нищеты сиял даже в полутьме, которую дарил жалкий огарок свечи, чадящий немилосердно, как и благовония, призванные пытаться перебить вонь, но лишь переплетаясь с ней, выводя на новый уровень мерзости. Их было двое.
      На самом деле, трое, но Цзян Чэн вышел на ночную разведку, проверяя, насколько крепки революционные настроения в этом поселении. Ночью, едва солнце уходило с небосвода, языки развязывались, и в тихих семейных, дружеских, кабачных беседах зрело и настаивалось, подобно дорогому вину, недовольство народных масс, рядом с которым порой достаточно было лишь высечь искру — обронить словцо-другое — чтобы ночь на время стала светла, как день, от людской ярости.
      А еще с ними двумя было просто невозможно находиться в тесном помещении. Да и кроватей было всего две, так что Цзян Чэн самоустранился от греха подальше.
      Их было двое, и Вэй Ин в очередной раз пытался докопаться до мотивов Лань Чжаня, попутно выплескивая все свое недовольство и желчь на того, кто упрямо не желал уходить.
      Воспоминание подергивается туманом, теряя в четкости, но почти сразу же, весь разум Вэй Ина опаляет, выжигая эту картину на обратной стороне век, отпечатывая на сетчатке.
      Он сидит на коленях Ван Цзи, а тот смотрит — теперь Вэй У Сянь знает эту эмоцию — со жгучим желанием и непонятным страданием. Вернее, сейчас понятным, но тогда едва ли уловимым. У него плывут-расплываются зрачки, расплескавшиеся, как под дурманом: он уже тогда мечтал сжать Вэй Ина в объятиях?
      «Очень красиво», — думает Вэй Ин, будто бы со стороны наблюдающий за происходящим, ему и надо так, чтобы отстраненно, чтобы судить себя со всей строгостью.
      «…Хань Гуан Цзюнь, у тебя зрачки расплескались по радужке, ты бы видел это, красиво очень», — вторит ему Старейшина из воспоминаний.
      А потом он опускает руку вниз, заставляя напряженного и изнемогающего от такой близости Лань Чжаня застонать, тихо и недоуменно. Вэй У Сяня всего окатывает жаром: с ума сойти, ему такое вытворять, да с Лань Чжанем, издеваясь, насмешничая, пачкая, пятная, клеймя.
      Сейчас он бы — ни за что, пожалуйста, пусть он просто возбудит Ван Цзи и уйдет, а его трепетный и нежный — именно что — Лань Чжань, которого, наверняка, так больше никто не трогал, сочтет это за целый один раз.
      В глубине души Вэй Ин понимает, что все дошло до самого конца, жестокого и мерзкого, потому что в те времена все только так и происходило. Бессмысленно, беспощадно, бесчеловечно.
      Вэй Ин из воспоминания издевается, сыпет пошлыми и грязными словами, даже ими пытаясь испортить светлого и замечательного Лань Чжаня. Даже Ван Цзи не выдерживает, ставя в укор, мол раньше твои остроты были куда тоньше, сам Вэй Ин хочет ударить самого себя по лицу, да толицо тринадцать лет назад разодрали и пожрали мертвяки. Этим он еще так не грешил. Но ударить все равно хочется.
      Ван Цзи его целует, нежно, пылко, так неискушенно и неумело, но с таким старанием, что сейчас Вэй у Сянь растаял бы и растекся по нему, позволяя делать с собой что угодно. Сейчас при воспоминании о том поцелуе, таком знакомом, и в этой жизни, и в прежней — что неожиданно, неужели выдержка Лань Чжаня давала трещины столь часто еще тогда, и что у Вэй Ина было в голове, раз он не видел — горели губы, и Вэй У Сянь начал осознавать, что даже воспоминание о произошедшем способно заставить его возжелать прямо сейчас вернуться и устроить-таки еще один раз, следуя просьбе Лань Чжаня — не вспоминать. Но он должен был.
      Лань Чжань в его руках был таким теплым и доверчивым — даже сейчас кончики пальцев зудели от желания касаться этой незапятнанной белой кожи, еще не истерзанной нигде, ни клеймом Ци Шань Вэнь, ни тридцатью ударами кнута.
      Но контекст был столь омерзительным, на Лань Чжане оставалась одна лента, а Вэй Ин был полностью одет, хотя сейчас бы отдал многое, чтобы скинуть одежду и подарить воспоминанию ощущение, когда приникаешь кожей к коже, хоть как-то сгладить нежностью тот зверский напор, истерзавший нефриту все губы в кровь, заставивший шею, ключицы и грудь расцвести алеющими пятнами засосов и следов зубов. Терзал, ничуть не скрываясь, ловя болезненные вздохи и слабые стоны, когда Старейшина срывался с бессмысленно животной жестокости, забывая о первоначальной задумке — причинить боль, уничтожить, разбить — и принимался почти ласково зацеловывать и зализывать следы. Но это не длилось долго, очень быстро Вэй Ин из воспоминания снова принимался мучить.
      Лань Чжань терпел.
      Почему он не оттолкнул его, даже если принимать, что поначалу он был очень даже не против, вот такое как можно выносить?
      Оттолкни-оттолкни-оттолкни
      — бьется в голове Вэй Ина пульсом. —
      Пожалуйста, прекрати это.
      Но Лань Чжань лишь пытается вытряхнуть его из одежды.
      Вэй Ин хочет выть, хочет эти воспоминания обратно в туман, не знать, не помнить, снова считать, что вот этого не было. Но уже поздно. И он продолжал смотреть на то, как они слабо борются, катаясь по грязнейшему полу, пока Лань Чжань не оказывается сверху и пытается распахнуть ворот верхних одежд, Вэй Ин вспоминает раздражение, ведь он-то даже и не хотел толком этой близости, хотел лишь сломать, разрушить, прогнать. Вот и выходило, что для одного происходящее было желанием, обернувшимся кошмаром, а для второго кошмаром, который плавно перетек в желание.
      В золотых глазах Лань Чжаня мелькает обида, когда Вэй У Сянь бьет его, чтобы оглушить.
      А Вэй Ин может положить еще один момент варварского обращения с лобной лентой ордена Гу Су Лань в копилку, вероятно, тогда Ван Цзи и обрел идею-фикс на связывание У Сяня.
      И он все равно до последнего умолял вернуться с ним в Облачные Глубины, что самое-то тошное.
      Дальнейшее изначально запечатлелось в его памяти лишь урывками, зато какими.
      Жар, разгоряченная кожа, волосы, рассыпавшиеся по полу, поблескивают в неверном трепещущем свете огарка. Золотые глаза, в которых совсем-совсем нет разума — Лань Чжань потерялся — там лишь боль, редкие вспышки чего-то отдаленно напоминающего наслаждение, и доверчивая покорность. Лань Чжань тянется за поцелуями, пытается вжаться собой в ткань одежды, чтобы урвать хоть каплю чужого тепла, гнется, податливый, будто просит — люби меня — умоляет — идем со мной — обещает — я защищу — признается — я люблю.
      И это так ужасно. Вэй Ин чувствует, что уже сам, не сдерживаясь, плачет, уткнувшись лицом в ладони, потому что как он мог, вот так с ним? Как он мог с этим жить дальше, как мог забыть после перерождения?
      Как мог простить Лань Чжань?
      «…Но я не верю тебе».
      Сказал Вэй Ин тогда, оставляя связанного Лань Чжаня одного. Но Лань Чжань верил ему даже после этого.
      На плечи Вэй Ину опускается теплое одеяло.
      — Говорил же, не вспоминай, — замечает Ван Цзи, теплыми пальцами утирая ему слезы.
      Вэй Ин стонет, почти воет, тянется было к нему, чтобы вжаться лицом в грудь, но осекается, отшатывается, когда перед глазами встает он сам, бьющий уязвимого Лань Чжаня в слабое место. Его притягивают в объятия, теплое дыхание опаляет макушку, губы ласково касаются волос.
      — Вот надо тебе было? — интересуется Лань Чжань, мягко покачивая его в объятиях, как ребенка.
      — Надо, — глухо отвечает Вэй Ин. — Потому что я сделал тебе больно. И даже не вспомнил об этом.
      — А сейчас больно тебе, — качает головой Ван Цзи. — Это уже прошло, все хорошо, Вэй Ин.
      — Но…
      — И я хотел этого от начала до конца. Даже так.
      — Лань Чжань…
      — Может быть, я надеялся, что, показав тебе степень своего доверия, смогу убедить вернуться со мной, — тихо говорит Лань Чжань.
      — Но я не поверил даже после этого.
      — Но ты не поверил, — соглашается Ван Цзи, — Или поверил, но не мог уже сойти с выбранного пути.
      — Я…
      Лань Чжань отстраняет Вэй Ина, долго смотрит ему в глаза, видя там лишь ужас от содеянного и острое раскаяние. Лань Чжань не говорит ему: «Ты не виноват», виноват и еще как потому что. Но и не утверждает обратного, просто глядит с теплом, будто бы убеждая, что все в порядке, но какой там. Вэй Ин чуть с ума не сошел, когда поцеловал хмельного Лань Чжаня без его разрешения, повел себя недостойно, насмешничая над тем, кто даже не вспомнит этого, а тут, оказывается, был грешок пострашнее, да и забыл обо всем лишь Вэй У Сянь, Лань Чжань, наверное, на всю жизнь запомнил эту боль и унижение. И сейчас он вместо того, чтобы требовать наказания, лишь утешает Вэй Ина, совершенно замечательный.
      Вэй Ин не заслужил его, и он бы ушел прямо сейчас, но Лань Чжаню он был нужен даже таким, Лань Чжань его любил, даже когда Вэй Ин творил злодеяния направо и налево, и он не мог причинить ему, так долго ждавшему, еще боли.
      — Я должен за это ответить, — говорит Вэй У Сянь. — Ты должен…
      — Нет. Я ничего не должен. И ты тоже.
      — Я не могу так, я ведь, правда, правда…
      — Просто будь рядом, мне этого достаточно. Пойдем, становится холодно.
      Ноги у Вэй Ина ватные, он еле заставляет их шевелиться, Лань Чжаню приходится почти тащить его на себе. Он и тащит, усаживает на постель, смотрит в покрасневшие глаза, тяжко вздыхает, осторожно прикасаясь к волосам, ласково, утешающе. Стягивает ленту, позволяя тяжелым непослушным прядям упасть на спину и плечи.
      — Все хорошо, — говорит Лань Чжань. — Пора ложиться спать.
      И спокойно принимается за одежду У Сяня.
      Вэй Ин хочет воспротивиться, Ван Цзи натерпелся от него, а теперь еще и заботой окружает.
      — Прошло более тринадцати лет, Вэй Ин, даже если ты вспомнил все это лишь сейчас, для меня это было в другой жизни. Не терзай себя понапрасну.
      Вэй Ин качает головой и обнимает его. Смотрит в спокойные теплые глаза, и в этот момент сердце рвется у него из груди особенно отчаянно. Он чуть отстраняется, чтобы приникнуть поцелуем к губам. Лань Чжань с готовностью, которая не изменилась за столько лет, принимает и отвечает ему. Его теплые ладони скользят по обнаженным лопаткам вниз, заставляя прогнуться в пояснице, Вэй Ин стонет в поцелуй, подается вперед, ближе, прижаться грудью к груди, почувствовать тепло сквозь белые одежды.
      — Лань Чжань, Лань Чжань, — повторяет Вэй Ин между тем, как слепо касается губами щек, век, носа обнимающего его нефрита.
      — Успокойся, Вэй Ин.
      — Нет, не хочу, не буду. Пожалуйста, будь со мной груб, пожалуйста, дай мне почувствовать хотя бы часть того, что пережил ты… пожалуйста, Лань Чжань, Лань Ван Цзи, Хань Гуан Цзюнь, молодой господин Лань… гэгэ, — яростно шепчет Вэй У Сянь ему в губы, просит, умоляет.
      — Я не смогу, — качает головой он, успокаивающе гладя Вэй Ина по щеке. — Но у меня есть другая идея.
      — Да, Лань Чжань? Я сделаю все, что ты захочешь, связать меня? Хоть всего обмотай и оставь так на неделю, я выдержу. Правда. Я…
      — Заставь меня забыть о той ночи, Вэй Ин.
      Вэй Ин давится воздухом. Лань Чжань ведь не хочет, чтобы он…
      Его выдают горящие уши.
    Именно этого он и хочет.
      Чтобы Вэй Ин вытравил из него дурные воспоминания, заменив их чем-то иным, взаимным, пронизанным невыносимым удовольствием, а не болью.
      — Я, я не знаю, Лань Чжань, — говорит Вэй Ин, небеса, если бы он не вспомнил все, он бы сейчас весело и легкомысленно шутил на эту тему, и, конечно же, с удовольствием исполнил просьбу Лань Чжаня. Но в ушах до сих пор стояли редкие негромкие вскрики, болезненные стоны, а перед глазами то и дело всплывали изломанные, сведенные в страдании брови, исказившееся лицо и слезы, бегущие по щекам из зажмуренных глаз.
      — Даже если мне будет больно, я все равно хочу этого, Вэй Ин, я тебе верю. Тогда ты хотел заставить меня страдать, ответь мне, чего ты хочешь сейчас?
      — Я хочу любить, чтобы Лань Чжаню было хорошо, чтобы ты был счастлив.
      — Вот и ответ, — говорит Ван Цзи.
      «Вперед», — бросает Ван Цзи из воспоминаний, отчаянный, готовый идти до самого конца, каким бы жутким этот конец ни был.
      И Вэй Ин сдается, Лань Чжань прав, кому станет лучше от того, что Вэй Ин теперь до конца второй жизни будет бояться навредить, не лучше ли создать новые воспоминания, наполненные счастьем, светом и любовью? Та ночь была всего одна, а сколько может быть впереди хорошего?
      — Спасибо, Лань Чжань, что поставил мне голову на место, что-то я совсем приуныл. Иди сюда, я буду тебя любить и заставлю и думать забыть о том поганце, что испортил наш первый раз, — улыбается Вэй Ин, снова ловя свое обычное шкодливое настроение, действительно, до того, как Ван Цзи случайно проговорился, все так и планировалось.
      И он еще некоторое количество времени назад поклялся самому себе больше не быть тем дураком, который в упор не видел чувств Лань Чжаня, раня тем самым его постоянно.
      — Я заставлю тебя кричать от удовольствия, — обещает Вэй Ин, стягивая с Ван Цзи одежды. — Тебе понравится.
      Лань Чжань согласно хмыкает и тянется за поцелуем.

Ссылка на Оригинал :
https://ficbook.net/readfic/7330861