Теневой танцор

18

Первое, что почувствовала Гермиона после того, как нырнула в изменчивую серебристую поверхность Омута памяти, был легкий аромат свежескошенной травы с тяжелыми нотками сандала. Еще даже не открыв глаза, она уже догадалась, что ей предстоит увидеть. В просторной, тускло освещенной комнате в нескольких чашах тлели угольки, насыщавшие воздух парами афродизиака. Судя по темноте за богатыми витражами окон, была глубокая ночь, и лунный свет наполнял зал таинственным свечением сквозь разноцветное стекло. На дорогом ковре посреди комнаты на коленях стояли дюжина молодых женщин с одинаково пустыми глазами и отсутствующим видом. — Может быть, эта? — послышался высокий насмешливый голос откуда-то из-за спины. Гермиона мгновенно обернулась и увидела высокого худого волшебника с мертвенно-бледной кожей и багровыми глазами под тонким пергаментом век. Но, несмотря на ужасающий взгляд, лицо его было очень красивым, даже утонченным: мягкие, будто опаленный воск, черты казались нарисованными легкой кистью художника. Ладонь его указывала на одну из женщин, по плечам которой рассыпались волосы цвета расплавленной меди. Рядом с Волдемортом стоял высокий сутулый юноша, худой и нескладный, с резкими, словно грубо высеченными из камня, чертами лица. Длинные сальные прядки волос скрывали его глаза. Он был настолько же некрасив, насколько и неухожен. — Северус, я расстроен, что ты который раз отказываешься от нашего маленького развлечения. Притом, что больше других заслужил право первенства в выборе игрушек. Снейп склонил голову и заговорил так тихо, что Гермионе пришлось подойти ближе, чтобы расслышать. — Мой Лорд, меня не прельщает их грязная кровь, как Эйвери или Нотта. Но я готов убить любую, если это доставит вам удовольствие. — Ты начисто лишен воображения, Снейп! — презрительно выплюнула Беллатриса Лестрейндж, стоявшая слегка позади Волдеморта. Она явно была в привилегированном положении. — Ты видел, как Рудольфус искусно выжигает на их спинах метку? А как Руквуд отрывает с помощью Экспульсо им по одному пальцу? — Ее глаза возбужденно блеснули, а язык промелькнул между ярко накрашенных губ. Скривившись, как от зубной боли, она гнусаво добавила: — А ты кроме своих тоскливых ножичков больше ни на что не способен! — Зато эффективно, — бесстрастно отозвался Северус, даже не посмотрев на Лестрейндж, словно ее не существовало вовсе. Белла придвинулась вплотную к Темному Лорду и что-то сбивчиво прошептала ему на ухо. Кривившая ее губы плотоядная улыбка не предвещала ничего хорошего. Волдеморт кивнул, и Беллатриса оторвалась от него так же резко, как и прильнула, а через мгновение скрылась в толпе Пожирателей смерти. — У меня хорошие новости, Северус. Ребекка Каррингтон не будет оскорблять твой вкус грязной кровью. Гермиона попыталась последовать за Лестрейндж, но через пару шагов наткнулась на невидимую преграду: Снейп не знал, что происходило вокруг него, пока он разговаривал с Волдемортом. Очень скоро волшебницы вернулись. Лицо Ребекки было точь-в-точь таким, как на картинке в библиотечной книге: тонкий нос, высокие скулы, изящный разлет бровей. Но узкий безвольный подбородок и затравленный взгляд никак не сочетались с образом надменной гордячки, который нарисовала себе Грейнджер в воображении. И весь ее облик нес отпечаток страха, а не пренебрежения, которого Гермиона ожидала. Каррингтон вообще неуместно смотрелась в этой накуренной афродизиаком комнате с двумя дюжинами грязных беспринципных мужчин. Благородный цветок в дрянном трактире. Гермиона вглядывалась в лицо Снейпа, но так и не смогла уловить ни тени эмоций. Даже глаза его оставались совершенно холодными. Будто ему предложили не женщину, а банку сушеных рыбьих глаз. — Если мой Лорд желает, — только и ответил он и, вопреки всем нормам колдовского этикета схватив Ребекку за руку, потащил в угол комнаты, будто огороженный стеклом с разводами — чарами помех. Оглянувшись, Грейнджер заметила довольный оскал Беллатрисы. Ее очень радовал такой поворот событий. Северус не стал скрывать от Гермионы подробности своих отношений с Каррингтон. Недолго думая, молодой Снейп спустил штаны и припечатал женщину к стене. В его рваных, жадных движениях не было ни нежности, ни трепета, ни заботы о партнерше, которые он дарил Гермионе в их единственную ночь. То, что происходило перед глазами, назвать иначе как трах, язык не поворачивался. Гермиона и хотела бы отвернуться, да не могла. Взгляд прикипел к профилю юноши: к его длинному крючковатому носу, густым, по-девчачьи длинным ресницам и крепко зажмуренным глазам, к капельке пота, стекавшей по виску. Когда все закончилось и Северус отстранился, приводя в порядок одежду, он отрывисто произнес, будто это могло оправдать его грубость: — Афродизиак. Ребекка кивнула, однозначно расстроенная и оскорбленная подобным отношением. Выпрямившийся во весь рост юноша неожиданно протянул ей руку. — Аппарируем ко мне, я дам тебе зелье, чтобы не было последствий. — Как мило с твоей стороны побеспокоиться об этом, — жестко отозвалась она. По бокам ото рта залегли некрасивые морщины, словно она всю свою жизнь капризно кривила губы минимум трижды на дню. — Можешь не утруждаться, даже если бы я хотела от тебя забеременеть, то не смогла бы. Ни разу за последние пять лет. Снейп все так же стоял с вытянутой в ее сторону ладонью и пронзительно всматривался в темные глаза. Потом отвернулся, бросил: «Как скажешь», — и направился к выходу из комнаты, где с одной стороны уже раздавались крики пытаемых маггловских женщин, а с другой — громкие стоны тех Пожирателей смерти, которые не брезговали развлечениями иного рода. Ребекка сползла по стенке на пол и беззвучно заплакала. Гермиона снова провалилась в темную пустоту и очутилась в комнате, практически все пространство которой занимала огромная кровать. — Тебя не было на прошлом собрании, — заметила темноволосая женщина, сидевшая на самом крае. Рядом с ней на полу валялись мужские брюки и черный плащ. Руки с тонкими пальцами методично разглаживали несуществующие складки на платье насыщенного синего оттенка. — Задание Темного Лорда, — коротко бросил Северус. Помолчал с минуту и добавил: — Люциус рассказывал, что тебе пришлись по душе несколько моих изобретений. Ребекка хищно улыбнулась. — О, да. Должна признаться, я жалею, что только сейчас оценила всю прелесть и пользу собраний Хозяина. — Уже даже Хозяина? — насмешка. — Помнится, еще неделю назад ты и смотреть в его сторону не могла, не говоря уже о том, чтобы признать его власть. — Я… образумилась… — произнесла Каррингтон, и что-то в ее тоне заставило Грейнджер насторожиться. И не ее одну. — Что ты имеешь в виду? Ребекка развернулась лицом к Снейпу. Глаза ее неестественно сверкали. — Я поняла, что он прав. Только сила способна заставить других уважать тебя. Только сила способна очистить мир от маггловской грязи. А ограниченные грязнокровки и вовсе не достойны права познавать секреты нашего могущества! — Я полукровка, — бесстрастно отозвался Северус. — Что же, я теперь для тебя недостаточно хорош? — Да, иногда ошибки природы случаются, — она раздраженно передернула плечами. — Но в тебе столько силы, столько нераскрытого потенциала… Ну скажи мне, кто из них сможет выстоять против тебя хоть пять минут? Даже сам Хозяин признал твои способности в темных искусствах и зельеварении! Ими пропитана твоя жизнь, видел бы ты себя со стороны, когда говоришь о них! Меня дрожь пробирает, когда я думаю о том, какая жажда власти скрывается под твоей холодной маской! Снейп, а сколько в тебе хитрости и коварства! Ты получил у Лорда все интересующие тебя знания, и ведь при твоих удивительных успехах в ментальной магии это создает такой простор для собственного могущества и свободы… С удивлением Гермиона узнала, что Северус падок на лесть. Все то время, пока Каррингтон тешила его тщеславие своей пылкой речью, Снейп слушал ее с едва заметной кривой самодовольной улыбкой. Но даже то, что им восторгалась столь красивая женщина, казалось, не могло разрушить стену отчуждения, которую он выстроил вокруг себя. Потому что кроме самолюбования в его глазах не отражалось ни благодарности, ни любви. И стоило только Каррингтон произнести последнюю фразу, как он мгновенно переменился: — Ребекка, кто твой наставник? Женщина отвернулась, продолжив затягивать шнуровку на корсаже платья. — Какое это имеет значение? — Я слышу крамольные мысли. И если их вложил в твою голову кто-то из ближнего круга, то Хозяин обязан об этом знать. Искренне ли он говорил? Или искусно играл свою роль? Даже после того, как Гермиона столько вечеров видела Северуса без его непроницаемой маски, она не смогла понять правду по лицу молодого Снейпа. Каррингтон не удостоила его взглядом. — Мы не в пятнадцатом веке, а я не еретичка, чтобы каяться перед тобой в грехах. И это раньше я верила в сказки вроде справедливости и любви. А теперь я верю лишь в силу. И я благодарна тебе за то, что ты своим примером раскрыл мне глаза. Снейп усмехнулся. Лицо его снова приняло отстраненно-пренебрежительное выражение. — Ты слишком самонадеянна, если считаешь, что мне есть какое-то дело до твоего мировоззрения. — Это ненадолго, — загадочно обронила Ребекка. Не успела Гермиона обернуться, как в следующую секунду она уже стояла напротив сидевшего в роскошном кресле молодого Снейпа. Длинные тонкие пальцы крепко сжимали хрустальный бокал с янтарной жидкостью. Выглядел он изможденным, под глазами его залегли глубокие тени. — Прошу прощения, что заставил ждать, — растягивая слова, произнес блондин, входя в комнату. — Моя свояченица решила задержаться в библиотеке, и ей, как обычно, наплевать, что у меня гости. — Твой эльф нашел, чем меня занять, Люциус, — насмешливо отсалютовал ему стаканом Снейп. Но тон был напряженным, а ухмылка — вымученной. И то, что заметила Гермиона, не упустил из вида и Люциус. Он вальяжно развалился в кресле и лениво рассматривал Северуса. — Должен признаться, выглядишь ты паршиво, друг. «Друг!» — потрясенно повторила Грейнджер, но тут же взяла себя в руки. Не было в этом ничего удивительного. Это многое объясняло: и Фадж, и Амбридж лояльно относились к Снейпу, не подозревая его в продамблдоровских убеждениях. Гораздо более странно было слышать искреннее участие в голосе Малфоя, потому что каждый раз, когда Гермионе доводилось видеть аристократа, весь его облик выражал неизменную скуку и пренебрежение. Но сейчас все было иначе. Малфой казался обычным молодым мужчиной, несколько надменным и насмешливым, но совершенно не похожим на того жесткого человека, который сражался с отрядом Дамблдора в Отделе тайн. «Да что же со всеми вами сделала война?» — хотелось выкрикнуть Гермионе, но с ее губ не сорвалось ни слова. Кто был виноват в том, что обычные люди превратились в теперешних монстров? Неужели их настолько развратила грязная сторона жизни Пожирателей смерти? И как Северус избежал этой участи? Темный Лорд в то время был в большей степени человеком, чем в ее дни. Первая магическая война уже давно началась, и каждый день погибали не только десятки магглов, но и целые семьи волшебников, однако Том Реддл еще не выглядел сумасшедшим маньяком, жаждущим крови. У него была своя философия, свои убеждения. И даже своя великая цель — сделать мир лучше. Но в фундаменте всех его утопических идей был принципиальный изъян: мысль о том, что один человек может быть выше другого не по личным заслугам, а по крови. Мысль о том, что волшебники выше других созданий просто в силу своего рождения. Гермиона видела прекрасную в своей роковой красоте Беллатрису Лестрейндж, еще не иссушенную временем и Азкабаном, как на фотографии в «Ежедневном пророке», напечатанной год назад: ее щеки не ввалились под выдающимися скулами, смуглая кожа не выглядела болезненной, а крона блестящих черных волос не смотрелась клубком спутанной пряжи. И Беллатриса совершенно не была похожа на безумную. А Ребекка Каррингтон выглядела всего лишь несчастной женщиной, которую трофеем вручили нелюбимому мужчине. По крайней мере, в первом воспоминании. Снейп тем временем сделал большой глоток (Гермиона заворожено проследила, как в такт движению на худой мужской шее дернулось резко выступающее адамово яблоко) и продолжил: — Если Темный Лорд будет проводить собрания с такой же регулярностью, скоро я выплюну ему на ботинки свои легкие. Не знаю, с какой целью он приказывает выкурить столько афродизиака в залах, но долго так продолжаться не может. — Ах, да, обостренное обоняние зельевара, — снисходительно улыбнулся Малфой, а потом безразлично предположил: — Может, в фавор к Хозяину вошли Розье или Селвин, а ты знаешь, насколько далеки их пристрастия от боевой магии. А с твоей стороны, Северус, неразумно говорить в наших кругах о своих уязвимых местах. — Но тебе я могу доверять, Люциус. Если планы Хозяина не изменятся, мне еще придется учить твоих детей… — услышала Гермиона, словно издалека, последние слова Северуса, и картинка снова сменилась. Она одно бесконечно долгое мгновение падала в холодную тьму, а затем оказалась в незнакомом парке. Ночной воздух был наполнен звонкими трелями птиц, а цветущий жасмин пьянил своим ароматом. И на фоне этого упоительного весеннего пейзажа резко выделялось тяжелое, загнанное дыхание мужчины в черном плаще и серебристой маске. Он привалился спиной к дереву и запрокинул голову, бессмысленно уставившись в небо сквозь молодую зеленую листву. Долго стоял, не двигаясь, словно собирался с силами. Потом в ответ на свои мысли выругался сквозь зубы и уставился на собственную волшебную палочку, как на ядовитое жало мантикоры. Но Гермиона не замечала никаких отличий: на рукояти палочки все так же были вырезаны витые руны силы, а по темной лакированной древесине скользили блики лунного света, воровато подглядывающего сквозь кроны деревьев. — Сколько можно?! Экспеллиармус! — воскликнул Северус, но ничего не произошло. Лишь со второй попытки с кончика палочки сорвался тонкий бледно-красный луч и ударил в землю, подняв в воздух мелкое крошево прошлогодних прелых листьев. — Если ты станешь гребанным сквибом, ты уже никому помочь не сможешь! — едва слышное злобное шипение сорвалось с губ волшебника. Но понять, кому он собирался помогать, Грейнджер не успела — пока ее уносил холодный водоворот воспоминаний, она услышала громкий мужской крик, дьявольский смех Беллатрисы и вслед за ними тихий голос Волдеморта, заполнивший всю ее голову: — Наконец, я увидел настоящего Северуса. Добро пожаловать в семью. Сцена переменилась, и Гермиона оказалась в тесной и бедно убранной комнате. Шум и пьяная ругань, доносившиеся из-за двери, наталкивали на мысль, что Снейп находился в каком-то дешевом трактире. У стены стояла узкая койка с серыми простынями, а в спертом воздухе неприятно пахло хлевом. Рядом с ней, скорчившись у ржавой раковины и подставив левое предплечье под струю воды, стоял Северус. На его скулах играли желваки, а глаза были закрыты. На светлой коже чернела метка. Он посмел не откликнуться на зов. Гермиона прикрыла рот рукой, боясь не сдержать всхлип, совсем позабыв, что ее невозможно услышать. В том, как плотно Снейп сжимал челюсти, во всей его позе чувствовалась напряжение. Ему было больно. Но если вспомнить его рассказ в запретной секции, это оказалось оправданным поступком. Гермиона снова ощутила падение и оказалась на этот раз перед воротами большого дома. Усыпанная гравием дорожка тихо и размеренно хрустела под привычными крадущимися шагами Снейпа, и, несмотря на то, что по обеим сторонам от нее росли низкие зеленые кустарники, голые деревья в отдалении и пронизывающий ветер подсказывали, что наступила зима. Кованые ворота распахнулись, стоило только юноше приблизиться, и вскоре он уже стоял у парадного входа в особняк. Когда Грейнджер пыталась подстроиться к его шагам в длинном, богато обставленном коридоре, она была почти уверена, что находится в поместье Малфоев. Снейп резко остановился, а Гермиона, не готовая к такому повороту событий, прошла сквозь него и застыла как вкопанная, разделив удивление Северуса: из боковой комнаты выходила Ребекка Каррингтон. Черный плащ скрывал фигуру женщины, но топорщащаяся на животе ткань раскрывала причину ее внезапного исчезновения. Снейп мгновенно оказался рядом и увлек ее в маленькую комнату, из которой она появилась. — Куда-то спешишь, Ребекка? — холод пробирал до самых костей от одного только звука его голоса: мертвый, зловещий, безжалостный. — А я так надеялась, что ты сдохнешь! — ядовито выплюнула женщина. В этот момент она была больше, чем когда-либо из воспоминаний Северуса похожа на свое изображение в книге — надменная, с ледяными глазами и жесткой, неприятной улыбкой. Казалось, злость даже искажала ее черты лица, словно ангел на картинке превращался в безобразную фурию. — Я тоже рад тебя видеть, — преувеличенно вежливо отозвался Снейп, перехватывая ее правое запястье и выдергивая волшебную палочку из тонких пальцев. Было не похоже, что он контролировал прилагаемую силу: пальцы Каррингтон неестественно изогнулись, неловко вывернулась рука, а на предплечье заалели следы. — Изволь объясниться. — Что ты хочешь от меня услышать? Я была бы счастлива, если бы никогда больше тебя не увидела! Никого из вашей шайки! Но отец меня не послушал. Это же такая честь — собрание в нашем доме! Он просто не способен понять, что на самом деле нужно Хозяину! — Я жду от тебя рассказа о том, с кем ты спала кроме меня! — Снейп грубо встряхнул ее за плечи. — Отвечай! — Ах, если бы ты был так же учтив, как силен! — притворно вздохнула Ребекка, явно не понимая, что распаляет его еще больше. — Тогда нас ждало бы великое будущее! Но поскольку я уже получила от тебя все, что хотела, ты мне больше не нужен. Это мой ребенок! Ты не имеешь и не будешь иметь на него никаких прав! — Ты солгала мне. Тихие слова резко оборвали ее возбужденную речь, будто пощечина. Глаза Снейпа полыхнули бешенством, а сам он застыл, словно каменное изваяние. Гермионе хотелось крикнуть Каррингтон, что она ходит по лезвию ножа, предостеречь от глупых, необдуманных слов, но она лишь на мгновение прикрыла ладонью лицо. Это двадцатилетний Снейп! Это молодой Пожиратель смерти! Как можно было не понимать, что таких людей нельзя доводить до точки кипения? — Вот только давай без дешевых драм? — капризно произнесла Каррингтон, скривившись. — Ложь — правда… сплошные условности. Ты ведь даже удовольствие получил, так чего же ждешь еще? Мне от тебя действительно больше ничего не нужно. Отдай мою палочку и забудь все, что произошло. Мы больше не встретимся. Снейп желчно улыбнулся, и впервые на лице избалованной Ребекки промелькнул страх. По этой женщине было видно, что никто в семье не смел произнести слово ей наперекор. Единственная, драгоценная дочь Френсиса. — Ты, наверное, привыкла, что все происходит так, как ты того потребуешь, да Ребекка? — подтвердил мысли Гермионы Северус настолько спокойно, будто читал лекцию перед классом о роли сушеных водорослей в зельеварении. — И, наверное, ты решила, что я так просто позволю тебе принимать решения вместо себя? Ты пытаешься унизить меня, а потом хочешь выйти сухой из воды? Наплести сказочку о том, что это не повлияет на мою жизнь? — Поцокал языком и сокрушенно качнул головой. — Не получится, Бекки. Ты избавишься от этого. Каррингтон неверяще уставилась на мужчину. Судя по выражению шока на ее лице, она была совершенно уверена в том, что никто не посмеет не то чтобы причинить ей вред, а даже пригрозить. И уж точно не посмеет этого сделать Снейп в ее собственном доме. Конечно, Гермиона понимала, что если бы Ребекка не вела себя так вызывающе и неразумно, ее судьба могла бы сложиться по-другому. Снейп остался бы верен Темному Лорду и, возможно, смог бы полюбить своего наследника после исчезновения Волдеморта. Потому что он умеет любить. Но он никогда не простит собственного унижения. Напрасно Грейнджер посчитала Ребекку жертвой! Она была виновата в произошедшем не меньше Северуса. Да, иначе. Да, по глупости. Но виновата. — Ты не посмеешь… — раздался едва слышный шепот. — Еще как посмею, милая, — ласково произнес Снейп и изобразил на своем лице улыбку. — Поверь, я достаточно восстановил силы после твоего… хм… неразумного заимствования, чтобы исполнить свое требование. — Ты не понимаешь, — судорожно зашептала Каррингтон сухими губами, и в ее огромных глазах заплескалось безумие, а речь стала едва связной: — Я должна была. Семья вырождается… близкородственные браки… сквибы… а ты такой сильный… молодой… ты бы даже не заметил… взяла чуть-чуть… но разве за это можно убивать?! — А не ты ли на собраниях убивала магглов лишь за то, что им не посчастливилось родиться отличными от нас? — жестко оборвал ее Снейп. — Разве не ты хохотала над их мольбами о пощаде? В нем не было ни капли сострадания. Он стоял совсем близко к женщине, и прищуренные черные глаза прожигали ее насквозь. — Я пять лет пыталась… а потом… Дева-мария… дала зелья… и кровь… сила… и я не верила… Каррингтон потеряно улыбнулась, смотря сквозь Снейпа, а потом вдруг искривила губы, обнажая ряд красивых белых зубов, и злобно добавила: — Слишком умен, чтобы купиться, да? А знаешь, почему ты никогда не увидишь своего наследника? Я хочу, чтобы ты испытал ту же боль отверженного, которую я ощутила на своей шкуре. Мы оба чудовища, Снейп. Ты — лицом, а я — душой. Так что поверь, у меня хватит сил исполнить свои планы. Я полюбила в тебе могущественную, уродливую химеру, и ты должен был боготворить меня лишь за то, что я обратила на тебя внимание! Но и здесь ты снова стал первым! Оказалось, что внутри мы одинаковы: ты тоже монстр. Ты каждый раз пользовался мной, а потом отталкивал. И в твоей душе нет даже капли раскаяния по этому поводу! Снейп, неподвижный и бесстрастный, словно каменный идол, слушал ее обвинения, а когда Каррингтон, обессилевшая от своего эмоционального всплеска, привалилась плечом к стене, тихо произнес: — Ребекка, ты безумна. И первый раз в его голосе зазвучала жалость. Причем такая откровенная и унизительная, что Гермиона ощутила подходящие к горлу спазмы рыданий. Ей было чудовищно больно за всех и каждого в этой нелепой истории. Ей было жаль надменную, избалованную Ребекку, ставшую жертвой прогнившей системы «чистоты рода», основанной на кровосмешении, ей было жаль невинного нерожденного ребенка, который должен был умереть еще до того, как сделает свой первый вздох, просто потому, что его родители не любили друг друга. Но больше всех ей было жаль Северуса. Молодого, чрезмерно гордого, мстительного, обрекающего себя на долгие годы метаний по самой страшной тюремной клетке — в собственной голове, — который в тот момент, возможно, считал, что поступает правильно. «У меня было время свыкнуться с мыслью о том, какое я чудовище», — говорил он, вспоминая о своем поступке. А Снейп тем временем продолжал, и голос его был тверд, как у человека, который смирился со своей судьбой и был готов сделать шаг во тьму: — Ты не любила меня, Ребекка. Ты захотела новую игрушку и получила ее. Вот только мне не нравятся игры по чужим правилам. И независимо от того, что ты придумала себе, когда мы встретились, ты была другой. Но ты не имеешь права привязывать меня силой. Империо! Взгляд Ребекки остекленел, тревога и страх стерлись с ее лица. — Что бы ты ни думала, я не желаю тебе зла. Сейчас я отдам тебе палочку, а ты снимешь антиаппарационные чары с этой комнаты. Каррингтон кивнула и, получив свою палочку, пробормотала заклинание. Через мгновение Гермиону окружила темнота, а потом она оказалась в маленькой пыльной и совершенно неуютной комнате с потертым диваном, старомодным маггловским телевизором, напоминавшим комод на высоких ножках и всего несколькими книжными полками, прикрывавшими выцветшие обои. Снейп приказал Ребекке: «Жди здесь!» и исчез в потайной комнате за одним из книжных стеллажей. Вернулся со стаканом в руках, в котором плескалась фиолетовая жидкость. Ребекка застыла, пытаясь сопротивляться Империусу, и Гермиона поспешно закрыла глаза, отворачиваясь. Она не хотела этого видеть. Через время прозвучал неприятный булькающий звук, звон разбитого бокала, а следом за ним взволнованный голос Северуса, в котором Грейнджер еще никогда не слышала столько противоречивых эмоций: — Садись, а теперь внимательно слушай. Когда я скажу, вернешься в свой дом, восстановишь чары. Вечером обратишься в больницу святого Мунго. Ты не будешь переживать по поводу того, что случится, а потом станешь вести себя так же, как и всегда. Объяснишь всем, что не заинтересована в продолжении отношений со мной. Тебе все понятно? — Да, — первый раз за время нахождения в доме Снейпа ответила Ребекка. И после послышался хлопок аппарации. Темнота под закрытыми веками Гермионы закачалась, а потом она очутилась на жестком ковре в спальне декана факультета Слизерин Северуса Снейпа. И у нее впереди была вся ночь на размышления.