Привет, это я

Часть 13

Странное это занятие — ничего не делать. Лежать на диване к верху животом, уперевшись в телек, лениво подцепляя пальцами попкорн из ведёрка. Суббота — само это слово звучало как одно сплошное лентяйство. Вот и Гермиона, расположившись на хозяйском диване, досматривала любимый мультик Джеймса, в его маленьких, но крепких объятиях. Малыш уснул прямо у неё на руках, да и давно пора было уходить на боковую после такого насыщенного дня. Синоптики не врали: жара не спадала всю неделю, но охлаждающие чары, наложенные на дом, действовали лучше любого кондиционера.

Родители юного волшебника срочно сорвались в командировку по делам Министерства, оставив мальчика на попечение крёстной матери. Гермиона не думала и секунды, схватила сумку и примчалась к Поттерам на своём «форде», хотя могла бы и трансгрессировать, сэкономив двадцать минут времени, но эта маленькая белая машинка стала такой большой частью жизни, что девушка каждый раз удивлялась, как вообще можно жить без транспортного средства под рукой. Да и в мире маглов вряд ли кто-нибудь бы оценил по достоинству её великолепные магические способности, рисковать почём зря не стоило, ко всему прочему, перевозить вещи, книги и продукты гораздо удобнее на четырёх колесах, нежели озираясь по сторонам, запихивать все в сумочку с заклинанием незримого расширения. «Форд» стал подарком родителей на двадцать лет, и забросить его в гараже было бы просто неправильно.

Мультфильм закончился под душевную песню, но Гермиона не сдвинулась с места. Вообще-то, крёстный папочка, и по совместительству дядя Джеймса, тоже должен был помогать присматривать за ребёнком, но беременная жена Рона занимала все его мысли и свободное время, и потому мисс Грейнджер отдувалась за двоих, как в старые школьные времена.

Дом Поттеров напоминал ей свой собственный: минимум магии, самая обыкновенная обстановка и тихий район. Гарри наотрез отказался растить сына в волшебной части города, и у него было на то множество причин, которым не требовалось лишнее обоснование.

Блейз Забини продолжал уделять внимание странной ведьме, что была не в его вкусе, не в его круге, не в его мире. Последнее письмо от бывшего старосты Слизерина она получила за пару секунд до того, как сорвалась к Поттерам, и нераспечатанный конверт так и остался лежать на прикроватной тумбочке в пустой спальне. Она вспомнила про него, только когда поставила кассету с любимой историей Джеймса в видеомагнитофон, и решила, что послание вполне пролежит пару дней без ответа. Внимание мужчины, да такого холёного как Забини, несомненно ей льстило, вот только было одно маленькое и колючее «но», опасно забивающее гвозди ей в череп и до банального простое — губы Малфоя. Да, да, его губы на её руке, непривычная манера разговаривать и внимательный холодный взгляд от которого поджигался пепел внутри и хотелось напиться до беспамятства. У неё прямо руки тряслись, чтобы отыскать в прикроватной тумбочке припрятанный косяк и втянуть в легкие тягучий кайф. Может, маглы и были недалёкими, но толк в развлечениях точно знали. И в способах забыться тоже.

Но он никак не хотел выходить из головы. Такой его взрослый взгляд, что чувствовался даже на расстоянии гигантского банкетного зала, только Малфой умел так смотреть и вытряхивать молча содержимое груди. И то ли шампанское ударило в голову, то ли что-то посильнее, ведь во время тоста на ум не пришло ничего кроме Шекспира (зря она, что ли, литературу изучает?), да и вряд ли кто-то из присутствующих знал о трагической истории двух семей из Вероны, но его лицо в тот момент впору было запечатлеть на Полароид и повесить фотокарточку под магнит на холодильник.

В дверь постучали и Гермиона тяжело подняла голову от подушки, мысленно матеря Рона самыми отборными ругательствами, за то, что явился так поздно, да ещё и в разгар тихого часа. Они не пользовались каминами и не трансгрессировали прямо в дом: соседи могли что-нибудь заметить, да и ни к чему привлекать лишнее внимание к самому обыкновенному дому в тихом коттеджном посёлке.

Гермиона попыталась отцепить от своей шеи Джеймса, но он, не просыпаясь, только ещё сильнее прижался к её груди, укладывая голову на плечо. Ребёнок не собирался прерывать свой сон, устраиваясь поудобнее на руках крёстной матери. Она взяла малыша под ноги и поднялась с дивана, одёргивая на ходу шорты. Гермиона прошлёпала по комнате босыми ногами и, подойдя вплотную к двери, открыла рот, готовая покрыть будущего папашу самым отборным человеческим матом.

Щёлкнул замок. Движение. Секунда. Рот захлопнулся, стукнув зубами.

— Грейнджер? — слегка картавая «р», крайне удивлённая интонация и прищуренные серые глаза.

Держите эту женщину, она сейчас свалится в обморок. Или мысли материалы, или у неё проявились особенные магические способности — призывать людей потоком беспорядочных воспоминаний.

Гермиона приложила палец ко рту и сжала челюсть. Она погладила спящего Джеймса по спине, слегка кивнув в его сторону, намекая нежданному гостью, что пора бы заткнуться.

— Что ты здесь делаешь? — уже шёпотом. Он стоял перед ней весь такой шикарный, приятно пахнущий, в костюме с иголочки и с нахмуренными бровями. Явно французский акцент пробивался даже через шёпот, Мерлин, как же ему шёл такой сексуальный выговор.

Будто всего остального было мало, и он решил сражать женщин наповал одними лишь разговорами.

— Тот же вопрос, — пришлось сглотнуть, чтобы выдавить из себя хоть слово.

— Поговорим об этом на пороге?

Девушка не была уверена, стоит ли ей пускать Малфоя в дом Гарри, по поводу гостей они не договаривались, да ещё и таких особенных, но она всё же отступила, бесшумно прикрыв за ним дверь. Только сейчас Гермиона поняла, как нелепо выглядит по меркам моды гордых аристократов: старые шорты, растянутая майка Джинни из её спортивного прошлого прямо на голое тело, небрежный хвост на затылке (только в такой можно было собрать короткие непослушные волосы) и босые ноги. Да уж, Малфой, наверное, даже спит в костюме-тройке, а она походила сейчас на какую-то уличную бездомную с ребёнком на руках.

— Где Поттеры? — недовольно и резко. Захотелось прогнать его восвояси.

— В командировке, — Гермиона чуть покачала мальчика и приложилась губами к растрёпанной голове. — Будут в понедельник. Ты что-то хотел?

Малфой ленивым взглядом обвёл домашнюю обстановку семейной пары, мысленно возмущаясь тому, что ему до сих пор не предложили присесть.

Ну что, попрощался?

Полуголая Грейнджер с ребёнком на руках приводила его в полное замешательство. В его доме никто не позволял себе появляться в таком виде перед мужчиной, не зависимо от родственных связей. Платье, причёска и туфли — обязательные атрибуты любой женщины в Мэноре, даже если она шла на завтрак с собственным мужем. Или с будущим мужем. Леди всегда должна быть леди, в любой ситуации, а не распущенной девицей, лишённой и капли стеснения. Драко зачем-то на секунду представил такую Грейнджер в коридорах поместья: бегущую босиком по мраморному полу в коротких шортах мимо картин и белоснежных статуй. Она бы непременно глупо смеялась и звала его за собой.

Нет, Малфой, она бы непременно выставила тебя идиотом в глазах собственных родителей и даже домовых эльфов. В твоём доме ей не место. Таким, как она в нём не место.

— По традиции я должен вручить приглашения лично в руки гостям, — он ответил вполголоса, просто больше не мог шептать, нужно было как-то выразить своё недовольство и раздражение.

— Куда приглашения? — не поняла Гермиона, всё ещё покачивая на руках мальчика.

— На свадьбу, — сквозь зубы выдавил Драко, всерьёз предполагая, что она растеряла последние мозги, общаясь со своими любимыми маглами.

— Понятно. Чаю? — а вот и проснулась запоздалая вежливость. Благодарить Мерлина или дать ему по башке, за то, что эта светлая мысль не посетила лохматую голову раньше?

У него было много дел. Много дел и ещё пара десятков приглашений в кармане пиджака. Он и так унизился достаточно, приперевшись в этот магловский район, словно какой-то бродяга. Гордые и мнительные Поттеры видите ли за безопасность, и камин у них не рабочий, стой под дверью и ломись, как попрошайка. Слишком много дел. Слишком голая Грейнджер посреди этой отвратительной гостиной.

— Зелёный, пожалуйста.

Ещё и «пожалуйста». Совсем двинулся?

Гермиона вскинула брови от такой неожиданной вежливости. Она-то надеялась на гордый отказ и кривоватую усмешку, но раз уж предложила, не выгонять его теперь?

Малфой сел на кресло перед журнальным столиком и хмуро посмотрел на развороченный диван со смятым пледом, на котором только что лежала нянька со своим крестником. Огромное ведро каких-то сморщенных кусочков непонятно чего стояло на полу, а несколько штук валялись на ковре вокруг картонной посудины. Захотелось вытереть руки, хотя он даже не до чего не дотронулся. На большом телевизоре в деревянной нише лениво текли титры под какую-то грустную песню. Драко смутно представлял себе, что такое кинематограф, но знал, что сидение перед чёрным ящиком — одно из любимейших занятий маглов.

Грейнджер руками орудовала на кухне, без слов и палочки заставляя посуду двигаться. Сын Поттеров, кажется, проснулся у неё на руках, он что-то пролепетал и Гермиона быстрым шагом скрылась с ним на лестнице. Она вернулась без ребёнка, торопливо прошествовав по комнате к кипящему чайнику.

Когда сервиз в цветочек приземлился на журнальный столик, Драко налил себе чаю и немного отхлебнул из фарфоровой кружки. Хотя бы посуда в этом доме была достойная.

Гермиона присела сбоку от него на диван и закинула ногу на ногу. На левом бедре красовался небольшой шрам, и Малфой догадывался о природе его появления. Он поставил чашку на стол и хотел потянуться за сахаром. Правда за сахаром, но дурацкие бёдра Грейнджер, неприлично голые, забирали слишком много внимания, тянули на себя, и он даже не заметил, как его пальцы зависли над белой, чуть выступающей полоской кожи на её ноге. Хотелось наорать на неё и сказать, что она выглядит, как херова домохозяйка, как бездомная собака без имени и рода, что перед ней мужчина, а не её дружок Поттер, позволяющий ей в собственном доме щеголять в таком отвратительном виде. Хотелось сказать, что у неё нет и капли уважения к окружающим и к самой себе, раз она позволяет подобным вещам оказываться на своём теле. Сейчас она дико раздражала, и Драко пожалел о том, что позволил себе некоторые вольности по отношению к этой дуре на приёме во вторник.

Некстати в его голову ворвалось другое наваждение с участием маглорождённой ведьмы. В том же недопустимом наряде она сидела на кровати в его спальне, а у её ног игрался светловолосый малыш, называющий её мамой и тянущий к ней маленькие руки.

Да что за бре-е-ед? Ребёнок со светлыми волосами может сидеть только в ногах у Астории, одетой в плотное элегантное платье, с высокой причёской и кольцом на безымянном пальце. Только у его будущей жены, достойной этого женщины.

Драко словно заворожённый провел по шрамику пальцами, будто бы тот всё ещё болел, а он хотел облегчить эту боль. Грейнджер застыла, выпучив на него свои огромные глаза и с шумом выдохнула. Она явно не знала, как реагировать и боялась реакции в ответ, но Малфой резко одёрнул руку и откинулся в кресле, будто бы не касался её только что своими холодными руками.

— Странно, что после Помфри остался шрам, — блондин отпил из чашки подостывший чай.

Отвратительный, к слову, чай.

— Странно, что у меня осталась нога, а шрам — это ерунда, — Гермионе жуть как хотелось поязвить.

Какого чёрта он творил? Разве так ведут себя люди после помолвки? Если он решил, что может лапать её, где хочет и когда захочет, то этот слизняк глубоко заблуждается. Она ждала Рона, а не эту аристократичную задницу, несомненно по достоинству оценившую дом её лучшего друга и её саму. Да он уже небось перевёл всё это в золото и посчитал, какой ножки стула в его доме, стоило это «богатство».

Малфой опустил взгляд с её лица на голую грудь под футболкой с надписью «Уизли». Соски слегка проступали через ткань, вздымаясь от дыхания и Драко решил, что с него достаточно. Он не в публичный дом пришёл. Он, мать вашу, должен был вручить козлине Поттеру приглашение на собственную свадьбу, а не лицезреть перед собой полуголую девицу за чашечкой чая в его гостиной.

— Мне пора, — Малфой со звоном поставил чашку на блюдце и встал, поправляя брюки.

Грейнджер встала следом и молча взяла в руки чашки. Она сама отнесла их на кухню и пока её ноги делали несколько этих шагов, Драко неотрывно смотрел ей вслед, не в силах оторваться от лёгкой походки на носках. Хотелось подойти сзади и резко прижать её к кухонной столешнице, чтобы она охнула от неожиданности и вцепилась пальцами в шкаф. Провести ладонью по голой коже, шлёпнуть по ягодице и погладить покрасневшее место рукой, сминая горячую кожу. Хотелось легонько взять её за горло и притянуть голову на своё плечо, упереться в тощую задницу стояком и глухо застонать прямо в проколотое ухо. Провести по серебряным колечкам языком, прикусить хрящ зубами и войти в неё, отодвинув шорты вместе с трусами. В горячую и всю мокрую, такую мокрую, что у него сведет зубы, и он кончит от двух толчков. Он трахнет её на чёртовой поттеровской кухне, вылижет её всю на журнальном столике, накажет как следует за этот нелепый видок, в котором она поимела наглость распахнуть ему дверь. Он сам её поимеет, да так сладко, что она будет слизывать его сперму со своих пальцев, пока не...

— Малфой, ты слышишь меня? — тёплые карие глаза заглядывали в ледяные серые. Гермиона стояла перед ним секунд десять, прежде, чем он удостоил её взглядом.

Он покачал головой, стряхивая с волос фантазию. Эта сука делала что-то невероятное. За два года с Асторией он не смотрел в сторону других женщин, не желал их, не думал и не собирался. Видит Мерлин, ведьмы и даже обычные маглы много раз пытались его соблазнить и прикладывали для этого гораздо больше усилий, чем эта лохматая дура в растянутой футболке Уизли. Он не повёлся ни разу, не почувствовал и крохи возбуждения или хотя бы мимолётного влечения. Его чуть не трахнула какая-то шизанутая кузина его будущей жены прямо на том приёме в Мэноре, но он не повёл и глазом, стёр пьяной стерве память и отправил домой трезветь, а ведь чисто внешне она была просто шикарна.

И вот, пожалуйста, несколько шагов по гостиной Поттера, у него уже стоит так, что хочется немедленно залезть в душ и отдрочить, как малолетка.

Нет, Грейнджер, ты так просто мою жизнь не разрушишь. Слишком многое поставлено на карту. Ты — никто и звать тебя никак. Ты не имеешь права заявляться полуголой в мою душу и крушить всё на своём пути.

Руки сжались в кулаки. Верхняя губа дрогнула от накатившего бешенства и во взгляде девушки напротив читался неподдельный испуг.

Бойся. Бойся, блять. И уёбывай из моей головы!

— Я приду в понедельник, — рыкнул Малфой и вылетел из дома Поттеров, хлопнув дверью.

Маленький Джеймс проснулся и заплакал, заставив Гермиону вихрем подняться в детскую, чтобы его успокоить.

В понедельник они и встретились. Гарри и Джинни задержались в командировке и прибыли только к девяти вечера. Гермиона стояла в прихожей и завязывала шнурки на кроссовках, когда в дверь настойчиво постучали. Отец семейства, ещё не успевший скинуть легкую ветровку, тут же дёрнул ручку и впустил в дом как всегда шикарно одетого блондина, он был предупреждён о скором визите бывшего слизеринца и не удивился, завидев серые глаза на своём пороге. Они о чём-то коротко переговорили, обменялись рукопожатиями и Малфой вручил Поттеру приглашение. Драко собирался открыть дверь и спешно уйти, расправившись со своей миссией, когда вдруг заметил Грейнджер в узких джинсах и лёгкой куртке, тоже спешащей на выход.

Спасибо, что одетая.

Девушка чмокнула в щёку Джинни, обняла Гарри и вышла сразу вслед за Малфоем, который с ней даже не удосужился поздороваться. Вот и хвалёные благородные манеры. Видимо, имеют срок годности.

Каких-то пару минут, и они бы не встретились в прихожей дома Поттеров, разминулись бы и забыли друг о друге, как о страшном сне.

Статный блондин почему-то остановился на подъездной дорожке и замер, будто изваяние. Он медлил с трансгрессией, чувствуя за своей спиной шаги стройных ног в обтягивающей ткани. Гермиона подошла к белой машине и открыла пассажирскую дверь, забрасывая в салон сумку. Она заметила стоявшего посреди двора слизеринца и невольно залюбовалась им. За семь лет он стал мужественнее, старше, даже его голос был ниже с лёгкой хрипотцой и этим французским акцентом, кружащим голову. Волосы не потеряли и капли благородного серебра в своём цвете, современная стрижка — на висках покороче по центру чуть длиннее и небрежная отросшая чёлка на бок, слегка прикрывающая высокий лоб. След его парфюма витал на подъездной дорожке и, если сделать вдох поглубже, он пролезет в легкие и отравит разум. В полной тишине пустынной улицы звякнули ключи, и дрожащий голос зачем-то спросил:

— Тебя подвезти?

Идиотизм. Глупость. Отчаянная попытка заговорить и быть услышанной. И на какой ответ ты рассчитываешь?

Малфой нарочито медленно повернул голову и его губы скривились в усмешке.

— Ты издеваешься?

Удовлетворилась? Садись в машину и уезжай подальше.

— Я предлагаю подвезти тебя.

Предложи ему крысиного яда.

— Грейнджер, ты забыла, что такое волшебная палочка? Зачем мне куда-то ехать в этой железке, если я могу трансгрессировать в любое место за две секунды?

— Так бы сразу и сказал, что боишься.

Он зачем-то сделал несколько шагов и остановился прямо возле автомобиля. Всё было совсем как в школе. Его пытались взять на слабо, а он вёлся как слабохарактерный дурак. Всё доказывал что-то. Да и кому? Невежественной дурочке Грейнджер?

Бросай это дело, Малфой, тебе не восемнадцать лет. И нет здесь всего слизеринского факультета, жадно заглядывающего в твоё лицо и требующего шоу. Ты уже давно перестал давать представления.

— Я рассуждаю логически. Ты вроде бы тоже когда-то так делала, на сколько я помню, — пытается язвить, но выходит паршиво.

Гермиона обошла автомобиль и встала возле места водителя, сложив локти на крыше и облокотившись телом на кузов.

— Ты что, растаешь, если сядешь в машину? Посыплется хрустальная пыль с твоего благородного лица и ты потеряешь былое величие? — это было дерзко. Смело и опасно.

Скоро принц женится и станет королём, его эго возрастёт до самой Астрономической башни Хогвартса и это, кажется, последняя возможность его поддеть. Надоело это каменное лицо. Надоел безупречный вид и ленивая вальяжность. Гермионе хотелось подцепить его, как когда-то в коридорах Хогвартса. Вмазать кулаком в нос, как на третьем курсе, чтобы сбежал как трус, а не прожигал ледяным взглядом насквозь, плавя внутренности и выдирая позвоночник.

— Не охота мять костюм, — легкая ухмылка на чётко очерченных губах и ладонь, смахнувшая несуществующие пылинки с плеча.

— Тогда проваливай, — водительская дверь легко открылась, впуская в салон ночной воздух.

Почему с ним всегда так трудно? Почему ты не сказала это в Башне старост семь лет назад? Так легко послать кого-то. Так легко, когда точно знаешь, что он никуда не уйдет. И хочешь этого больше всего на свете.

— Ты охренела, Грейнджер?

А что, не заметно?

— Ты едешь или нет? — какой-то уставший выдох. Пора заканчивать. Пора уезжать. С ним или без. Пусть всё решится в эту секунду и перестанет мучить год за годом.

Мерлин, зачем ты ещё его и уговаривать взялась? Приключений в жизни мало?

Малфой скрипнул зубами и резко дёрнул ручку пассажирской двери на себя, демонстративно сел в машину и закрыл за собой с таким хлопком, что обшивка старого «форда» затрещала по швам.

За каким чёртом он это сделал? Вообще, есть ли смысл спрашивать?

Здесь всё пахло ей. Всё просто кричало, разрывая нахер барабанные перепонки о том, кто хозяйка этого магловского изобретения. Значок старосты школы налеплен на какой-то ящик прямо перед ним, книги в разнобой валяются на заднем сидении, мантия наброшена на водительское кресло, Золотое Трио времён выпуска смотрит на Малфоя с обычной цветной фотографии, прицепленной на приборную панель. Она была везде, её было больше, чем когда-либо. Грейнджер уселась за руль, машина слегка качнулась от резкого движения, и ключ повернулся в замке. Мотор послушно зарычал, и Драко вцепился в какую-то перекладину на своей двери, вжимаясь в неудобное сидение. Его длинные ноги упирались в тот самый ящик перед ним, и он чувствовал себя крайне глупо.

Гермиона заметила в какой странной позе сидит Малфой и тихонько хихикнула. Можно было поиздеваться над ним и прокатить прямо в таком положении, но она не стала злорадствовать, хоть и очень хотелось. Девушка наклонилась к противоположной двери, почти навалившись телом на его колени и дёрнула маленький рычаг на сидении. Кресло моментально отодвинулось назад, длинные ноги в строгих брюках выпрямились, а Малфой охнул от неожиданности. Она почти лежала на его коленях, сверкая глазами в полутьме, он чувствовал её тепло сквозь одежду. Захотелось провести пальцами по коротким волосам, зарыться в них пальцами, лаская затылок, притянуть слегка загорелое лицо к себе и...

Гермиона закусила улыбку, пододвинулась чуть ближе, оперившись ладонью в его колено, свободной рукой она дотянулась до пластмассовой краюшки и перекинула через Малфоя ремень безопасности, защелкнув его в паз.

Медленно перебралась на свое сидение и посмотрела прямо перед собой. Если она делает так каждый раз, когда кто-то садится в машину, то это можно даже назвать чем-то... неприличным.

— Я совсем забыла! — она хлопнула ладонями по рулю и нажала какую-то кнопку на приборной панели, а потом ловко выскочила из салона и принялась ковыряться снаружи.

Глухой грохот. Треск. Щелчок. Через несколько секунд, крыша над головой куда-то исчезла, стекла на дверях опустились до упора, а рука Малфоя впилась в ручку двери ещё сильнее. Запах гриффиндорки перестал быть таким явным, а ветер тут же загулял по открытому салону, забираясь в серебряные волосы.

До ужаса довольная Грейнджер вернулась в машину, набросила на себя ремень и, дёрнув какую-то штуку между ними, вдруг резко отъехала с парковочной площадки Поттеров.

Сердце сделало кульбит и вернулось на место, пропустив целый цикл.
Под его веками она всё еще склонялась над неудобно согнутыми коленями, стоило лишь ненадолго прикрыть глаза.

Все как-то тряслось, земля под ногами двигалась и качалась, железка вибрировала и гудела, какое-то чувство непрерывного падения сворачивало живот узлом. Было похоже на полёт на метле, да только метлу Малфой мог контролировать даже во сне, а эту неведомую хрень контролировала Грейнджер, постоянно дёргая рычаг посередине и выворачивая руль.

На секунду автомобиль остановился, а потом резко сорвался и зашуршал колёсами по дороге. Потоки воздуха толкались в лобовое стекло, защищая их лица, но волосы нещадно трепетали на ветру. Грейнджер нажала какую-то кнопку и включился странный прибор, засветившийся зелёным светом. Из него заиграла музыка, Гермиона нажала на кнопку ещё несколько раз, послышались радиопомехи и, когда она нашла то, что нужно, крутанула регулятор и музыка заиграла громче, заглушая гуляющий в ушах воздух.

Они выехали на оживленную дорогу, и девушка прибавила газу. Малфой продолжал вжиматься в сидение, стараясь не выдавать абсолютно никаких эмоций. Он не любил парить так близко над землей на большой скорости, но приходилось терпеть и засовывать свой нелепый страх куда подальше. Огни ночного Лондона проносились мимо, прохожие почему-то махали им рукой, что-то говорили, но Драко их не слышал. Только ударные своего сердца и гитары в магнитоле. Так много всего, света, людей, машин, домов... Так много её рядом, так много дорог и поворотов. И он здесь не понятно зачем. То ли какой-то детский порыв, то ли уязвлённое самолюбие, то ли молчаливая зрелость толкнули его в затылок и заставили открыть эту злосчастную дверь.

Гермиона, не стесняясь, подпевала солисту, иногда отпускала руль и поднимала руки к небу, подставляла лицо ветру и высовывалась из-за лобового стекла. Она как-то устало облокачивалась на свою дверь с опущенным до самого конца стеклом. Она ничего не говорила, только пела эти странные песни, покачиваясь в такт музыке на своём сидении. Малфой смотрел на дорогу, сжимал до боли ручку двери, косился на Грейнджер и молился Мерлину, чтобы они не умерли в этом куске железа на колёсах. Он готовился трансгрессировать в любую секунду, он отчаянно хотел это сделать, но растрепанные волосы с белыми прядями гуляющие в руках ветра, не отпускали. Его пустили во что-то очень личное, открыли дверь и грубо пригласили, пристегнули ремнем безопасности. Хотелось любоваться ею. Любоваться танцующими под музыку плечами под тонкой курткой, хотелось почувствовать...

Малфой медленно разжал пальцы на ручке, ставшей влажной и горячей от его каменной хватки, и медленно вытянул руку через дверь. Тёплый воздух тут же ударился в ладонь, и он сжал пальцы, поймав за хвост неощутимое нечто, тут же раскрывая руку под поток несущегося навстречу ветра.

Она всегда это чувствует, когда садится в эту коробку на резиновых колёсах?

Здесь и была разница. На метле всё твое тело одна большая нервная точка, контролирующая каждый шаг и каждое движение, а здесь он не контролировал ничего. Он прикрывал веки и чувствовал танцующую рядом Грейнджер, дурацкую музыку из её радио и сам город. Он так редко видел настоящий Лондон, а теперь нёсся по свободным улицам на настоящей машине с девушкой, которую отчаянно хотел ненавидеть. Хотел ненавидеть, а на самом деле просто хотел её. Не как мужчина, а как человек. Как половина хочет быть целой, как смерть хочет жизни, как тишина хочет кричать, как бензин хочет взрываться в цилиндрах и толкать, толкать поршень...

Это у меня в крови.
Это у меня в крови.
Я встретил свою любовь ещё до рождения,
Она хотела любви,
А я — вкусить крови.

Она подпевала эти строчки с такой болью на лице, что хотелось провести пальцем между сведенным бровями, чтобы разгладить глубокую морщинку, удобно улёгшуюся между ними.

Это у меня в крови. Родиться, жениться, сделать правильный выбор. Он должен был её ненавидеть. Тогда какого хера сидишь в её машине и слушаешь это дерьмо? Какого хера в твоих снах теперь эта девчонка в шортах бегает по Мэнору и зовёт тебя за собой? Какого Салазара Астория с помолвочным кольцом на пальце такая холодная чужая и такая... не твоя.

— Остановись.

Ты можешь трангрессировать. Давай. Прочь отсюда. Щёлкни пальцем.

— Остановись, Грейнджер.

Карие глаза на секунду встречаются с серыми, и она выключает музыку. Озирается по сторонам и, выхватив удобное место на небольшой парковке, останавливается и глушит мотор.

Куда вы вообще ехали? Куда ты поехал с ней? Идиот.

— Тебе не хорошо? — повернулась в пол-оборота, смотрит внимательно, почти с нежностью, почти с...

Ты ещё можешь. Может быть, в последний раз. За это раз ты себя ещё простишь. Накажешь, но простишь.

— Поцелуй меня, — не приказ. Просьба. На грани. Самого себя хочется прибить за это и разрезать язык в змеиную уродливую дрянь.

И вспомнил, как уже просил об этом. Так давно, что чувствуешь себя древним стариком на последней ступеньке, на краю крыши, у края чёрной воды.

У бурных чувств неистовый конец? Пусть он продлится подольше. Пусть они едут бесконечно по этим дорогам мимо витрин и людей, пусть незнакомая музыка бьет по голове, пусть он никогда не откроет дверь этой машины...

Чувствуешь её губы на своих и стон полный боли. Чувствуешь, как она скучала, как хотела запустить свои пальцы в твои волосы, как она хотела, чтобы ты попросил.

Вы даже ни разу не поговорили. Как люди. Как друзья. Как любовники. За всю жизнь десяток оскорблений и несколько срывающих крышу с мясом слов. Несколько слов, а она уже перебралась в этой тесной машине на твои колени, обхватила лицо руками и сказала больше, чем ты когда-либо слышал.

Вас видит весь город, а ты закрываешь глаза и наслаждаешься губами на своём лице. Прижимаешь к себе поближе, пусть поцелует ещё раз, пусть качнётся на твоих коленях и почувствует всего тебя. Разрывом слиты порох и огонь. Хочешь сказать, что какой-то ничтожный момент взрыва, секунда детонации держит вас вместе? Серый порошок цвета твоих глаз зашипит от искры, и ты... исчезнешь?

— Я скучал, Гермиона, — губами ей в шею срывающим глотку шёпотом.

Имя. Всегда только мысленно, а теперь вот вслух. Даже язык не обожгло, а она вся задрожала. Прижала твою голову к своей груди и заплакала.

Как ты можешь её мучить. Себя.

«Почти женат, почти женат», — кругами в голове, да никакого толку. Какая разница, если она всё равно постоянно в мыслях, в движениях, с тобой в кровати под одним одеялом. Приставить палочку к виску и стереть память одним коротким словом и вся жизнь по сценарию.

Растворяться он умел. Исчезать, будто его здесь и не было. Пустая парковка, пустая машина, пустое лицо и прилипшие к щекам волосы. Сложить крышу, поднять все стёкла, закрыться изнутри, удариться лбом в руль и закричать. Забраться с ногами на сидение, сжать волосы до боли, выдрать себе несколько прядей, повернуть ключ в замке и вылететь на встречку. Увернуться. Сбросить газ.

***

Гермиона проснулась в собственной кровати от какого-то странного грохота на улице. Она сонно уставилась на будильник, зелеными цифрами оповещавшего о том, что на дворе четыре тридцать утра. Опухшие от слёз веки открывались с трудом, ресницы слипались, и она потерла глаза пальцами, стирая следы вечерней истерики. Снова грохот. Не на улице, в её дверь. Так сильно, что сердце подскочило до самой глотки, заставив её вздрогнуть на развороченной кровати.

Девушка быстро поднялась с постели и схватила с тумбочки волшебную палочку. В полной темноте она добралась до прихожей, подскакивая от нетерпеливого стука в дверь. Лучше бы наложить на дверь пару запирающих заклятий и трангрессировать в «Нору» или к Поттерам. Если это обычные воры или взломщики, они бы не стали ломиться и будить хозяев, а если что-то случилось у Гарри или Рона, а они не смогли воспользоваться камином в её гостиную?

Гермиона, оставаясь на достаточном расстоянии от двери, отперла её заклинанием, и палочка выпала у неё из рук. Малфой держался обеими руками за косяки и смотрел на неё бешеными глазами. Свет от фонаря во дворе светил ему в спину, он выглядел жутко и устрашающе, на секунду она даже подумала, что он собирается её убить, и тут же начала лихорадочно искать палочку по полу, но он бросился вперед и врезаясь в неё своим телом, грубо хватая за руки и толкая её грудь на себя.

— Я так больше не могу, — хриплое рычание куда-то ей в щёку и требовательные губы на губах.

И не надо.