Часть 7

972 28 25
                                    

Я живу быстро.
Я сам по себе.
(с) Tokio Hotel — As young as we are

— Клянусь Салазаром, я выкину его из команды. — Малфой уже добрых пять минут распалялся длинной гневной тирадой перед Забини. — Это будет его последняя игра.

Сегодня Крэбб пропустил очередную тренировку, что окончательно вывело капитана Слизерина по квиддичу из себя. Он даже не смог поймать снитч во время разминки, так сильно щекотало нутро раздражение перемешанное с гневом. Через два дня игра, а его команда ведёт себя так, будто у них за плечами с десяток сокрушительных побед и дополнительные отработки приёмов им вовсе не нужны. Гриффиндорские котята хоть и сменили половину состава ещё в начале года, своих главных звёзд никуда не дели. На матче с Пуффендуем Поттер поймал заветный мячик на шестой минуте игры, болельщики даже не успели сорвать голоса, а эти лентяи вообразили себя всемогущими.

— Не кипятись, Драко, подумаешь, у парня проблемы в личной жизни, — Блейз примирительно хлопнул друга по плечу. — Не на всех девки бросаются также, как на тебя.

Но я не пропустил ни одной тренировки.

И почти ни одной юбки.

— Да мне насрать, какие у него проблемы, — продолжал Малфой. — Пусть выбирает, либо член, либо место в команде, мне уже надоело с ним нянчиться.

— Вот сейчас вдарим по рюмочке, и тебя отпустит, обещаю, — Блейз поиграл бровями и заливисто рассмеялся на весь коридор.

Они направлялись в Башню старост, чтобы продегустировать «просто обалденную» настойку, которую прислал дядя Забини на его предстоящий день рождения. Слизеринец решил спрятать её подальше от подземелий, на случай, если Филчу приспичит устроить незапланированную уборку.

В Башне у Блейза был свой собственный стол, в один из ящиков которого как раз влезала красочная бутылка с горячительным. Он встретил Малфоя сразу после тренировки намытого и разгорячённого собственным гневом и недавним душем. Он сразу понял, в чём дело и решил поделиться подарком, дабы подавить этот нарастающий психоз, да и не мог он со спокойной душой ходить на занятия с тем сокровенным знанием, что в заветном ящике одиноко скучала целая бутылка дорогого алкоголя.

— А где Тео? — устало поинтересовался блондин, подавляя зевок. Не собирался же староста напиваться с ним вдвоём, в самом деле. Это бы походило на какой-то нездоровый алкоголизм.

— Подойдет попозже, — через плечо бросил Блейз, останавливаясь у портрета с каким-то чахлым стариком в конусовидной шляпе. — Плюма Ноктуа.

Старик устало кивнул, и картина отодвинулась, открывая узкий проход в Башню старост. За весь семестр Драко впервые был здесь, удивляясь тому, почему раньше не попросил Блейза показать святую святых старостата. Они поднялись по узенькой лестнице и прошли через богато украшенную лепниной арку. Не успел Забини шагнуть в просторную гостиную, как стоявший за его спиной Драко, услышал неожиданно расстроенное «блять».

Староста чуть подвинулся с прохода, впуская своего гостя, и тут же шепнул ему на ухо: «Третий день здесь торчит». Малфой не понял о чём речь, и почему только что радостный тон товарища резко сменился разочарованным. Он окинул взглядом уютное помещение, оценивая размеры огромного дивана перед камином, и взгляд тут же задержался на тонкой фигуре с густыми волосами, что сидела к ним спиной за письменным столом недалеко от окна.

Грейнджер.

Блейз лениво сбросил мантию на спинку дивана и подошел к окну, присаживаясь на подоконник. Она не изволила повернуться и поприветствовать посетителей, а со своего положения он мог хотя бы частично видеть её лицо.

— Я так понимаю, в гостиной Гриффиндора затянувшийся ремонт? Или тебя просто выгнали за слишком хорошее поведение?

Грейнджер показательно нехотя оторвалась от своих занятий и повернулась к Блейзу. Малфой бесшумно присел на диван, никак не выдавая своё присутствие и наблюдая за происходящим со стороны. Его взору была доступна лишь узкая спина в тонкой кофточке и с распущенными по спине волосами. Один её слегка скованный вид заставлял в голове снова и снова воспроизводить сцену в ванне вперемешку с танцами в репетиционной. Придурок Долгопупс так и жался к ней, давя глупые улыбки, словно она была каким-то неземным божеством.

— А на Слизерине закрылся кружок остроумия, Забини? — негромко, но чётко проговорила девчонка. — Сдаёшь позиции.

Почти три дня. Он не видел её почти три дня, и у него было такое чувство, что его ограбили. Совместных пар с красно-золотыми не было, но Гермиона и в Большой Зал не являлась, очевидно, питаясь только книжной пылью и тем, что переваривали со страниц учебников её мозги. На репетиции она тоже не собиралась приходить, и Драко стал на столько рассеян, что несколько раз прошёлся по ногам Паркинсон, погружённый в свои мысли, не отрывая серых глаз от дверей. Он даже допустил мысль, что Грейнджер исключили за заносчивость, и это было единственным реальным объяснением, почему она вдруг исчезла из замка. Малфой не поленился и зашёл в библиотеку, делая вид, что ему срочно понадобился какой-то фолиант по зельям, но и там его ждало лишь недовольное лицо мадам Пинс и несколько восторженных вздохов от шестикурсниц.

Казалось бы, у него нет никакой возможности выяснить, куда она подевалась, чтобы не выдать интереса, но услужливая кривоножка Уизли сделала ему действительно королевское одолжение и вчера вечером в самом конце репетиции прогаркала на весь зал, словно дикая ворона: «Профессор МакГонагалл, а где Гермиона?». От его голоса даже в воспоминании становилось тошно. Он всё время тёрся рядом с одной из сестёр Патил, Драко не различал их и всегда называл только по фамилии, не собираясь даже попытаться запомнить, кого и как зовут. Он подозревал, что наткнулся на новый любовный интерес рыжего и с каким-то сжимающим чувством внутри подумал, что Грейнджер как-то об этом узнала. И что, впала в депрессию? Это бы объясняло её отсутствие. Он не мог судить на сколько серьёзными были между ними отношения, но она вполне могла уединиться «пострадать». А ещё воспользоваться моментом и своеобразно отомстить, кинувшись на шею главной змеюке Слизерина. Директриса ответила тогда Уизли, что у «мисс Грейнджер с мистером Долгопупсом репетиция индивидуальная», и Паркинсон смачно получила каблуком малфоевской туфли по ногам.

Индивидуальная, видите ли. Чем же они таким занимаются, что для этого необходимо репетировать отдельно?

Но тебя это не касается, Малфой.

— Серьёзно, Грейнджер, ты здесь уже третий день отираешься, Башня старост — не твоя собственность, — рвано чеканил Блейз, пародируя Снейпа.

— Как и не твоя, — сквозь зубы прошипела грязнокровка и беззаботно провела рукой по волосам. — А если у тебя есть какие-нибудь предложения, можешь озвучить их директору МакГонагалл.

— Блять, МакГонагалл, — чертыхнулся Забини, нахмурившись и почёсывая лоб. — Она же просила зайти еще час назад.

Гермиона никак не отреагировала на это внезапное осознание, очевидно, ничему не удивляясь, лишь пожала плечами и вернулась к своим книгам. Блейз спрыгнул с подоконника и спешно набросил мантию на плечи.

— Драко, я на пять минут, — показалось, или гриффиндорка только что вздрогнула, осознав, что в комнате был еще и Малфой? — схожу к МакГонагалл и мы придумаем что...

Он покосился на письменный стол.

— ...что делать дальше, короче.

Забини скрылся за эффектной аркой, взмахнув напоследок полами чёрной мантии, и комната погрузилась в тишину. Драко взъерошил волосы, не зная, куда деть свои руки. Вид идеальной осанки прямо напротив жутко раздражал. Почти до мелкой трясучки. Как она может быть такой спокойной? После всего, что он позволил ей сделать, надоедливая отличница никак не выходила у него из головы. И еще эта сука Пэнси подливала масло в огонь подробными рассказами о том, как выглядела грязнокровка в бальных платьях. Она хотела поглумиться, но разыгравшаяся фантазия Драко сыграла с ней злую шутку. Он во всех подробностях представлял это хрупкое тело, что с таким отчаянием жалось к его собственному, в дорогих сверкающих платьях. Её худые ноги, по которым струилась ткань, открытые тонкие плечи, узкую талию и, блять, губы. Её губы, которые не было никаких сил выковырять из собственной башки. Просящие, умоляющие, так жадно в нём нуждающиеся. Не было почти никаких шансов сдержаться. Он бы задушил сам себя, чтобы только заткнуть мерзкую тварь, что ворочалась в грудине и просила оттолкнуть. Он ведь почти сделал это. Послал сигналы от мозга к рукам, но они решительно его не слушались. Он вцепился в тонкие кисти мёртвой хваткой, готовый выдернуть наглую гриффиндорку из своего личного ада и утопить в чёртовой ванне. Но её рот открылся. Горячий и влажный открылся для него. Просящий его.

Блять.

Драко расставил ноги, чувствуя напряжённый член, что упирался в брюки. Шумный выдох гриффиндорки со своего места резко прошёлся по его сознанию. Такой тяжёлый и густой, будто она тоже думала сейчас о чем-то подобном. Будто он касался её не своём покалеченном сознании, а прямо здесь и сейчас. С этого сраного дивана касался её, и ей это нравилось.

Маленькой и слишком гордой отличнице. Он воображал, как она, вспоминая его руки, ворочается ночами по постели, как липнут волосы к влажному от истомы лицу. Закусывая до кровоподтёков губу представлял, как сводит судорогой худые бёдра, зажимая между собой тонкую ладошку в ритмичном танце.

Ох, валить отсюда. Бежать подальше, пока чёртовы брюки не разорвало от возбуждения. Но он только вжался в диван. Слишком сильно накрыло мозги, накрыло этим приторным воспоминанием так сильно, что дрожали руки, а грязный язык так и грозил развязаться, сказать ей, какая она мерзкая сука, что заставила чувствовать его всё это. Заставляла все время смотреть на неё и закусывать изнутри щёки. Причинять себе боль, что бы только выкинуть из головы все мысли. Все эти воспоминания, отпечатавшиеся на веках грёбаным клеймом. И как она может сидеть там, уткнувшись в учебники, зная, что он прожигает её спину глазами, даже не пытаясь скрыть возбуждение? От мыслей. От каких-то тупых кусков собственного наваждения. Стоит ей повернуть голову и её глаза моментально встретятся с последствиями этих болезненных фантазий, выпирающими из брюк. От осознания этого он возбуждался ещё больше, мысленно умоляя её повернуться.

Пусть сама валит отсюда. Из этой башни, из Хогвартса, с этого грёбаного континента.

— Страшно представить, чтобы ты сделала, если бы застала меня голым. — он слышит свой хриплый голос как будто со стороны. Что блять? Какого хрена, Драко, что ты несёшь?

Поздно. Поздно нахер забирать всё это обратно. Она отравила его рот своим языком.

Тридцать секунд. Сорок. Тишина. Ноль реакции.

— Я к тебе обращаюсь, — скорее грохот, а не речь здравомыслящего человека (хотя, куда уж там). — Грейнджер.

Её имя он практически пролаял. Неподвижная фигура после пары глубоких вздохов медленно повернулась на стуле полубоком, и чёрные глаза встретились с болезненно-белыми, прорезая их бесконечной темнотой. Ниже её взгляд не опускался, но касался его раздвинутых ног откуда-то изнутри.

— Ты, должно быть, головой ударился, Малфой, — выплёвывет каждое слово с таким отвращением, будто её только что заставили съесть порцию паучьих яиц. — Вся кровь из головы в одно место ударила?

Десять очков Гриффиндору!

Мерлин, как же ты права сейчас. Как близка к истине между напряжёнными бёдрами. Захотелось хлёстко ударить себя по лбу и рассмеяться в голос от этой невероятно правильной догадки, но Драко только сжал зубы, с силой проталкивая сквозь них слова.

— Уже забыла, как набросилась на меня в ванной старост, а, Грейнджер?

Её лицо скривилось фальшивой ухмылкой, и она разорвала прямой зрительный контакт.

— Набросилась? Да ты сбрендил, — отвернулась, листая учебник.

Конечно, книга сейчас гораздо интереснее. Ну уж нет. Не смей поворачиваться ко мне спиной, ненасытная сука.

Драко выпрямился на диване, борясь с желанием подойти и ёбнуть её головой об столешницу. Она бесила и возбуждала его одновременно, от чего он только больше ненавидел самого себя. Только больше хотел, чтобы зверь внутри сожрал его и прекратил это безумие, граничащее с полным и неотвратимым пиздецом.

— Так мне показалось, или ты умоляла меня засосать тебя? Пускала сопли и жалась, словно недоёбанная шл...

— Закрой пасть, Малфой, — её лицо снова прожгло в нём дыру. Оно пылало от разгоравшегося внутри огня, и его дико прельщала мысль, что этот огонь разводил он сам. — Да, тебе показалось. Потому что ты растерял последние мозги, выполняя тупорылые задания своего драгоценного Забини. Видимо, нырял головой в унитаз, исполняя очередной приказ. Советую поискать остатки содержимого своей черепной коробки на дне водосточной трубы.

Её лицо искажала неподдельная ненависть. Напряжение в штанах спало также резко, как появилось, будто его вытряхнули из него, слово пыльный ковёр. Она знала. Знала, Салазар её побери, про задание. Дьявол. И как давно? Явно не до того, как ворвалась к нему в ванну за поцелуями.

Малфой рывком встал и скинул мантию (штаны бы тоже снял, чего уж там). Уверенным шагом преодолел расстояние между собой и гриффиндоркой, отмечая, что её глаза неотрывно за ним следят. Не было больше никаких моральных сил разговаривать с ней с дивана. Смотреть на эту расслабленную фигуру и эгоистично считать, что из них двоих неуютно было только ему одному. Он облокотился бёдрами об её стол, упираясь ладонями в столешницу по обе стороны от себя. Девчонка слегка отодвинулась, заливаясь краской.

Алые пятна на её щеках приводили в дикий восторг, стряхивая тяжёлыми влажными кусками грязи бушующую ярость.

— Ты совсем потерялась в своих книгах, мисс я-нахрен-всё-знаю? Что за ахинею ты здесь несёшь? — он смотрел на неё сверху вниз, но она нисколько не смущалась.

Гермиона отбросила перо и скрестила руки на груди, откидываясь на стуле. Почти копировала его манеру разговаривать с окружающими, только не хватало щепотки высокомерности. Кончик её языка застыл в уголке губ, а глаза хищно прищурились. Малфой окаменел и вцепился в столешницу до побелевших костяшек, чтобы не потянуться к Грейнджер руками.

— Нет, мне просто интересно, что ты собирался сделать? Облить тыквенным соком моё платье? Подставить подножку? Подёргать за волосы, как долбанный первокурсник? Что за детский сад вы устроили вместе с этим недомерком Забини?

— Следи, нахер, за языком, — прорычал он сквозь зубы, глубоко в душе успокаиваясь.

Она знала про задание, но не знала, в чём оно заключалось. Не знала, что целью была вовсе не грязнокровка, а сам Драко. Это Принц змеиных подземелий должен был позорить себя рядом с ней на балу. Но так даже лучше. Пускай думает, что все именно так, как и представляет её умная лохматая головушка.

— За своим, нахер, следи, — бросила она, не придумав лучшего ответа, и уставилась в стол.

Малфой тщательно осмотрел её недовольную фигуру, придирчиво зацепившись за явно магловский внешний вид, и с ужасом заметил, что в груди пусто. Что ничего не бьётся внутри, отбивая органы и пробивая лёгкие, заставляя стенки глотки прилипать друг к другу и сжиматься в ком от ярости. Только тянущее куда-то в ноги чувство, скользящее по оголённым венам и мышцам.

Что-то перевернулось с ног на голову и это до смерти пугало его. Заставляло внутренности сворачиваться в комок сухих нервов, но не от очередной истерики мерзкой твари. Не было её. Она его бросила. Отгрызла себе лапу, чтобы сорваться с цепи, и просто исчезла.

Краска сходила с напряжённого лица, заставляя его взгляд блуждать по её гладкой коже. По узкому подбородку, по напряжённым скулам, спускаясь ниже к белоснежной коже. Будто он прикасался пальцами. Будто ощущал её тепло на самом себе, обжигающее и такое... Нет, не думай об этом. Нужно проверить. Нужно только кое-что проверить. Он поставит этот маленький эксперимент, и это будет их последний разговор. Он вырвет себе язык, но больше не проронит в её сторону ни звука. Ни одного грёбанного слова. Только проверить, вернётся ли тварь. А она должна была. Они ведь никогда не расставались.

Должна была вернуться эта тупая уродливая часть его. Без неё от него оставалась только половина.
Полчеловека.

— Твоё задание, Грейнджер, — его голос хрипел, каменея прямо в воздухе. Было почти преступлением сказать ей то, что он собирался.

Непростительным. Ужасающим.

— Что? — она подняла на него лицо. Тонкие брови хмурились, делая из без того большие глаза, просто огромными.

Ну, давай, доканай меня прямо здесь.

— Твое задание, Грейнджер, — повторил он, забираясь в эти чёрные омуты. — Поцелуй меня.

Звучало, как не требующий обсуждений приказ. Он до сих пор не верил, что сказал эти слова ей. Выбросил их в её нахмуренное лицо, ожидая реакции. Какой?

Гриффиндорка открыла рот от удивления, борясь с желанием прочистить уши, но быстро его захлопнула, раздувая щёки.

— Ты точно чем-то ударился, Малфой, — сквозь улыбку проговорила она, встала и начала собирать свои вещи со стола. — Мы с тобой ни на что не спорили, что бы я выполняла какие-то задания. И уж поверь, у меня хватит ума не делать этого и в будущем.

Мы с тобой.

Блять.

О нет, она же не думает, что это какая-то шутка. Нет. Не в этот раз.

Только в этот раз. Последний.

— Ты этого хочешь.

— Ты ошибаешься, — она почти смеялась, сжимая губы в попытках утихомирить улыбку. — И ты точно сошёл с ума.

Еще десять очков Гриффиндору.

Гермиона старалась не смотреть на него, не спеша, почти с ледяным спокойствием собирая вещи. Он говорил какую-то чушь, и она всерьез задумалась о его душевном состоянии. Нужно было скорее сбежать отсюда, пока она не наделала как-нибудь глупостей.

Стоп. Каких-нибудь? Она прекрасно знала, на какие именно была способна. И до мелких покалываний в языке хотела это сделать. Хотела, но не могла себе позволить. Обещала же себе, что покончит со всем этим.

Покончит с ним.

Гермиона покосилась на свою мантию, которая висела на вешалке у стола и сделала шаг, чтобы подойти и забрать её, но горячие пальцы больно сомкнулись на её кисти, останавливая. Почти дёргая на себя.

— Ну же, — шипел он сквозь зубы. — Сделай это.

— Отпусти меня, идиот, — она попыталась вырваться, делая отчаянный шаг, но её снова дёрнули, будто какую-то безвольную куклу на веревочке.

Малфой вцепился взглядом в её лицо, не давая никакой возможности скрыться от этих ледяных оков. Гермиона сделала ещё одну слабую попытку вырваться, но он только сильнее сомкнул пальцы, пробираясь ими до самых костей, и медленно потянул её руку на себя. Сжатую в маленький кулак и готовую впечататься в благородное лицо. Но кого она обманывала, он был гораздо сильнее. Сильнее. Горячее.

Чёрт побери, он был просто до охерения горяч. На столько, что дышать рядом с ним становилось всё тяжелее. На столько, что этот предательский двигатель — сердце так и бил поршнями с каждым новым ударом разрывая трещащие по швам цилиндры.

Он медленно поднёс её сопротивляющийся кулак к собственной груди и прижал к тонкой ткани свитера. Притянул его, словно растягивая тугую пружину. Кровь в момент устремилась к месту соединения их тел, больно пульсируя под кожей. Вырываясь из неё наружу. Пропуская через себя сотни киловатт электричества, прожигающего каждый сантиметр, каждый край и каждую клеточку этой слабой плоти.

И снова эта пустота внутри. Ни желания ударить, ни оттолкнуть, ни оскорбить. Ни окровавленных лап, раздвигающих рёбра и ковыряющихся в частях плоти. Он был пуст и заполнен одновременно. Бежал, стоя на месте, То ли от себя, то ли от неё.

— Поцелуй меня, Грейнджер, — от его шёпота горели уши. Воспламенялся мозг синими языками, облизывая и умоляя сказать это еще раз. Она задохнется, если не услышит этот прошибающий грудь шёпот.

Он зарычал, когда её пальцы расслабились, и ладонь намертво прижалась к груди. Малфой чуть прикрыл глаза, но не позволил себе спрятаться за веками и огромным усилием воли, скрипящим тонкими ножками по полу, взглянул ещё раз на её лицо. Гриффиндорка только смотрела на свои пальцы, приоткрыв рот и судорожно сглатывая.

Так было лучше, да. Когда её маленькая ладошка прижималась к груди, слегка сжимая тонкую ткань. Такую лишнюю сейчас. Дьявол, да как она не загорелась от этого прикосновения?

Драко потянул её на себя и Гермиона сразу подчинилась. Сделала последний шаг, разделяющий их лица. Смешала своё дыхание с чужим, вдыхая его собственный запах. Без гвоздики и мёда, без цитрусов от мыльной пены. Только что-то едва уловимое и невесомое, от чего хотелось вцепиться в его кожу зубами, чтобы распробовать эти слабые частички чужого существа. Впитать. Стать их частью. Оставить часть себя.

Поцелуй меня, — он просил уже в третий раз одними губами, выдыхая ей прямо в лицо, чувствуя, как ладонь неуверенно двигается к его плечам.

Гермиона медленно, короткими рывками подняла голову, переводя взгляд на потемневшие глаза. Его рука обессилено опустилась, скользнув по предплечью и выпуская из пальцев её тонкую кисть, а глаза одним мягким движением закрылись. И столько усталости было во всем этом. Столько слов повисли между их лицами, обдаваемые горячим дыханием.

Гриффиндорка коснулась серебряных волос у него на затылке, и её тело притянулось само собой. Послушно прильнуло к тому, кто ни минуты не покидал её мыслей, заставляя их ворочаться и путаться. Оно ей вообще уже не подчинялось. Гермиона едва слышно застонала, почувствовав его губы.

Мерлин, и почему её пришлось просить аж три раза?

Он только легко коснулся её и тут же оторвался, повторяя их первый поцелуй в ванне. В тот раз она дразнила его. Стреляла в голову с каждым прикосновением, рассыпая по мраморному полу горячие гильзы. И Драко хотел быть застреленным снова. Медленно. С тягучими паузами, то в сердце, то в мозг, то в глотку. Чувствовать густую красную жидкость на собственных пальцах. А потом коснуться её волос, пачкая их самим собой, путать локоны окровавленными руками и слышать, как она стонет. Почти рычит ему в рот.

Гермиона едва прижалась к нему всем телом, и он перестал медлить, сразу проникая в её рот, вылизывая её губы, встречаясь снова и снова с её языком. С таким нетерпеливым, с таким влажным и крышесносящим. Её пальцы, зарывающиеся в волосы и тянувшие его на себя, просто добивали. Вколачивали гвоздями мозги, разрушая стальную оболочку.

Почему он не сделал этого раньше? Почему не увёл её ещё на четвёртом курсе от этого тупого болгарина и не сорвал с губ эти тяжёлые вздохи?

Мало. Этого все равно было ничтожно мало.

Он осторожно схватился руками за её тонкую талию, теряя равновесие. Тонкая кофточка не давала и шанса притупить ощущения. Пришлось дать усилие ногам, чтобы удержаться. Чтобы удержаться и не свалиться на грёбаный стол, утягивая её за собой. Она ведь должна была чувствовать. Должна была чувствовать, как он упирается своим желанием куда-то ей в низ живота.

Да похрен.

Если этого недостаточно он проорёт ей в лицо, как сильно её хочет. Как у него сводит все нутро от одного взгляда на неё, как трясутся руки, когда она с кем-то танцует. Когда кто-то ведёт её по партеру, и она улыбается. Не ему.

Как сильно она сейчас бесит его. Как он себя за это ненавидит. И её. За то, что заставляла его хотеть. Просто жила в этом замке и заставляла желать того, что он никогда не должен был пускать в свою голову. А она раскроила кость, провела хирургическую трепанацию и сунула в обнажённые извилины что-то чужое и постоянно отторгаемое.

Сука. Дрянь. Грязнокровка. Уродина. Слова лишь бились друг о друга, теряя смысл, едва его обретая. Только бессмысленный набор букв.

Он рывком толкнул её на себя, разрывая поцелуй, скрипя зубами от пульсирующего между ног стояка. Она хрипло выдохнула и, о Мерлин, сама потёрлась об него, окончательно разбивая то, что между ними когда-то было. Бросая в стену и наслаждаясь звоном осколков.

— Чёрт... — Драко тяжело дышал ей в губы, сжимая до боли девичью талию.

Если она не остановится, он трахнет её прямо здесь. Завалит на стол, ударяя её головой об столешницу, скидывая книги и пергамент. Густые волосы разметаются по гладкой поверхности, он раздвинет острые коленки и наклонится между ними. Чернильница упадёт и зальет светлое дерево чёрным пятном. Испачкает её одежду, её тело, её руки, а она обязательно потянется к нему. К серебряным волосам, пропуская их сквозь пальцы, оставляя в них рваные мазки густой краски. Потянется к его лицу, подушечками размазывая чернила по бледной коже, рисуя только известную ей одной картину. Он подхватит её пальцы губами, почувствует кончиком языка горькую субстанцию, а она улыбнётся, пачкая его зубы, губы и подбородок в чёрный цвет. Он потянется, чтобы поделиться с ней этой горечью, и она жадно слижет смоляную краску, смешивая со своей горячей слюной...

Он слишком сильно прикусил её губу, когда Гермиона внезапно отстранилась, разрушая нахлынувшую фантазию. Он продолжал впиваться пальцами в её тело, пытаясь сфокусировать взгляд на покрасневших и зацелованных им же самим губах, но её глаза слишком громко кричали. Огромные и почерневшие они смотрели на него с нескрываемым ужасом, и голова вспыхнула от мириадов догадок и предположении, что же он мог сделать не так. Драко даже не успел распустить руки, застывшие на тонкой талии, наслаждающиеся идеальными формами. Быть может, он спустил их чуть ниже, но не на столько чтобы...

И только когда охуевшее лицо Блейза каким-то невероятным образом коснулось его сознания, глаза, наконец, вернули себе способность видеть. Забини стоял в проходе богато украшенной арки с рухнувшей на бежевый ковёр челюстью. Гермиона смотрела в одну точку на груди Малфоя, уперевшись в неё ладонями. Она дрожала и сжимала челюсти, заливаясь краской еще больше, чем от его жарких поцелуев.

Самое время, Блейз, ты там, блять, засекаешь, чтобы явиться в самый неподходящий момент?

Перед ним нет смысла оправдываться. Отталкивать её от себя, позорно унижаясь, и лепетать, что его якобы силой заставили, принудили, обесчестили. Просто смешно. Такая заноза в заднице, как Забини, ни в жизнь не поверит в эту чепуху. Размажет сарказмом и язвительными шуточками по всему Хогвартсу, будь он неладен.

Инстинкты как-то странно сработали, и он не придумал ничего лучше, чем закинуть руку на её плечи, притягивая к себе. Прижимая её лицо к грохочащему сердцу. Защищая. Он блистательно улыбнулся как ни в чём не бывало и, слегка прокашлявшись, манерно протянул:

— Привет, Блейз. Надеюсь, лишний кубок у тебя найдётся?

Привет, это яМесто, где живут истории. Откройте их для себя