Привет, это я

Часть 3

Все закончилось также внезапно, как и началось. По большому счету, ничего и не начиналось, но Гермиона день за днём корила себя за собственную, абсолютно неуместную, на её взгляд, реакцию.

Чересчур бурную для девушки-отличницы и совершенно несвойственную.

А теперь главная заноза слизерина, в своей обычной манере, сделала из неё пустое место.

Конечно, он и раньше особенно не жаловал Гермиону и всех тех, чьё происхождение наносило непоправимый удар его низменным предубеждениям и чрезмерному самолюбию, но девушка чувствовала, что что-то изменилось, и ненавидела себя за это чувство.

Какого чёрта, спрашивается, она вообще обо всем этом рассуждает?

Такого, что еще пару недель назад они не могли по одному коридору пройти без колкостей и взаимных оскорблений. Еще пару недель назад Гермиона обращала на заносчивого блондина внимания не больше, чем на грязь под ботинками, но с некоторых пор, и она даже не могла точно сказать, с каких именно, он не выходил из её головы круглосуточно.

Сначала эта стычка в библиотеке, от которой до сих пор сходили синяки, и за которые все ещё хотелось потребовать объяснений. Потом эта загадочная улыбка, брошенная вскользь, через час после произошедшего. Да он же никогда в жизни ей не улыбался! А спустя еще пару дней странная сцена в репетиционном зале, граничащая с началом дешëвого порнофильма, когда Гермиона позволила себе проявить невиданную слабость.

Снова.

Она винила во всем Забини и его дурацкий танец. Он распалил её, и она поддалась на провокацию, не задумываясь о последствиях. Ведь это всё могло оказаться очередной жестокой шуткой от Слизеринцев, так любивших её подначивать, но ей и в голову не пришла такая мысль, пока Малфой совал в рот свои пальцы. Больше всего Гермиона боялась, что все это могло ей привидеться, а она потихоньку съезжает с катушек на нервной почве. Ей плохо спалось в последнее время, особенно когда её соседка Фэй зачастила с ночными «свиданиями» со своим таинственным поклонником.

Она вздрогнула. Лучше не думать о них.

Но сейчас ведь ничего не происходит. То есть, совсем ничего. Ни косых взглядов, ни перепалок, ни тупых шуток. Он в её сторону вообще не смотрит. Проходит мимо молча и так быстро, что только резкий поток воздуха с оттенками свежего малфоевского одеколона, чуть растрепавший волосы, подскажет о его секундном присутствии. Ни тебе фирменного «заткнись, Грейнджер», «отвали, Грейнджер», «проваливай с моего места, Грейнджер», «не умничай, Грейнджер». Ни толчков в плечо, чтобы сумка с грохотом свалилась на пол, ни язвительных комментариев на занятиях, под дружные смешки Забини и компании. Даже Гарри, который был особенным любимчиком блондинистого сарказма, вдруг остался не у дел.

Полный и абсолютный игнор. Бесконечная тишина с того места, где сидит его аристократичное величество.

Мерлин, лучше бы они тогда подрались до крови в библиотеке, в таком случае все было намного проще. Обошлись бы стандартным набором: звонкая пощечина от неё и несильный толчок в грудь от него, словесная перепалка и разбежались. И дышать было бы намного легче.

Гермиона с ужасом осознала, что заносчивого Малфоя предпочитала гораздо больше молчаливому. Она могла стерпеть обиды и подколы, оскорбления и стычки, но тотального бойкота — ни за что. И снова и снова ненавидела себя за это.

Если бы он вел себя как обычно, то есть оставался высокомерным мерзавцем, то и в её жизни все было бы как обычно. Мало того, что он портил жизнь ей и её друзьям с самого первого курса, так теперь он еще и резко сменил тактику, видимо, с целью все-таки довести знаменитую отличницу до смерти, раз это не получилось у Тёмного Лорда.

Надо признать, получалось у этого гада весьма неплохо. Еще парочка таких недель в полном молчании и она воткнет ему в глаз палочку, а потом полностью удовлетворённая, отправится доживать свои дни в Азкабан.

— Гермиона, о чём ты думаешь? — Джинни резко бросила спортивную сумку на скамью и села напротив, опрокинув в себя кубок с водой. Она не переоделась после тренировки по Квиддичу, раскрасневшееся лицо блестело от пота, а влажные прядки, что выбились из конского хвоста, змейками облепили невысокий лоб. — Я звала тебя, ты не слышала?

Гермиона отрицательно покачала головой, позакрывала книги, что разложила перед собой двадцать минут назад, и сложила их в аккуратную стопочку.

Спорим, если бы её звал голос змеёныша, она бы уже танцевала по столу?

— Я думала о контрольной по Травологии, — вздохнула Гриффиндорка. — Как прошла тренировка?

Не стоит ей сейчас ничего говорить о слизеринце. Тем более, что ничего не случилось. Хватит и бесконечных монологов у себя в голове.

— Так она же вчера была? — игнорируя вопрос, нахмурилась Джинни. — Или я что-то путаю?

С каких пор она стала такой внимательной?

— Гарри мне вчера все уши про неё прожужжал, было очень утомительно, — усмехнулась подруга и скривилась, будто ей внезапно стало больно.

— Я переживаю за результаты, — невозмутимо пояснила Гермиона и обеспокоенно осмотрела спортсменку. — Всё в порядке?

— Да, чёртов Малфой, — еще раз скривилась она, — запустил в меня бладжером.

Вы только посмотрите на этого засранца, даже в самой будничной беседе нет-нет, да всплывёт его имя. Кажется, что, если бы они разговаривали о платьях, он бы и здесь выполз из своего шипящего гнезда, отпуская остроумные комментарии. Гермиона опёрлась подбородком на ладонь и постаралась придать своему лицу как можно более незаинтересованное выражение.

— Малфой? Он же вроде ловец? — на его имени голос дрогнул и получилось не очень убедительно, но она надеялась, что её промах не будет замечен. — Или я что-то путаю?
Гермиона не была уверена должна ли знать это. Точнее, полагается ли ей это знать, учитывая их отношение друг к другу. В последнее время она редко интересовалась игрой и не могла назвать основные составы команд по памяти, кроме Гриффиндора.

Джинни чуть рассмеялась, но быстро остановила себя, прикладывая ладони к рёбрам. Кажется, смех отдавался болью у неё в груди.

— Конечно, он ловец, но на тренировках они любят меняться ролями, — пояснила девушка, делая еще один большой глоток из кубка. — Змеиная стратегия.

Джинни от отвращения закатила глаза, а Гермиона уже было открыла рот, чтобы отослать подругу к Мадам Помфри, как вдруг двери Большого Зала с шумом открылись и в помещение, словно по волшебству, влетел тот самый ловец.

Ой, а мы как раз тебя вспоминали. Хоть один день можно прожить без него?

Видимо, нет.

Такой же разгорячённый и растрёпанный, как Джинни, он в несколько шагов преодолел большую половину зала и остановился возле кучки слизеринцев за столом, которые тут же прекратили беседу и обратили заинтересованные взоры на своего предводителя. Судя по его напряженному лицу и сдвинутым на переносице бровям, он был в бешенстве.

— Какого хрена, Винсент? — взревел Малфой, заставив Гермиону и еще нескольких девушек подпрыгнуть от неожиданности. — Все никак не нажрёшься? Почему я не видел твоей ненасытной рожи на тренировке?

Мистер Тактичность во плоти, знакомьтесь. Теперь в этот скандал были втянуты все присутствующие без исключений, хотели они того или нет.

— Я заболел, — недовольно процедил Крэбб, озираясь на внезапно притихших сокурсников, — и я предупредил Монтегю.

Верная собачка Малфоя боялась его до смерти, но страх показывать не желала, в особенности перед другими слизеринцами, ведь когда гнев хозяина обращен не на тебя, так легко издеваться над другими. Гермиона хотела демонстративно отвернуться и сделать вид, что ей абсолютно наплевать на все происходящее между конфликтующими спортсменами, но она боялась, что такое поведение вызовет только больше подозрений, если она, как и все, не будет заинтересована очередной вспышкой гнева змеиного Принца.

— С тем же успехом ты мог предупредить и Поттера, — рявкнул он, недовольный ответом. — Я капитан и не собираюсь выполнять твою работу.

На последних словах он покосился на взъерошенную Джинни. Теперь понятно, почему он сегодня играл за загонщика. Его королевское величество не предупредили об отсутствующих, и ему пришлось снизойти до такой низкой роли.

Тон блондинистой мегеры стал чуть тише, но от этого не менее яростным. Капельки пота стекали по медленно бледнеющему лицу, но он лишь ловким движением руки отбросил назад волосы и Гермиона заметила, как несколько девушек, что внимательно наблюдали за ним, закусили губу от этого зрелища.

Она была рада узнать, что он действует так ослепляющее не только на неё одну. Каким приятным было это осознание, наверное, первый раз в жизни, что она такая же девушка, как и все. Нельзя было не признать, на сколько Малфой был привлекателен, точнее, на сколько он СТАЛ привлекателен за последний год, и какое же это облегчение, когда вдруг понимаешь — твоя реакция абсолютна нормальна. Такая же как у всех. Прямо гора с плеч.

И если он не будет совать свои пальцы в рот, то девушки сегодня обойдутся легким покусыванием губ и, возможно разбушевавшимися фантазиями, но ничего смертельного.

Гермиона улыбнулась собственным мыслям, сбрасывая с себя то напряжение, которое исправно носила с собой последнюю неделю игнорирования Малфоя.

— Либо ты немедленно выздоравливаешь и несешь свою задницу на поле, либо я сегодня же беру в команду нового загонщика. Выбор за тобой, Винсент, — хриповатый голос вытащил Гермиону из легкого транса, но не стер улыбки с её лица.

— Я понял, — буркнул Крэбб и поднялся со своего места, — переодеваюсь и иду на поле.

— Живо! — зарычал блондин и смерил сокурсника уничтожительным взглядом. — Два раза я повторять не собираюсь.

Винсент Крэбб сострил недовольную мину, но подчинился. Он схватил сумку, что-то напоследок сказал сокурсникам и пулей вылетел из Большого Зала, стараясь не смотреть на Малфоя.

— Что вылупились? — выплюнул ловец, заметив, наконец, заинтересованные взгляды. Кажется, его вообще не волновало то, что он устроил это представление перед десятками зрителей. Словно, весь Хогвартс принадлежал ему одному, и он мог вести себя, как вздумается. Сквернословить, например, при младшекурсниках.

Как ни в чем не бывало, он отошел от слизеринского стола, но через два шага одним движением развернулся, будто что-то забыл, и обратил свой взор на Джинни, продолжая двигаться спиной к двери.

— В следующий раз запущу бладжер тебе в голову, Уизли, если не перестанешь наглеть, — совершенно буднично, без тени прошлой ярости, угрожал слизеринец. — Я слышал, после такого на поле не возвращаются.

— За свою голову переживай, Малфой, — без колебаний отозвалась охотница, чуть поморщившись от глубокого вздоха, — а то извилин потом не досчитаешься.

Блондин закатил глаза, также ловко развернулся лицом к двери и лёгким бегом направился на выход, не удосужившись бросить последнюю колкость в этом коротком диалоге.

Гермиона в один момент вся сжалась до размеров снитча. Он не посмотрел на неё, не мазанул презрительным взглядом, как обычно, не отпустил даже самую маленькую колкость. Будто рядом с Джинни никто и не сидел. Тот груз переживаний, от которого она с лёгкостью избавилась пару минут назад, вернулся, заметно прибавив в весе. Она даже в какой-то степени завидовала свой подруге, которая беспрепятственно могла собачиться с Малфоем, не думая при этом ни о чём.

Может, её реакция на него и была нормальной, но его абсолютное, всепоглощающее безразличие от этого никуда не делось. Ей хватало и Рона, который даже не смел находиться с ней в одной комнате, не то что бы разговаривать. Она почти привыкла к его молчаливому присутствию, но, по крайней мере, точно знала мотивы такого поведения. Они расстались. Со скандалом, с истериками, с ночными слезами и переживаниями. Они прекратили отношения еще до начала учебного года и ей были понятны чувства Рона. Поначалу он вёл себя как обычно, только с той разницей, что предпочитал не оставаться с Гермионой наедине. Вообще никогда. В этом не было ничего странного. Совершенно нормальная реакция для людей, которые прекратили романтические отношения. Последние два месяца Уизли и вовсе перестал общаться, и Гриффиндорка решила не лезть к парню в душу, разумно предполагая, что ему, возможно, тяжело даётся разрыв. Рон больше не просил списывать или помочь на контрольной, избегал встреч и разговоров, избегал даже лишнего взгляда. Это все только подтверждало логичные предположения девушки. Ему было больно и она не собиралась делать еще больнее, давая возможность лучшему терапевту — времени — излечить его.

Гермионе даже была понятна легкая отчужденность Гарри, который с головой погрузился в собственные дела. Бесконечные встречи в Министерстве и нескончаемые интервью то в одну газетёнку, то в другую, изрядно потрепали ему нервы сразу после окончания войны. Когда появилась возможность, и они все вернулись в Хогвартс, снова зачисленные на седьмой курс, он, как ей сначала показалось, смог расслабиться и жить прежней жизнью. Но, вышедшие на новый уровень, отношения с Джинни не давали ему сосредоточиться на чем-то другом. То конкуренция в команде по Квиддичу, то школьные сплетни от завистниц о мифических любовных похождениях, то чересчур настойчивые ухажёры его девушки, а то и вовсе подозрения на её беременность. Все эти факторы вкупе с самым сложным седьмым курсом и надвигающимися экзаменами не давали ему и головы поднять.

И Гермиона и в этот раз осталась понимающей подругой, которая лишний раз не станет приставать с расспросами. Они повзрослели и проблемы у них начались взрослые. Она скучала по вечерним посиделкам в гостиной Гриффиндора, когда парни увлечённо играли очередную партию в волшебные шахматы, а она зудела над ними и заставляла учиться. Но она могла это пережить. Она все понимала.

Гермиона даже была готова переключить своё внимание на Дина Томаса, который, как она думала, решил пригласить её на Рождественский Бал, но после короткого разговора очень скоро поняла, что во-первых, записка совершенно точно была не от него (и, возможно, предназначалась не ей), во-вторых, им просто не о чем беседовать. Дин был милым парнем, отзывчивым, с широким кругом интересов, они хорошо ладили и к тому же были старостами своего факультета, но романтические отношения — это точно не про них.

Так что же с Малфоем? С ним-то она не ругалась. Точнее будет сказать, не мирилась. Хотя бы в отношениях с ним у неё была какая-никакая стабильность. Поцапались, как всегда в коридоре по дороге на урок, и считай, что день прожит не зря. Ежедневные перепалки со слизеринцем то и дело доказывали: всё нормально, всё как всегда.

Но, по всей видимости, даже этому самодовольному хорьку надоело с ней возиться. Какая она, должно быть, стала неинтересная, что даже вечная заноза Малфой, которому вообще плевать, кому говорить гадости, решил с ней «порвать». Устроил на прощание лёгкую потасовку, потом поиздевался в своей похотливой манере и исчез из жизни. В его стиле.

К огромному удивлению Джинни, притихшая Гермиона вдруг разразилась истерическим смехом. Громким, звонким, заливистым, даже немного жутким. Она никак не могла остановиться, хлопая ладонью по тёмной столешнице и содрогаясь всем телом. Те студенты, что еще оставались в Большом Зале с интересом глядели на девушек, не понимая причину такого веселья.

— Гермиона? — охотница осторожно положила руку на кисть подруги и почувствовала вибрацию от всепоглощающего смеха. — Тебе плохо?

Такой хохот точно не мог являться признаком душевного здоровья, и Джинни не на шутку перепугалась. В последнее время им не удавалось пообщаться как следует, то тренировки, то контрольные, то Гарри Поттер, то еще что-нибудь. Девушка старалась уделять любую свободную минуту подруге, но этого все равно было мало. Они давно не говорили по душам, и эта внезапная истерика до чёртиков пугала её.

— Мне хорошо, — сквозь смех ответила Гермиона, промокая уголком мантии увлажнившиеся глаза, — просто замечательно.

Спустя добрых пару минут, она, наконец, успокоилась и перестала содрогаться. Громко выдохнула и принялась складывать свою стопку книг в сумку.

— Тебе лучше сходить к Мадам Помфри, Джинни, — профессорским тоном заявила гриффиндорка, будто не у нее только что был приступ безумного смеха. — У тебя запросто может быть перелом.

Все книги не влезали, и ей пришлось взять парочку в руки.

— Я хотела посидеть с тобой до конца тренировки, сегодня мне на поле дорога закрыта, — между рыжеватых бровей Джиневры пролегла глубокая складка. — Не хочешь поговорить?

— Опаздываю на дополнительное занятие у МакГонагалл, — пожала плечами Гермиона. — Не хочу заставлять её ждать.

— Ты все это с собой возьмёшь? — окидывая взглядом ношу, решила уточнить Уизли.

— По дороге занесу в библиотеку, — Гермиона с важным видом набросила сумку на плечо, — увидимся.

Гриффиндорская отличница неслась по каменным коридорам, с трудом сдерживая остаточные нервные смешки. Конечно, ни к какой МакГонагалл она не собиралась, и никуда вовсе не опаздывала. Просто не могла больше сидеть и разговаривать о чем-то отвлечённом, пока падала столь низко в своих собственных глазах. Ноги несли её в башню старост, и она очень надеялась, что не встретит там никого в это время.

Просто нужно было подумать. Все взвесить и успокоиться.

Нет, ну, надо же, как все у всех хорошо складывается. Рон может игнорировать её, ведь у него разбито сердце, Гарри может игнорировать её, потому что у него серьезные отношения. Малфой же может игнорировать её, просто потому что ему до смерти надоело задевать грязнокровку. Джинни занята своей спортивной карьерой и тем же Гарри Поттером, поэтому ей игнорирование разрешается в равной мере, что и остальным.

В этой школе все решили сделать из Гермионы Грейнджер пустое место?

Гриффиндорка ужаснулась. Нет, она серьезно предпочла бы это мерзкое прозвище из уст мерзкого аристократа, но только не его молчание? Видимо, к мадам Помфри нужно было поторопиться ей, а не Джинни. А еще лучше к хорошему психоаналитику. Как можно скорее.

Бам!

Из-за угла на девушку вылетел (кто бы мог подумать) Малфой, все еще в спортивной форме и явно куда-то очень сильно торопящийся. Видимо, по всей школе искал прогульщиков, чтобы лично сделать им выговор и пригрозить вылетом из команды. Да пусть потешится его королевское высочество.

Драко спешным движением руки оттолкнул от себя Гермиону, словно мешающий стул, и поспешил по своим делам, не обращая внимания на упавшие из её рук книги и разъярённые карие глаза, что впивались ему в спину.

Молча.

Кажется, что если бы она стояла здесь голая, он бы и то не заметил. Может, ему пора уже переметнутся к красно-золотым, чтобы они все вместе дружно её игнорировали? Глядишь и подружились бы на почве своей внезапно резвившейся апатии.

Тоже мне, кружок прострации и пофигизма.

Что-то очень холодное и липкое заставило сжаться желудок. Перевернулось несколько раз и толкнулось под рёбра, просясь скорей наружу. Обида, гнев, жалось к самой себе, или к ним, бесчувственным и бесконечно безучастным?

Да чёрт его знает, но оно просилось все сильнее. Карабкалось вверх по рёбрам, хватаясь своими цепкими ручонками за кости. Вот-вот и порвёт когтистым пальцем легкие, выпуская в грудь последний кислород.

— Да пошел ты, Малфой, — выругалась гриффиндорка, нагибаясь за учебниками и тут же пожалев о сказанном, но с полной уверенностью в том, что её не услышали.
По крайней мере, она надеялась на то, что сказала это достаточно тихо, но вздрогнула, когда стук шагов резко прекратился. Одновременно с когтями на исцарапанных рёбрах.

— Не понял? — Боги, такой удивлённый тон, будто он и правда, услышал реплику от невидимки. Будто с ним разговаривал чёртов кусок стены, а он никак не мог понять какой именно.

Он что, издевается?

Она выпрямилась, так и не подняв томик по Травологии.

— Я сказала, пошёл ты нахрен, Малфой, — с чёткими паузами между словами отчеканила Гермиона и облегчённо выдохнула.

Ему тоже всегда становится так хорошо, когда он кого-то посылает?

Её перестало подташнивать, и она жалела, что не может вытянуться еще сильнее, так, чтобы позвоночник захрустел от напряжения.

— Ты с дуба рухнула, Грейнджер? — Малфой развернулся и сделал несколько больших шагов к девчонке. Сырое чувство одиночества в миг растворилось, перестав мучительно медленно растекаться по венам.

Блаженство. Чуть-чуть побольше издевательского тона в голосе и было бы совсем идеально.

Было бы как всегда.

Она вздёрнула подбородок, как только он приблизился. Его бесило это. Она знала. Она наслаждалась.

Они снова ругаются. Он снова смотрит на неё с ненавистью и сжимает кулаки от ярости. Вот-вот и она услышит, как скрипят белоснежные зубы от гнева.

Что может быть лучше этого?

— Ты оглох, что ли? — с вызовом поинтересовалась Гермиона. — Засунь палочку себе в ухо и прочисти.

И откуда в ней столько смелости и язвы? Может, стоит почаще посылать людей куда подальше? Ведь, судя по реакции слизняка, молча такое стерпеть было довольно проблематично.

Она не хотела все это прекращать. Он неделю мучал её своим бойкотом, и должен был дать ей наверстать упущенное. Иначе она слетит с катушек. Просто сойдет с ума от этого повсеместного безразличия и точно угодит в больницу Святого Мунго. Будь она хоть самой сильной волшебницей в мире, какой от этого толк, если она не может послать Драко Малфоя в долгое и продолжительное путешествие? Желательно, встретив звериное сопротивление.

— Я могу засунуть эту палочку в одно место тебе, — рычит, делая еще один шаг к ней. — Спорим, тебе не понравится?

И в какой школе сарказма и похабных шуточек он учился?

Если присмотреться, то кроме надвигающейся ярости, можно заметить, как подрагивают кончики серебряных прядей у него на лбу. А если до него дотронуться, то наверняка можно будет почувствовать мелкую дрожь, рассыпающую по его телу сладостное исступление. Еще немного и обернется оборотнем, сожрет её и даже не подавится.
Гермиона упивалась этой реакцией. Между ними все было как раньше. Хоть в ком-то она была уверена. Хоть кому-то все ещё было не наплевать на неё. Даже в этом жутко-извращенном смысле.

Было хоть что-то между. Между ними двумя.

— Спорим, ты не найдешь такого места? — отпарировала она, до смерти довольная собой. – Да и что ты сделаешь, опять вцепишься в меня как бешеный удав, и отгрызешь, наконец, свои пальцы от отвращения?

Кажется, гриффиндорка могла бы целый день стоять так и мериться с ним остроумием. Собственное достоинство медленно поднималось из той ямы, в которую толчками проваливалось целую неделю.

Вдруг слизеринец перестал дрожать и громко рассмеялся, запрокидывая голову назад от удовольствия. Девушка следила за ним во все глаза, боясь даже моргнуть, чтобы ничего не пропустить. Этот бархатный звук его смеха, эта напряженная чуть влажная шея слишком близко к ее лицу.

Она впервые в жизни услышала его смех. Настоящий. Не дешевый и наигранный, спрятанный за кривой ухмылкой, а настоящий, объемный, идущий откуда-то из глубин его мускулистой груди. Многие ли удостоились чести услышать его?

Вот же чёрт.

Малфой резко замолк, возвращая лицу прежнюю надменность, отбросил рукой волосы со лба и, чуть улыбаясь, добавил:

— Что ты несешь, Грейнджер? Зачем мне трогать что-то после Уизли? — так насмешливо, что свело где-то в районе груди от ядовитой горечи этих слов. – А что касается того случая в репетиционной...

Он сложил руки на груди и оперся плечом о стену, принимая самую беззаботную позу. Как будто расскажет сейчас смешную историю, и они вместе повеселятся над ней. Но его рот открывается и:

— Так я думал о Дафне, — он облизнулся. — О том, как она стонет, когда я шарю руками у неё между ног, как выгибается, стоит моим пальцам войти в горячую...

Гермиона пропустила тот момент, когда их шуточки опустились на столько ниже пояса. Секундный восторг от звука его смеха быстро сменился обжигающим гневом. Задевать за живое он умел также легко, как и ослеплять самим собой. Точнее, совать свой нос куда не следует. Также, как и свои грёбаные пальцы.

Лучше перестать думать о них.

Снова.

— Закрой свой грязный рот, — процедила гриффиндорка, недовольная своей слишком очевидной реакцией. Она будто кричала ему: «Ты задел меня, обидел, подцепил, чёрт бы тебя побрал», но на самом деле её тон говорил: «Ты мерзкий хорёк, похотливое животное и отвратительный мерзавец.»

И какого чёрта она говорит все это только мысленно?

Малфой не задерживался с ответом:

— Уж почище твоего будет — он наклонился так, чтобы их лица были на одном уровне. — Больная тема, грязнокровка?

О нет, лучше выпрямись обратно. Выпрямись обратно, или получишь в глаз.

И что он ищет в её лице? С каких пор надменно смотреть сверху вниз стало для него недостаточно? Новая тактика для пыток, вгрызаться людям в лицо своими ледяными глазами, чтобы у них от этого все внутренности сворачивало?

Гермиона вдруг поймала себя на совершенно дикой мысли. Безумной, ужасной, запретной, как одно из Непростительных. В каком-то смысле даже отвратительной. И ей вовсе не хотелось сделать то, о чем мечтает большинство девушек Хогвартса, конечно же, нет. Она думала совсем не об этом. Лишь о маленькой гадости. Маленькой, но такой унизительной для самодовольного ушлёпка. И ей она ничего ровным счетом не стоила. Лишь немного потерпеть.

Злорадный голосок затрепетал где-то в груди.

Как сильно пошатнется его самолюбие, если она прямо сейчас поцелует его? Просто сделает шаг и прижмётся к нему губами.

Поцелуй с грязнокровкой, о, Драко Малфой должен после этого разбежаться и прыгнуть с одной из башен Хогвартса. Как же он отмоется от такого позора? После такого он будет цепляться к ней даже во снах со своими тупыми шутками и колкостями, но она была готова сделать это только ради того, чтобы лично лицезреть, как благородный песок осыплется с точёного лица.

Девушка улыбнулась собственным мыслям. И было даже не важно, как он её обзывает, как оскорбляет и как пытается унизить. Он и сам не знал, в какой опасности находится. В какую ловушку он сознательно себя толкал.

Всю свою жизнь.

Один шаг и прощай наш чистокровный Принц.

Нет, ей точно пора к врачу.

Гермиона улыбнулась шире, и взгляд Малфоя невольно зацепился за эту эмоцию. Ему хотелось стереть рукой эту самодовольную ухмылку, чтобы раскрасневшееся лицо снова стало воинственным и, как секунду назад — униженным. Он уже успел заметить, что чем ближе он подходил, тем сильнее она краснела, и никак не мог себя сдержать.

Ему не нравилось, что она так долго молчит и так долго смотрит в его лицо. Он перестал контролировать ситуацию и начинал раздражаться, снова начинал трястись от звериной ярости, которую рядом с ней было все труднее сдерживать.

Грейнджер вдруг сделала шаг вперед, не отрывая своего внимательного взгляда. Драко попятился назад от такой напористости и немного растерялся.

— Боишься, Малфой? — шепчет она и закусывает губу.

Это точно была не Грейнджер. Кто угодно, но не тихая учёная мышь из гриффиндора, которая всегда слишком бурно отвечала на издёвки. Драко почувствовал странную пустоту в глотке, которая еще с минуту назад заливалась ядом. Судорожно сглотнул и сделал еще один шаг назад.

Что?

— С какого хера мне бояться? — шепот в ответ и Драко замирает, словно загнанная дичь.
Он хотел сказать это гораздо громче, чтобы связки звенели в горле. Чтобы руки вскинулись и толкнули её на мёртвый камень туда же, где валялись бесхозные книги. Хотел добавить какое-нибудь одно из самых унизительных оскорблений, но предательская засохшая глотка подвела его и, он только замер, изучая знакомое лицо, которое вдруг стало чужим.

И что в голове у этой сумасшедшей, она же не думает, что он... что он... позволит. Она просто не сможет. И куда подевалась та безумная тварь в груди, когда она так нужна?

Это шутка или какое-то издевательство?

Где ты, химера?

Где ты, нахрен?!

Все происходило слишком быстро. Невообразимо, блять, быстро. Неделю назад он скрежетал зубами от одного её вида, а сейчас пятится, как какой-то паршивый трус. Куда подевалось её испуганное выражение лица? Или яростное, или высокомерное, или безразличное, да какое угодно, но только не это!

Он же все решил. Послал к Салазару Забини на пару с Грейнджер и его сраный долг. Просто послал его на хуй, громко и прилюдно, от чего у старосты на пару секунд отвисла челюсть. Пускай он хоть три раза ему проиграет в эти дурацкие карты, никто не имеет права заставлять его что-то делать.
Особенно с львиной дурой. Никаких шуток. Никаких шуток нахрен, только не с ним.

Посмеялись и пошли вон по своим углам.

Заучка окинула его почти ласковым взглядом и медленно поддалась вперед, а он, уже в который раз, отступил и был готов поклясться, что успел почувствовать её легкое, почти невесомое дыхание на своей щеке, прежде чем...

— Гермиона! — визжит младшая Уизли где-то за углом.

Очень отрезвляюще. Даже слишком. Жаль, что под рукой нет лишнего бладжера.

— Смотри куда идёшь, Малфой, Хогвартс — не твоё фамильное поместье, — тут же огрызается гриффиндорка и бросается собирать книги по полу. Она улыбалась, до боли закусывая щёку.

Он не заметил.

Что, мать твою, это было?

— Разуй, блять, глаза, Грейнджер, — бросает Драко, толкает девчонку плечом и уносится аккурат в тот момент, когда в коридоре появляется Джинни.

Грёбаный дурдом.