"Мачеха" (Кавказская История)

17. Конец.

- Зачем рисковать? На тебе лица нет, может, давление сильно упало или еще что. Сейчас я и Рашиду позвоню.
«Скорая» приехала на удивление быстро, оказалось, случайно была на соседней улице.
Испуганный Рашид не успел появиться на пороге, как Мурад громко закричал:
- Папа, папуля! Мадине сейчас плохо было, я думал, что она умирает, я плакал. А потом пришли врачи и сказали, что у меня будет братик или сестра!
Рашид облегченно вздохнул и радостно посмотрел на меня:
-Это правда?
Я улыбнулась:
- Конечно, наш старший сын всегда говорит правду.
Рашид стал относиться ко мне еще более бережно, ругал за то, что я слишком много двигаюсь, поднимаю тяжести.
-Ты забываешь, Рашид, я – сельская женщина. И с детства привыкла ко всему. Наши женщины в поле рожают или у себя дома. А до родов самую тяжелую работу выполняют.
-А я не хочу экспериментов, хочу здорового ребенка. Так что придерживайся, милая, установленного мной режима, если не хочешь меня рассердить, - вполне серьезно говорил муж, и я старалась быть послушной.
В один из дней Рашид пришел расстроенный. Сказал, что приехала Вера Ивановна, его бывшая теща, позвонила ему из гостиницы и просила привезти Мурада. Сказала, что будет в нашем городе несколько дней, но не согласилась пожить это время даже у его родителей.
-Моя дочь умерла, и у меня здесь нет больше родственников. Я не хочу быть у вас в гостях, мне это неприятно, - прямо сказала мать бывшей жены Рашиду, хотя претензий к зятю у нее не было, как и причин для обид и недовольства. Четыре года длился для него траур по ее дочери, но она подсознательно не могла смириться с тем, что он вновь обрел семью, выглядел счастливым и довольным.
Рашид отвел к Вере Ивановне Мурада, договорившись, что вечерами будет его забирать домой. А утром по дороге на работу опять отвезет бабушке в гостиницу.
Он очень переживал:
-Ты только подумай, Мадина, какой позор! У нас, дагестанцев, чужих людей не принято в гостинице оставлять, а эта женщина ни на какие уговоры не подается. И мальчишку требует приводить к ней. Может, и мне на принцип пойти, сказать ей: не дам ребенка в гостиницу? - советовался расстроенный Рашид со мной.
-Не надо, родной, она же всего на несколько дней приехала. Болеет она, и ребенка нам пока оставляет. Пусть все будет, как она хочет.
Мурад уходил утром, а до вечера я уже успевала по нему соскучиться. В эти дни я остро почувствовала, как привыкла к мальчику и привязалась к нему всем сердцем, словно он был в моей жизни всегда. Этот непосредственный и общительный ребенок расположил бы к себе самое холодное сердце.
В один из вечеров, когда мальчик уже попрощался с уезжающей назавтра бабушкой, он пришел домой заметно расстроенным.
-Мурадик, у тебя что-нибудь болит? - спросила я, привычно трогая его лобик.
-Да нет, он просто устал, - вмешался в разговор Рашид и стал раздевать сына.
-Я не устал, - вяло ответил мальчик и, помолчав, обратился ко мне:
-Мадина, я знаю, кто ты. Ты – моя мачеха! Мне бабушка Вера сказала. Я в сказках тоже про мачех слышал, они все злые. Бабушка Вера сказала, что я тебе не буду нужен, когда у тебя свой мальчик родится. Сказала, что я – сиротинка, а ты – мачеха. Что потом ты меня ругать и бить будешь, если я с вами жить останусь. Бабушка Вера плакала, жалела меня. Может, мне уехать с ней?
Слова ребенка разрезали мое сердце словно острым лезвием – слишком уж хорошо мне было знакомом слово «мачеха». Еле сдерживая свое волнение, я в порыве нахлынувших чувств обняла худенькое тельце мальчишки и сказала:
-Мурадик, мачеха – это нехорошое слово. Не повторяй его больше никогда. Забудь, не говори, мой хороший.
-А ты не мачеха? Тогда кто ты? - пытливо смотрел на меня ребенок
- Я – твоя мама, Мурадик, я твоя мама. И никому тебя больше не отдам. И любить буду всегда, даже если у меня будет еще много других детей.
-Мальчик неожиданно стал настолько серьезным, что я растерялась: что же я наделала? Может, нельзя было, так сразу? Зачем я это сказала?
- Мама, мамулечка, значит, ты не умерла? - спрашивал, схватив меня за подол платья изумленный ребенок. - У тебя теперь просто имя другое? А зачем ты здесь жила, почему не приезжала? Ты не знала, что я у тебя есть, что ли?
- Не знала, родной, не знала, - еле сдерживая набегающие слезы, ответила я и крепко прижала к себе Мурада.
Мальчик, почувствовав, что плачу, отодвинулся от меня, стал вытирать своими ладошками мои слезы:
- А зачем ты сейчас плачешь? Я же здесь, с тобой, и папа здесь. И к бабушке Вере мы поедем, чтобы она тебя увидела и поняла: ты – моя мама. А то она все время плачет. Зачем от нее скрывать, что ты вернулась? Была раньше на небе, а теперь вернулась. Только она не знает про тебя ничего и придумала про какую-то мачеху. Мама, тебя раньше Ниной звали, я знаю... И волосы у тебя были светлее, да?
Я растерянно молчала, не зная как сейчас все объяснить Мураду. Как сказать ему правду и не расстроить его? «Я сделаю это позже», - решила для себя я и крепко прижала к себе взволнованного мальчика. А Рашид, не выдержав этой сцены, молча подошел к окну и закурил.
Мурад еще крепче обнял меня и сказал:
- Как хорошо, что я приехал. Я к папе хотел и не знал, что ты вернулась. Я вначале даже поверил, когда бабушка Вера сказала, что ты мачеха. А это неправда?
-Неправда, Мурадик. У тебя никогда не будет мачехи, я тебе обещаю. И никакой ты не сирота, у тебя и папа есть, и мама, - сказала я, чувствуя, что сильно сжимая худенькое тельце ребенка в своих объятиях, причиняю ему боль. В эту минуту я еще сильнее поняла, как бесконечно дорог мне этот синеглазый мальчишка. Поняла, что этот грустный мальчик со смешным чубчиком – родной мне человек, он и в самом деле – мой сын. И так теперь будет всегда. Я сделаю все, чтобы он навсегда забыл слово «мачеха». Потому что я люблю его отца и потому что хорошо знаю значение этого недоброго слова.

Конец.