Привет, это я

Часть 14

Я мог бы показать свою лучшую сторону,
Но знаю, что измельчал.(с)
Twenty One Pilots — Bandito

Она проснулась от боли в пальцах, сжимающих в маленький кулак край чёрной простыни. Что-то снилось. То ли кошмар, то ли какая-то пугающая бессмыслица, граничащая с артхаусным кино. Будильник на тумбочке подсказал, что уже десять утра, а значит, Гермиона проспала свою маленькую подработку по рунам в Министерстве. Но ей было до одного места, пускай к длинному списку пороков прибавится ещё и наплевательское отношение к работе.

Так и запишем.

Она резко села на постели, от чего голова завертелась словно сломанная карусель, а перед глазами размазалась комната, будто свежее полотно художника облили водой из ведра. Чуть-чуть зажмуриться и всё придёт в норму. Легкая ткань пододеяльника без одеяла облепляет обнажённое тело, оглаживая кожу своей бездонной чернотой. Солнце безуспешно пробивалось сквозь скучные жалюзи, надеясь наполнить комнату светом.

Словно заворожённая, Гермиона повернула голову, и мутный взгляд коснулся мускулистой рельефной спины, мерно вздымающейся от глубокого дыхания. Светлые волосы серебристым пятном выделялись на угольных подушках, почти сливаясь с фарфоровой кожей. Руки сами потянулись к нему, колени стукнулись друг об друга от душного воспоминания.

Четыре тридцать. Её гостиная. Его руки. Везде.

Грохот закрытой двери. Беззвучные шаги по ковру. Какие-то слова и никаких прелюдий. Он сдёрнул с неё футболку, едва не разорвав ткань руками. Она — в одних трусах. Он — в дорогом костюме. Прижимающий к себе с таким остервенением, что с трудом верится в то, что этот мужчина — человек. Скорее сумасшедшее животное, клыкастый хищник, которого до одури боишься и шкуру которого хочешь постелить на полу в своей спальне. Поцелуи-укусы по всему телу, нетерпеливые руки, обрисовывающие заново грудь и бёдра.

Шаг назад. Измятый пиджак.

Малфой сделал один маленький шаг, и глотку сжало от вакуума. Кожа натягивалась на костях, разрываясь волокнами полотна. Он смотрел. Заглядывал. Внимал серым дождливым штормом. Вылизывал её одним взглядом, и под этой ментальной лаской не хотелось прикрыться. Хотелось холодными пальцами трогать себя, покрывая ледяным слоем горящие порезы. Зажать ногами ладонь и закусить губу, проглатывая приторный стон.

Она не знала, что это. Почему стоит их взглядам пересечься и всё внутри плавится послушным железом под молотом кузнеца.

Пять лет, десять, двадцать, у этого пожара не было срока годности. Какая-то животная страсть по щелчку пальца, преследующая, будто темный крестраж, будто часть твоей души вообще никогда тебе не принадлежала. Когда это случилось? На первом курсе? На последнем, ударом об его грудь с вылетающим сердцем? Другой вопрос, остановятся ли они когда-нибудь?

Казалось, его пальцы не собирались.

Драко скинул красивый пиджак грациозным движением и отбросил его прямо на пушистый ковёр. Он поднял руки к вороту рубашки и медленно освободил верхнюю пуговицу от петли. Погладил её словно твёрдый сосок. Вторую. Четвёртую. Не отрывая глаз от её закушенной губы. Раздевая её до основания, хотя на ней и так ничего не было. Шёлк спустился по жилистым плечам и опустился у его ног куском тёмной тряпки. Она видела его так чётко, только потому что проклятый уличный фонарь делился светом сквозь неприкрытое шторой окно в гостиной.

Ей бы никогда не надоело смотреть.

И да. Почувствовать его тело. Он был её личным Дионисом. Богом развлечений. Персональных, искушённых, неправильных. С горячей кожей и выступающими мышцами под бледной кожей. Благородной. Чистокровной. Она бы облила его красным вином и испила языком святой нектар с каждого изгиба. Она бы сказала спасибо за минуты в Башне старост, сделавшими её тем, кто она есть.

Свободным человеком. Без предрассудков и тормозов в голове. Идущим на поводу у своих желаний и стремлений. Живущим жизнью по-настоящему, а не на формальных вечерах с налепленной на лицо усмешкой.

И так мечтающим о нём — зажатом принципами, правилами, старомодными традициями и убеждениями. О том, кто дрожащими пальцами расстёгивает ремень, стонет в шею от торопливых пальчиков на своей спине, рисующих причудливые узоры.

Кто безустанно борется с самим собой каждый день, но в силах отвадить от неё это бесполезное и отравляющее жизнь занятие.

Гермиона толкнула его в спальню, держась за пояс расстёгнутых брюк. Кровать встретила любовников чёрным шёлковым бельём, таким же чёрным и дорогим, какое любил он сам.

О нет, не для тебя старались, всего лишь подарок. Но ты смотришься здесь просто идеально.

На своем месте.

Гермиона сама стянула с Драко остатки одежды и без спроса оседлала его, качнувшись на кровати легким движением вверх и вниз. Прижалась к вожделенному телу своим и запустила руки в мягкие волосы, сжимая пряди в кулак.

Он был горячим. Твёрдым. Упирающимся в неё желанием. Она хотела его развратный французский язык у себя между ног и умелые пальцы, но села сверху, не давая и шанса сбежать. Не сегодня. Пряча лицо в тонкой шее, Малфой так и сидел на краю кровати, упираясь в мокрую промежность и оглаживая пальцами скромные округлости.

Как же она убивала. Удивляла гранями. Заводила до самого последнего витка пружину и медлила, не отпуская ключ, и не давая механизму расправиться. Было что-то между ними странное. Ненормальное. Нечеловеческое.

Он дал слово и уже не мог его держать. Не там, где жила она и одним своим существованием выкручивала ему живот. Не там, где его пальцы осторожно забрались под ткань тонкого белья, промокшего насквозь. Где она насаживалась сверху и качала бедрами, размазывая влагу, сочащуюся из неё, по его горячему мужеству.

Не там, где истина больше не может быть такой очевидной.

Не ищу любви, а ищу тебя.

Придерживая хрупкое тело за талию, Малфой резко обхватил свой член в кулак и приставил истекающую смазкой головку к сладкому естеству, каждый сантиметр которого всё ещё помнили его пальцы. Слегка поддразнил, утопая кончиком в раскрытых объятиях, вырывая из горла низкий стон и шёпот в собственное ухо:

— ...Тебя... С-сейчас...

Она укусила его за подбородок и, — чёрт, как же в ней узко! — насадилась сама. Без уговоров. Без разрешения, без глупых прелюдий и ненужных слов. До самого конца, вбирая в себя и кусая за точёную скулу. Медленно поднялась и хриплым стоном опустилась, чувствуя, как сильные пальцы впиваются в ягодицы.

Он зажмурился, тугими рывками пропуская сквозь зубы воздух.

Она была сумасшедшей. С мозгами набекрень. Просто чокнутой. Ненормальной девчонкой, строптивой и смиренной в одном теле. Такой родной и знакомой, что кажется, будто знаешь её с рождения. Будто ничего другого в твоей жизни и не было кроме больших карих глаз, строгой формы Хогвартса и вздёрнутого к небу носа, который хочется всё время целовать.

И она с силой и страстью сжимает тебя худыми бёдрами, насаживается с пошлыми стонами на член, сводя с ума теснотой и нетерпеливыми толчками внутри себя. Такое дикое желание сводит ноги судорогой. От осознания того, что кто-то может хотеть тебя так.

А от осознания, как выглядит Грейнджер сзади, у Малфоя всё сжалось так, что он уже не был уверен в своих способностях довести девушку до оргазма, не кончив от пары грубых толчков. Зубами стянув с неё промокшее и совершенно ненужное бельё, он грубо прижал её к спинке кровати, прижимаясь грудью к узкой спине. Не спуская почерневших глаз с со своего члена, упирающегося в покрасневшие от его истовой хватки ягодицы, он нежно толкнулся бедрами и сжал пальцами хрупкое плечо.

Кто-нибудь, помогите вздохнуть.

Вывернут наизнанку. Внутренностями наружу, сердцем — к её ногам.

Влажные шлепки об её бедра; пальцы, сжимающие до белых суставов спинку кровати, его руки на выпирающих косточках снова и снова толкающие на себя взмокшее тело.

Податливое и знающее. Она – тайна. Слепой и оглушённый, избитый изнутри, он пойдет на звук своего имени.

Кто-нибудь, помогите заснуть.

С ней было так остро, что ни один кинжал не сравнится с этим лезвием, срезающим кожу тонкими полосками без крови и боли.

С ней было так опьяняюще хорошо, что, проснувшись на чёрных простынях, Малфой почувствовал себя наркоманом на реабилитации: вроде чувствуешь себя неплохо, но краски не те, и глаза бегают в поисках дозы.

Когда он зашевелился, Гермиона на секунду замерла, но быстро расслабилась, осознав, что нет смысла делать вид, будто они всю ночь чаи гоняли и совершенно внезапно все закончилось умопомрачительным сексом. Малфой потёр глаза, неспешно поднялся и сел на кровати, открывая женскому взору натренированную спину. Он лениво запустил руку в примятые подушкой волосы и слегка взъерошил их.

— Где у тебя ванна? — сиплый ото сна голос и безразличный тон.

Холодный, как дно Темзы в декабре.

Вот так. Без «доброго утра» или на худой конец пресловутого «привет». Всё, что волнует представителей чистокровных семейств с утра в чужой женской постели — где душ. А что ты хотела, это тебе не Британский Принц, а наследник рода Малфоев. В первую очередь — чистота.

— Из спальни направо, — на удивление ответить получилось очень спокойно, и даже голос не дрогнул.

Дрогнуло что-то внутри и зашаталось, словно выбитый зуб.

Не удостоив Гермиону и короткого взгляда, Малфой встал с кровати, не стесняясь абсолютной наготы, собрал с пола свои вещи и скрылся за дверью. Вот она — истинная сдержанность королевских масштабов, но скрывать эмоции одно, а не иметь их вовсе — совсем другое.

Обнажённая Гермиона расположилась поперёк освободившейся кровати, всё ещё чувствуя его тепло на чёрных простынях. Таких же чёрных, как его внутренности. Она нащупала кончиками пальцев прикроватную тумбочку и ловко выдвинула ящик, не сводя глаз с идеально ровного потолка. Заветная скрутка вместе с зажигалкой быстро нашлись в самом углу, и, задвинув назад ящик, она покрутила предметами перед лицом. Косяк принадлежал Чарли — забавной девушке с факультета естественных наук, которая опрометчиво забыла его в «форде», по пути на вечеринку по случаю успешно закрытой сессии. На её счастье, что Гермиона нашла его раньше служителей закона, иначе штрафа в кругленькую сумму было бы не избежать.

Послышался звук льющейся воды из ванны.

Как странно, она знала с десяток рецептов зелий, обладавших теми же свойствами, что и эта безобидная травка — умиротворение, расслабление, беспричинная весёлость и желе вместо мозгов на какое-то время. Да в Косом Переулке, в самой обычной аптеке для магов, и не такое можно было прикупить для личного пользования, но интересен был сам ритуал.

Покрутить между пальцами тонкий пергамент, почувствовать сквозь бумагу высохшие измельчённые лепестки. Крутануть колёсико зажигалки. Два раза. Высвободить трепещущий огонёк, поднести к лицу и глубоко вдохнуть, обхватив губами скрутку. Было в этом что—то. Красивое и неправильное. Не просто опрокинуть в себя горьковатое зелье и упасть на диван без чувств, а медленно с полным осознанием происходящего вдыхать и вдыхать травяной смог.

Докатилась. Гермиона Грейнджер — студентка одного из лучших учебных заведений Англии, добивавшаяся своего места два года, цитирующая Шекспира и рыдающая над Бронте, поглощающая книги словно бекон на завтрак, скромница и почти отличница.

Пьёт, курит, матерится и приводит домой мужчин.

Живёт.

Ладно, если быть честными, Малфой — первый мужчина за все пять лет, что она спит в этой спальне, но факт остаётся фактом.

А ещё пропускает работу без уважительных причин. И ничего не щёлкает в голове при мысли об этом.

Она сложила одну руку в локте и закинула её за голову, прикладывая к губам край скрутки. Потолок казался таким интересным, что глаз не оторвать от девственной белизны и гладкой плоскости, по которой так и хочется провести кончиком пальца.

— Ты куришь? — низкий голос в дверях не заставил её даже моргнуть.

Только потолок. Только бескрайняя гладь. Кайф между пальцами.

Малфой нехотя заглянул в спальню за своей волшебной палочкой, выпавшей из брюк, а заодно сказать, что уходит, но вид раскинувшейся на кровати Грейнджер, абсолютно голой и покуривающей странно пахнущую сигарету, вводил его какой-то неприятный ступор. Он собирался заняться самобичеванием в Мэноре, а заодно и поисками собственной совести, но этот непринуждённый вид и легкое безразличие к его персоне заставляли чувствовать себя каким-то мальчиком по вызову.

С колотящимся сердцем Драко поднял с ковра свою палочку, Гермиона же никак не реагировала на его мельтешение в спальне, она подцепила пальцами какой-то конверт с тумбочки и крутила его перед собой, аккуратно зажав сигарету костяшками.

— А тебя возбуждают только примерные отличницы? — и всё тот же взгляд в потолок.

Апатия.

Не её тон. Не её слова. Не её обнажённое тело на чёрной кровати. Но с чего бы ему получать настоящую Гермиону после столь «тёплого» утреннего приветствия?

— Мне пора, — сказал сухо, но с надеждой, что она всё-таки обернётся.

Они никогда не умели прощаться.

Сразу после пробуждения он не хотел на неё смотреть. Не хотел говорить и видеть в карих глазах надежду и миллион вопросов без ответов. После этой ночи, безусловно, лучшей в его жизни, он чувствовал ядовитую вину сразу перед двумя женщинами, и пора было принимать правильные решения, хоть неправильные уже никуда не деть.

Он искренне считал произошедшее ошибкой, но лаская взглядом хрупкую фигуру, стройные ноги и лениво вздымающуюся грудь, больше всего боялся, что она такого же мнения. Они забылись. Заблудились. И этого не должно было повториться.

Но когда от них что-то зависело?

Вернувшись в Мэнор, Малфой с облегчением осознал, что его отсутствия никто не заметил. Родителям не приходило в голову проверять, а Астория частенько спала в одиночестве, терпеливо ожидая на огромной кровати будущего мужа, который любил работать до глубокой ночи, закрывшись в кабинете. Она знала, что иногда он прямо там и засыпал на неудобной софе, прикрывшись кашемировым пледом. Она не раз разводила в этой мрачной комнате камин, чтобы Драко ненароком не замёрз в собственном доме.

— Опять работал до утра, милый? — Астория встретила его в трапезной за поздним завтраком.

Да. Сколачивал собственный гроб.

— Что-то вроде того, — неопределённо махнул Драко, ковыряясь в тарелке. Он просто не мог смотреть ей в глаза.

Малфой внимательно осмотрел комнату и свою невесту и вдруг понял, что отчётливо видит своё будущее. Завтраки в величественном замке, примерную жену, поправляющую крупные серёжки, стоимостью как дом Поттеров, её ровную осанку и идеальную причёску. Самого себя — угрюмого и утомлённого ночной «работой». Нет, он не собирался вести себя, как богатенький щёголь, менять женщин при живой жене и возвращаться под утро — злым и оттраханным. Астория была достойна большего. Намного большего чем тот, кто с трудом контролирует эмоции в присутствии одной самой непримечательной ведьмы. И Грейнджер была достойна большего, чем забывшийся аристократ, изменяющий своей будущей суженой за две недели до свадьбы.

В его жизни, всё было закономерно. Учёба во Франции, случайная встреча с Асторией, бурный и красивый роман, что позавидовали бы все бульварные романы. Предложение руки и сердца, слёзы матери и улыбка отца. Уравнение вот-вот должно было решиться пышным празднеством округлым животом, но судьба-математик капнула чернилами на бумагу и бесцеремонно ввела одно коварное неизвестное. Такое до боли знакомое, что вся задача перечёркивалась злыми каракулями.

Чисто технически это нельзя было считать изменой. Он не дал клятву, не надел кольцо на безымянный палец и не подарил ей свою фамилию, но они спали в одной кровати два года, Гринграсс хорошо ладила с Нарциссой и просто идеально ему подходила. Без всех этих формальностей она была его женой по сути, а не на бумаге, и он бы точно не простил ей другого мужчину.

Он даже не мог простить Грейнджер жизнь без него.

Разорвать помолвку сейчас? Когда все пафосные речи сказаны, приглашения разосланы, а подвенечное платье висит в шкафу рядом с его шикарным смокингом? Когда Нарцисса так счастлива в ожидании внуков, когда отец вернулся из тюрьмы и в жизни его матери, наконец-то все стало нормально?

Когда они снова стали... семьёй?

Нет, он не мог разочаровать ещё одну важную для него женщину. С него уже достаточно имеющихся за плечами подвигов, но Астория должна знать. Должна знать, за кого выходит замуж, кому отдаст лучшие годы жизни, чье семя взрастит в себе. И она примет решение. Иначе весь их брак превратится в один большой клубок фальши и лжи.

— Астория, нам нужно поговорить, я буду ждать тебя в своём кабинете, — Малфой бросил на стол салфетку, так и не притронувшись к еде.

***

Блейз Забини, как истинный чистокровный волшебник, магловские рестораны не признавал. Он бы с лёгкостью мог переступить через себя, да и разнообразие в блюдах лондонских закусочных не уступало лучшим магическим заведениям, но привычка она и есть привычка.

Он ждал ответа два дня и уже не надеялся на возможную встречу, но его сипуха вдруг принесла в своём клюве исчерпывающий ответ и приглашение на ужин, не терпящее отказа. Впервые от женщины. Поистине, он уже столько лет знал самую странную волшебницу всех времён, пусть и самую умную. Хоть она и перестала выпячивать наружу интеллект и сыпать научными фактами в любой беседе, удивлять всё равно не переставала.

Он уже мысленно завидовал Гарри Поттеру, самому близкому, как он считал, человеку в её жизни. И также мысленно ругал, за то, что Герой ни разу не воспользовался явным преимуществом и даже не попробовал стать ей ближе.

Бывший слизеринец закусил губу, отгоняя мысль о том, что он вообще-то тоже не пытался стать ближе Драко Малфою — своему самому близкому другу. Нет, с его чувством юмора точно что-то не то.

Когда миловидная девушка в простой повседневной мантии перешла порог небольшого, но очень романтичного кафе в Косом Переулке, Блейз, как истинный джентльмен, встал и галантно отодвинул для дамы стул, учтиво кивнув в знак приветствия.

Не то, чтобы он хотел произвести особенное впечатление, манеры же никуда не денешь, просто с ней всегда хотелось быть особенно вежливым. Он сам не знал, что каждым красивым жестом извинялся за своё идиотское поведение в школе.

Если бы этого было достаточно.

— Давно ждешь? — Гермиона Грейнджер ослепительно улыбнулась и легко присела на предложенное место. Она с интересом оглядела интерьер заведения, отмечая для себя, что никогда не была в этой части магического переулка и даже не замечала искусно украшенную кованными узорами вывеску этого симпатичного ресторана. — У меня серьезный разговор, Блейз.

— Обожаю серьезные разговоры, — подмигнул Забини, присаживаясь напротив. Он щёлкнул пальцами и подозвал молодого официанта, чтобы тот принёс заранее выбранную им бутылочку итальянского вина. Меньше, чем через десять секунд пузатые фужеры уже были полны кроваво-красной жидкости.

— Я переспала с Драко Малфоем, — больно и резко, без смазки и предварительных ласк. По самые яйца.

А она горячая штучка.

— Беру свои слова назад, — тут же смутился волшебник, пододвигаясь поближе к собеседнице.

Разговор обещал быть слишком интимным, чтобы переговариваться в полный голос. Он-то собирался провести вечер за вкусным ужином и воспоминаниями о школьных деньках, но никак не думал, что придётся обсуждать личную жизнь лучшего друга. Прямота гриффиндорки просто не знала границ.

— Не думай, что я хвастаюсь, — делая большой глоток (наверное, для храбрости, хотя куда уж ей столько), призналась Гермиона. — У него же скоро свадьба. И ты единственный, с кем я могу обсудить эту тему.

Блейз хотел сказать, что эту тему вообще вряд ли стоит с кем-либо обсуждать, но решил повременить с нравоучениями. Как бы ему было неприятно залезать во всю эту грязь, очевидно, от него ожидали совета и помощи, а не лекции о том, как должны вести себя неженатые люди, оставаясь наедине друг с другом.

А ещё он с ужасом отметил, что нисколько не удивлён, что между этими двумя всё-таки состоялся постельный «разговор».

— Я не особенно разбираюсь в тонкостях традиций чистокровных семей, но все же опасаюсь, — Гермиона воровато огляделась, но никто не обращал на них внимания. — Опасаюсь некоторых... последствий.

— Если вы предохранялись, то заверю тебя, последствий не будет, — шепнул Блейз, наклоняясь к девушке.

— Да я не об этом, — слегка улыбнувшись и шлёпнув его по руке, зашипела Грейнджер. — Он же не отменит теперь свадьбу?

У девушки был такой испуганный взгляд, что хотелось приобнять её за плечи и немедленно успокоить. У Блейза язык чесался сделать нескромный комплимент и сказать, что ради Гермионы стоит отменить и три свадьбы, если потребуется, но он понимал, что она искренне переживает и не хочет быть эдакой коварной разлучницей у алтаря, иначе бы не стала рассказывать ему всё это. Он чем-то заслужил её доверие и не собирался его так просто упускать.

— Если у Драко хватит мозгов никому об этом не рассказывать, а я уверен, что хватит, то тебе не стоит так переживать, — попытался разрядить обстановку Блейз. — Асторию уже объявили счастливой невестой и поверь, так просто новое звание никто не станет отбирать.

— Принцесса Диана тоже была счастливой невестой, но её муж ей изменял и об этом знала вся Британия, и я не хочу становиться частью подобного скандала, — нервно теребя край своей мантии, заявила Гермиона и быстро сделала очередной глоток.

— Ты же знаешь, я не разбираюсь в магловских монархах, — махнул рукой Забини. — Но уверяю тебя, Малфои не разводятся. Избегай его пару недель, газеты объявят новую леди Мэнора, и будешь жить как прежде.

Официант принес два салата и учтиво пожелал приятного аппетита, но гостей мало интересовали блюда, они куда охотнее прикладывались к фужерам с вином.

— Свадьба через две недели? — ошарашенно спросила Гермиона, как только молодой человек в форме отошел от стола. — Не думала, что так скоро.

Она выглядела удручённой и бесконечно расстроенной, Блейз не понял причины её неподдельного удивления.

— Разве Малфой не принёс тебе приглашение? — он ткнул вилкой в несчастный салат.

— Нет, — нахмурилась собеседница. — Он при мне отдал их Гарри и Джинни, но... нет, кажется, я не получала ничего подобного.

— Странно, я же сказал ему, что пойду с тобой и предупредил об этом заранее, — теперь хмурился Блейз, пытаясь разгадать мотивы поступка Драко.

Забыл? Издевался? Испытывал на друге своё извращённое чувство юмора?

— Давай сменим тему, — неожиданно оживилась Гермиона. — Скажи, когда ты последний раз виделся с Фэй? Вы же встречались в школе, если мне не изменяет память.

Память ей не изменяла, но невинное упоминание гриффиндорки Данбар заставило и без того тёмные глаза Забини почернеть, словно угли.

— Давай лучше о чём-нибудь другом поговорим, — нервно жуя, проговорил Блейз, не ощущая вкуса на языке.

По незнанию своему Гермиона коснулась запретной темы и ужинать резко расхотелось. Одно дело трепаться о Драко и его неумении держать себя в руках (впрочем, как и всегда), а другое — говорить о себе и бередить старые раны, давно покрывшиеся жуткими рубцами. Отличница Грейнджер не могла не заметить в нём кардинальных изменений по отношению к ней самой, да и к жизни в принципе, и он был благодарен ей за то, что не лезла с расспросами в душу, а просто принимала таким, какой есть, без старых обид и глупых предрассудков. Но причина тому была. Серьёзная и до отвращения жуткая. Не было и дня, чтобы Блейз не жалел об этом. Не было и дня, чтобы он не корил себя за то, что ему пришлось пережить настоящий кошмар, прежде чем стать достойным человеком.

Достойным хотя бы в глазах других, но только не в своих собственных.

— Как Поттер поживает, к примеру? — выдавливая из себя улыбку поинтересовался Забини, закрывая дыру в груди краями пиджака. — Слышал, у него растёт маленький наследник?

Спасибо тебе, Поттер, за то, всегда есть о чём поговорить.

***

Астория глотнула крепкого огневиски и зажмурилась, подавляя приступ кашля. Голова шла кругом, а ноги стали ватными. Она присела на краешек кожаного кресла и, не теряя достоинства, взглянула на своего будущего мужа.

— Я знаю её? — голос ровный и спокойный, будто разговор о старой знакомой.

— Это совершенно не имеет значения, — устало отозвался Драко, продолжая облокачиваться на собственный стол и изучать рисунки на дорогом ковре. — Этого не повторится.

Он бессовестно упустил все подробности ночи с Грейнджер, но честно признался своей невесте в измене. Сказал, как есть, без соплей и слащавых обещаний, неискренних просьб понять и простить. Только услышать.

Услышать и озвучить приговор.

Астория держалась как подобает леди. Глубоко вдохнула, налила себе немного крепкого алкоголя и, не давая ход слезам и истерики, решила поговорить как цивилизованные люди. Ей ли не знать, что такое брак по расчёту. Лорд-отец не особенно скрывал от миссис Гринграсс свои похождения, а она не спешила проявлять интерес. Это было настолько нормальное явление, что даже законы морали, казалось, не имели никакой силы.

Только не к таким, как Малфои и Гринграссы.

Да, у них с Драко всё выходило просто сказочно, они влюбились друг в друга не по приказу, а случайно, за несколько свиданий в Провансе, но он вырос в точно такой же семье, как и она сама, он видел и слышал достаточно. И хотя подробностей отношений Люциуса и Нарциссы никто не знал, вероятность наличия у супругов отношений на стороне никто не отменял, и Астория реагировала также как её мать — гордо и с достоинством. Та девушка — развлечение на одну ночь, а она — будущая жена наследника Малфоев. Разница была слишком ощутимой, чтобы бурно реагировать на какую-то удачливую ведьму. Драко — мужчина с потребностями, и Астория прекрасно знала, что не давала ему всего, что он желал.

Но и упускать его не собиралась. Только не сейчас.

— Ты никогда не обманывал меня Драко, я знаю это, — ласково пропела Астория. — И я ценю твою честность.

Она поставила бокал на резной стол и встала рядом со своим будущим мужем, копируя его позу.

— Это не самое приятное, что может услышать девушка на пороге к алтарю, но я в очередной раз убедилась, что сделала правильный выбор, — будущая миссис Малфой мягко положила голову на плечо Драко. — И не собираюсь больше об этом разговаривать.

Было слишком просто. Просто на столько, что стыд заливал каждую клетку тела, вытягивая из груди липкое чувство вины.

— Прости меня, — обречённо выдохнул блондин, не отвечая на нежность. — Я унизил самого себя.

— Я же сказала, что не собираюсь об этом говорить, — Астория подняла голову и серьёзно взглянула на Драко. — Тема исчерпана. Ты прощён. Но ночевать будешь сегодня в своей спальне.

Она шутливо стукнула его по плечу и мягко улыбнулась.

Мерлин, за что ему такая, как она?

— Но послезавтра, мистер Малфой, чтобы без опозданий.

Астория грациозно развернулась и выпорхнула из кабинета, оставляя после себя легкий аромат цветочных духов. Драко сжал переносицу пальцами и со всей силы зажмурился. Её легкость и абсолютное отсутствие обиды или, хотя бы, маленькой ревности полностью обезоруживали. С одной стороны, он избежал громкого скандала со слезами и битьем посуды, но с другой стороны, она вела себя даже слишком спокойно.

Грейнджер залепила бы ему кулаком в нос, оглушила бы звонким голосом, а прощения просить пришлось бы на коленях, пальцами вытирая с точёных скул горячие слёзы. И он бы просил. Вот так, совсем не аристократично и благородно, упал бы перед этой дурой на колени и, целуя острые коленки, умолял его простить. Никому не отдавать. Никогда не уходить.

Игнорируя тупую боль в груди, Драко отцепился от своего лица и сунул руку во внутренний карман пиджака. Он медленно подошёл к трещащим поленьями камину и, облокотившись локтем на полку, взглянул на подрагивающий огонь. Сам не знал, что хотел в нём увидеть, но смотрел долго и пристально, будто пытался разгадать древнюю загадку.

Слишком много неправильных решений в жизни. Ещё больше тех, о которых приходилось горько пожалеть. И одно спонтанное, рвущее на части внутренности. За семь лет он извёл всех демонов внутри себя, но от самого главного так и не смог избавиться. От того, что отчаянно желал видеть перед собой лишь карие глаза и вздёрнутый подбородок. Рогатый изверг не имел на это права и ковырял от безысходности корявым ногтем по рёбрам. Над ним не властно ни время, ни совесть. Ему наплевать.

Но не ему править балом.

Драко вытащил из кармана плоский конверт и бросил в огонь приглашение для Гермионы Грейнджер.