Теневой танцор

6

Северус сидел в кресле у камина и невидящим взглядом буравил огонь. Рядом с ним стояла початая бутылка огненного виски. Вторая. Он редко позволял себе топить горе на дне стакана — работа шпиона требовала постоянного самоконтроля, — но, судя по всему, сегодня у него был день исключений. Помочь Морган, хотя она ему не нужна. Напиться. Послать Альбуса вместе с Темным Лордом к черту. Снейп пьяно усмехнулся: осталось только выбрать, кто из двух великих станет первым. От мыслей о несправедливости судьбы его отвлек стук в дверь. — Проваливайте, — громко сказал профессор, даже не поворачивая головы. Изображение перед глазами слегка размывалось, растягивалось, но язык еще не заплетался. «Плохо, — заключил Снейп. — Стоит выпить еще». В дверь снова постучали. Ах да, чары неслышимости. Северус направил палочку в сторону входа и произнес заклинание. — Я же сказал проваливать. Секунду в коридоре стояла тишина, а затем послышался высокий голос: — Профессор Снейп, я пришла на занятие. Грейнджер. Проклятая Гермиона Грейнджер. Ну конечно. И как он мог забыть, что в этот вечер у него факультатив? Занятие должно было начаться минут тридцать назад, но Нотт получил бладжером по голове и оказался заперт в больничном крыле, а Малфой бродил по школе, выдумывая новые способы убийства директора. Казалось бы, и так все понятно: нет преподавателя, нет сокурсников, значит, и занятия не будет. Но, похоже, одержимость учебой старосты дала новый виток, и она не смогла позволить себе «просто так» прогулять пару. Никто раньше не стремился к его обществу. Но не Грейнджер. Помешанная на знаниях Грейнджер воспринимала и самого Снейпа в качестве говорящей энциклопедии. А при таком раскладе от нее сложно избавиться. Почти месяц назад, в начале семестра она подозрительно косилась на него, пытливо всматривалась в его глаза, пытаясь найти что-то невидимое для других. Она ловила каждое его движение, чем порядком надоела Северусу. В самом деле, он же не экспонат в музее, чтобы на него так пялиться! Снейпу не нравилось внимание к себе вообще. Он чувствовал себя неуютно под настороженным взглядом. Единственным человеком, кто вообще так пристально за ним следил, была Поппи Помфри в его студенческие годы, когда Северус отлеживался в больничном крыле после шутливых розыгрышей мародеров. Грейнджер никак не реагировала на грозные взгляды Снейпа, не сжималась от страха, когда он нависал над ее столом на занятиях. Она была совершенно спокойна и, должен был признать Северус, она заражала своей безмятежностью и его. Нет, его напряжение не исчезало, как по мановению волшебной палочки, но, все же, такой мощный источник спокойствия оказывал на него воздействие, словно поле притяжения планеты. Какая-то часть Снейпа мечтала убраться подальше от нее, другая же требовала еще этого покоя. И чем сильнее профессор ощущал это, тем больше баллов Гриффиндор терял на его занятиях. Иногда ему хотелось осклабиться в ответ на слабую улыбку Грейнджер и сообщить ей, за что она виновата в потере стольких рубинов из факультетских песочных часов. Жаль, что нельзя было этого сделать. И Северус молча злился на Гермиону. Да кто она вообще такая, что может оказывать на него хоть какое-то влияние? Кто дал ей право находиться в его мыслях чаще, чем любой другой из его студентов? При этом Снейп понимал: в том, что он внезапно нашел в Грейнджер что-то необычное, не было ее заслуги. Она не менялась — это он сошел с ума. А девчонка, даже зная, что над ней зависло заточенное лезвие гильотины — шанс стать первой жертвой в чистокровном мире, который пытался построить Волдеморт, — не казалась сломленной. Она была удивительно счастлива для того, кто знал о своих шансах на выживание в войне, и удивительно самодостаточна для того, чтобы считаться заурядным подростком. В ней был стержень, который помогал ей держаться прямо под натиском всех бед, давал ей силу поддерживать двух недоумков, которых она называла своими друзьями. Гермиона не просто упивалась знаниями и находила отдушину в книгах, она цеплялась за каждую возможность узнать что-то новое — тоже готовилась к войне. И всем этим она напоминала Северусу себя в юношестве. Профессор вздрогнул, будто ото сна, и отвел взгляд от камина. Бессмысленная, пустая тишина разлилась в комнате янтарным виски с привкусом горького миндаля. Кажется, кто-то от Северуса чего-то ждал. Ах да... — Я отменяю сегодняшнее занятие, мисс Грейнджер. — Сэр, я бы хотела с вами поговорить, — последовал ответ. Было даже почти не интересно, что взбрело в голову всезнайке. Но дьявол в деталях. Как много всего вобрало это невесомое «почти»! Снейп небрежным жестом снял охранные заклинания и снова поднес стакан огневиски к тонким губам. Громкие слова: «профессиональная этика», «уважение к преподавателю» и просто собственный авторитет — мелькнули на задворках сознания и испарились, как роса под палящим солнцем. Кто посмел бы сказать, что он не имел права показываться перед студентом в таком виде? А, плевать на всех… И мерзкое, холодное одиночество в его груди требовало прикосновения спокойствия, которым, как вирусом, заражала его Гермиона. К тому же, хотелось выговориться. Хотя последнее, пожалуй, от количества выпитого спиртного, а не от воспоминаний о Каррингтоне. Как мало значат понятия закона и нравственности, когда в твоих силах добиться желаемого! Чтобы стереть память, было достаточно одного четкого взмаха волшебной палочки. А если вдобавок наложить Силенцио, то девчонка превратилась бы в лучшего в мире слушателя. Северус был уверен, что у него хватит концентрации для сотворения заклятья забвения, а вопросы об этичности своих планов, едва возникшие в голове, унеслись со скоростью «Молнии». — Ну давайте поговорим, — выдохнул он, поворачиваясь лицом к двери. Резкое движение молотом ударило в висок. Привычно растрепанная, но необычайно тихая Грейнджер не отрывала взгляда от пола, пока не подошла к его креслу. А когда подняла глаза, готовые вырваться слова замерли у нее на губах. — Вы пьяны, — прошептала она и тут же смутилась того, что слетело с ее языка. — Вы чертовски наблюдательны, — едко отозвался Северус. Взгляд его не сразу фокусировался на визитере, но привычная язвительность приросла к нему, словно вторая кожа — захочешь, а не избавишься просто так. — Не стойте, как истукан, — кресло справа. Настороженная, удивленная Грейнджер присела на самый краешек жесткого кресла, которое находилось всего на расстоянии вытянутой руки от Снейпа, и вперила в него опасливый взгляд. Грейнджер казалась Северусу маленьким блуждающим огоньком, зависшим над его могилой — судьба издевалась над ним, безнадежно замерзавшим уже восемнадцать лет, показывая, как тепло может стать от близости другого человека. Ведь дело было вовсе не в полупогасшем огне в камине: только Грейнджер была виновата в том, что в Снейпе возникло желание выбраться из своей холодной могилы навстречу теплу и свету. С тех пор, как черная змея на его предплечье впервые выползла из черепа, душа Северуса впала в оцепенение, подобное коме. Злость, ненависть, презрение душили его день за днем, и лишь иногда сквозь эту пелену ядовитых эмоций прорывалось раскаяние. С детства наталкиваясь на глухую стену неприятия по отношению к себе, нескладный, обозленный подросток отвечал окружающим тем же. Кому был нужен такой дикий зверек? «Лили», — напомнил внутренний голос. Да, Лили. И, скривив в горькой усмешке губы, Северус вспомнил, чем он отплатил зеленоглазой волшебнице. Всего два человека за всю его жизнь дарили ему тепло: Лили Эванс и Ребекка Каррингтон. По-разному, как умели. Их обеих Снейп погубил своими руками. А теперь и Грейнджер делала первые несмелые шаги по утоптанной двумя женщинами дорожке, ведущей прямиком в могилу. Именно поэтому тогда, когда Северус первый раз почувствовал, что все его существо тянется к девчонке, он почти возненавидел себя. Даже самый слабый и неясный свет в темноте ночи будет казаться заревом пожара. И потому Гермиона, совсем того не осознавая, прочно обосновалась в его мыслях. Но ведь Грейнджер всего лишь любознательный ребенок, она не должна латать дыры в его душе, прожженные меткой Темного Лорда. Северус понял, что уже несколько минут разглядывает студентку. Тихая, незаметная — она была идеальным фоновым шумом для препарирования собственной души и помыслов. Проследив за взглядом Гермионы, Снейп увидел, что неосознанно водил пальцами по рукаву сюртука там, где находится метка. Ему потребовалось бы всего пару движений, чтобы заставить девчонку испугаться и держаться от него подальше. Быть может, тогда она избежит участи, которая постигла тех, кто не питал к нему ненависти. Но был ли он настолько благороден, чтобы отказаться от подарка, плывущего прямо в руки? Едва ли. — Нашли что-то интересное, мисс Грейнджер? — бесстрастно спросил Снейп, давая понять, что ее интерес не остался незамеченным. — Нет, сэр, извините, — несмело отозвалась Гермиона. Стыд жаркой волной разлился под ее кожей, окрашивая алебастровую кожу в розовый цвет — цвет весны и свежести. Слишком поэтично, чтобы быть правдой, — всего лишь румянец на щеках молодой девушки. И слишком красиво, чтобы вытянуть жизнь из ее хрупкого тела и отпихнуть в сторону. «Запугать и прогнать, — решил Снейп, — для ее же пользы». — Не верю, Грейнджер, вы слишком любите совать свой очаровательный носик в чужие дела, — ответил Северус, расстегивая манжеты и оголяя предплечье. — Вы это хотели увидеть? Смотрите! А может вам еще что-то интересно? Спрашивайте, не стесняйтесь! — скатывалось с его губ раздраженное шипение, как вода с раскаленного солнцем камня. Снейп, чуть склонившись к Гермионе, вытянул вперед левую руку. Черные, как два провала, глаза не отрываясь следили за испуганным личиком гостьи. Грейнджер отрицательно замотала головой, да так сильно, что та, казалось, вот-вот соскочит с тонкой шеи. Только взгляд ее прикипел к бледному тавро на руке Снейпа. Тролль бы побрал эту девчонку! — Надеюсь, сегодняшний вечер отразится в ваших кошмарах. Злобный слизеринский ублюдок (как называют меня ваши друзья) запер несчастную студентку в своем кабинете? Она несколько секунд растерянно молчала. Лицо второй раз за вечер залила краска стыда. А может, это был гнев — какая разница? — Да при чем здесь мои кошмары, — прошептала она горько. Северус усмехнулся. — Неужели за все эти годы унижений в моем классе я так и не пришел к вам в кошмаре? Жаль, теряю хватку, — откинувшись в кресле, почти искренне отозвался Снейп. Рукав сюртука он так и не опустил, но едва ли мог бы объяснить зачем: как предупреждение Грейнджер или как напоминание себе? — А какие картинки мелькают в вашей умной лохматой головке? «Тролль» по трансфигурации? Страшный пожар в библиотеке и ни одной уцелевшей книги? Гермиона колебалась несколько секунд, раздумывая, ждал ли Снейп ответа на свои странные вопросы. Лишь когда профессор, наполнив бокал янтарной жидкостью, бросил на нее выжидающий взгляд, она ответила. Кто разберет, зачем ему это понадобилось! — Нет, не эти, — дерзко произнесла Гермиона, но, заметив ухмылку на лице Снейпа, осеклась: он просто потешался над ней, задавая идиотские вопросы и наслаждаясь ее реакцией. — Гарри, Рон, Джинни. Мертвые. Преданные. Преданные тем, кто был их единственной надеждой. Нет, она сказала не все. Был еще странный волшебник в темноте коридора — живой и опасный. И Снейп. Снейп-предатель, с жестоким, безжалостным, высокомерным лицом. Во сне он всегда говорил только одну фразу «Я приведу информатора», и этим ужасал до глубины души. Но ни к чему было знать профессору такие подробности. После памятного дежурства, наградившего Гермиону подобными страхами, она стала больше наблюдать за Снейпом. Ей не хотелось верить в то, что директор ошибся в нем, ей не хотелось верить в то, что этот человек — предатель, однако, признаваться в своих мыслях под насмешливым взглядом было бы слишком глупо. — Да, не сложно догадаться, — вырвал ее из размышлений мягкий голос. — Идет война. Есть вещи, которые въедаются в память и возвращаются во сне. Их невозможно забыть, сколько ни пытайся, — тихо добавила Гермиона, вспомнив взгляд из темноты. — Ложь, мисс Грейнджер, — внезапно зашипел Северус. Гермиона вздрогнула, пытаясь понять, чем она могла вызвать такую бурную реакцию. — Стираются лица, стираются события. И тогда через несколько лет надо очень потрудиться, чтобы вспомнить черты лица, чтобы вспомнить какие-то важные слова. Воспоминания свежи лишь непродолжительный срок, даже если нам кажется обратное, мисс. Одни наслаиваются на другие, перемешиваются, искажаются! Гермиона молча смотрела на собеседника. Судя по оставшемуся виски в бутылке, профессор был довольно пьян. Нечасто ей встречались пьяные мужчины, но Грейнджер знала, что они склонны к откровенным беседам. Впервые Гермиона видела Снейпа (как и любого другого преподавателя) с огневиски в руках. Это был самый глупый, отвратительный и неэффективный способ разрешить проблему. Что заставило его? Ее обжег неуместный интерес и вместе с ним страх этих неконтролируемых слов. Почему именно с ней профессор решил разговориться? Но если уж совсем откровенно, то Гермиона была вынуждена признать, что не с ней Снейп разговаривал, не ей открывал душу. Кто-то там, невидимый, в глубине его памяти отвечал шпиону или Пожирателю смерти. — Я тоже верил, что никогда не забуду его глаза, — продолжал Снейп, — но сейчас я не могу сказать, какого они были цвета. Не помню, что выражало его лицо: он был испуган, бесстрастен, когда понял, что яд начинает действовать? Но я был уверен, что запомню это на всю жизнь. Мой триумф, моя власть над жизнью и смертью. Гермиона судорожно вздохнула, но Северус Снейп, не замечая этого, продолжал: — Он не мог сказать ни слова, когда я требовал снять с меня проклятье. Конечно, я заслужил мести: я обрубил ветку его рода, а он — моего. Но это не значит, что я покорно приму чужое решение вместо своего. Я никогда не жалел о его жалкой жизни, но я до сих пор чувствую вину за то, что погибла Ребекка. Вина разъедает меня, она заставляет рисковать меня всем ради искупления. Но в тот момент... Я был одержим. Лишь последний вздох Каррингтона принес мне успокоение. — Снейп мрачно улыбнулся уголками губ. Сделал глоток и сфокусировал взгляд на притихшей Гермионе. — И я уже даже не помню, как он выглядел. Ведь Френсис не приходил ко мне в кошмарах. Окклюменция хорошая штука, знаете, мисс Грейнджер? Она кивнула головой, не в силах произнести ни слова. Кровь гремела в ушах, а руки внезапно налились свинцовой тяжестью. Единственные слова «Пожиратель смерти» каленым железом оказались выжжены в ее голове. Ей казалось, что это просто дурной сон, ведь не мог же Снейп так просто признаться... в убийстве? Гермиона уловила суть его исповеди, и, хотя некоторые моменты оставались не ясны, вырисовывавшаяся картина действительности угнетала: он погубил наследницу этого мужчины, Ребекку, а тот проклял Снейпа… Ветку рода…? Проклятье, которое уничтожит его потомков? Ох, Мерлин, да какая разница! Убийство… страшное, черное слово поднимало в душе волну отвращения и первобытного ужаса, почти такого же, как слово «война». Гермиона сознавала, что роль тайного агента в кругу Волдеморта требовала убедительности. Она понимала, что даже если Снейп не произносил слова непростительного заклятья для убийства кого-либо, кто вставал на пути Темного Лорда, то наверняка имел отношение к их гибели другим способом: кто лучше него разбирается в ядах? Это вынужденная мера, вынужденная жестокость в обмен на информацию. Это накладывает свой отпечаток на человека. Но мысли об умышленном и желанном убийстве вызывали дурноту. «Он в чем-то раскаивался, — сквозь шум пульсирующей в ушах крови шепнул разум. — Он сожалел. Он испытывал вину. Он был на дороге искупления». Пожиратель смерти, который раскаивался в чем-то… Истерический смех рвался сквозь зубы, но Гермиона, заглушив в себе неуместный порыв, всеми силами попыталась ухватиться за ускользавшую мысль: достаточно ли было его сожаления, чтобы ему можно было довериться? Как много белых нитей было в этом черном полотне? Гермиона понимала, что услышала слова, не предназначавшиеся для ее ушей. Помимо мрачного, безумного торжества в голосе Снейпа улавливалась бездонная горечь, черная скорбь и еще что-то, чему она не могла дать точное определение. Она чувствовала себя так, словно подглядела в замочную скважину. — Конечно знаете, мисс Грейнджер, вы всегда все знаете. А есть ли вопросы, на которые вы не можете ответить? Гермиона опять кивнула, следя за Снейпом встревоженным взглядом. Но молчала. — Озвучите? — предложил после паузы Северус. Ни следа нетерпения не было в его голосе. Только усталость. — Я не могу понять, почему вы решили мне довериться, — шепот на грани слышимости. Снейп негромко рассмеялся, а Гермиона невольно поежилась: ни капли веселья не было в его смехе, лишь досада и опустошенность. — Я уже много лет никому не доверяю. — Тогда почему вы мне все это рассказываете? Я не могу понять, сэр. «Ведь теперь я не смогу просить вашей помощи», — хотела она добавить. — Мне нравится, как вы слушаете на занятиях, мисс Грейнджер. Да, именно слушаете. Когда вы начинаете говорить, теряется все очарование. Была бы моя воля, я бы заклеивал вам рот уже на подходе к кабинету. Когда слушаете, вы открытая, доверчивая, спокойная. Порой заражаете и меня своим спокойствием. А сегодня оно было мне необходимо, как воздух. Но, пожалуй, я не планировал рассказать вам столько. Северус поставил стакан на пол. — Вы хотели о чем-то со мной поговорить? — резко сменил он тему, вероятно посчитав, что та себя исчерпала. Только Гермиона не могла заставить себя заговорить с ним о Гарри после всего, что узнала сегодня. И дело было уже даже не в намеках на истинную преданность шпиона Ордена, не в причине, из-за которой этот человек напился. Просто... помешательство Поттера показалась ей в эту минуту такой незначительной проблемой по сравнению с мукой этого странного холодного человека... По сравнению с тем, что он горел заживо. Гермиона ужаснулась своим мыслям: что стоит ее дружба, если между мужчиной, который ей безразличен, и лучшим другом, которому становилось с каждым днем хуже, она выбрала первого? Ровным счетом ничего, если не допустить мысли, что судьба зельевара значит для нее чуть больше, чем любого другого члена Ордена Феникса. Взгляд Грейнджер упал на руку Снейпа. На бледной коже шевелилась едва заметная змея, обвивавшая череп. Знак мрака. Клеймо. И тогда она заговорила, с каждым словом все острее понимая, что надо замолчать, но не могла. Все эмоции этого вечера закрутились в безумном хороводе, обрывки мыслей набатом бились о стенки черепа, а сердце сделало невероятный кульбит и ухнуло куда-то в желудок. И она не могла сдержать все это внутри себя, пусть даже на следующее утро не смела бы поднять глаза на своего профессора. — Зачем? Зачем вы это сделали? Зачем вы поставили на свое тело это клеймо? Так клеймили убийц, так клеймили рабов, но ведь вы не раб! Вы никогда не смогли бы быть им! Вы не такой. Вы не убийца. Я не верю! — Гермиона остановилась, чтобы сделать вдох и подняла глаза на лицо Снейпа. Оно напоминало каменную маску. Единственным проблеском эмоций были пылающие яростью глаза. Слова застряли в горле. — Вы никогда не поймете, Грейнджер, — едва слышно ответил он. — Вы не знаете, что значит быть изгоем. Вы не знаете, как отверженный хватается за любую возможность отомстить тем, кто его унижал, кто глумился над ним. Как хочет власти тот, кто всю жизнь был вынужден подчиняться другим. Снейп посмотрел Гермионе в глаза, казалось, заглядывая в самую душу. — Вы не знаете, каково смотреть в зеркало после того, как твоя новоприобретенная сила обернулась против единственного человека, которому ты не хотел зла. Вы не знаете, как иногда хочется отрубить себе руку, лишь бы не видеть этого на своей коже, — с каждым новым словом его тон становился все более мрачным и отчаянным. — Это не просто татуировка — это выжженное пятно в душе. И это часть меня. И я буду помнить об этой ошибке до последнего вздоха в этой никчемной жизни. Он снова вытянул руку в сторону пораженной девушки. — Вы никогда не сможете меня понять, мисс Грейнджер! Снейп отклонялся назад, когда Гермиона сделала то, отчего он потерял дар речи на несколько секунд. Неловко, неожиданно она сползла с края кресла на пол, становясь перед ним на колени, и обхватила левой рукой его предплечье, а пальцами правой провела по метке, спускаясь к ладони и сжимая ее обеими руками. — Она горит. Мама говорила, что грешники, горя в адском пламени, искупают свои грехи, — срывающимся голосом произнесла Гермиона. — Ваша душа не выжжена, она все еще горит. Главное найти в себе силы раскаяться! Лишь тогда, когда метка станет холодной, погибнет та часть души, что истлела, так и не найдя прощения. Вашу ошибку можно исправить, этот мир не погряз во злобе! — Какое вам до этого дело? — взорвался Снейп, вырывая руку из цепкой хватки Грейнджер. Кожа пылала в тех местах, где ее коснулись ледяные пальчики лохматой всезнайки. — Ни один человек не заслуживает такой участи, — опустошенно прошептала она, опуская глаза. Но во взгляде Северус прочитал иное, хотя и не был уверен, что эти мысли принадлежали гриффиндорке, а не ему самому: убийца должен страдать за свое преступление. — Катитесь к дьяволу со своей жалостью и взглядами на справедливость! — воскликнул он и вскочил с кресла. Резко обернулся лицом к своей визави. — Проваливайте! Гермиона неловко поднялась с колен (ноги ее не слушались), забросила на плечо сумку с учебниками и заспешила к двери. Она понимала, что слишком много неуместных слов сорвалось с ее языка, но не испытывала сожаления. Она была уже на пороге, когда послышался голос Снейпа. — Мисс Грейнджер, остановитесь, — тон его был неестественно спокоен, хотя черные глаза гневно сверкали. — Я едва не забыл. Обливиэйт! *** Гермиона сидела в глубоком кресле в гостиной Гриффиндора и устало подпирала рукой голову. Первый раз после занятий она чувствовала себя такой разбитой. Голову словно набили ватой, она не помнила ни слова из того, что говорил сегодня преподаватель. Но у нее создавалось впечатление, что на этом занятии профессор был ею недоволен, что она пропустила что-то очень важное из его объяснений. Снейп отпустил ее намного раньше, а домашнее задание дал, когда она была уже на выходе из его кабинета. «Переутомление», — решила Гермиона, закрывая справочник по зельеварению. — Устала? — спросил Гарри, присаживаясь на подлокотник кресла. — Да, немного, — она тепло улыбнулась в ответ. Гермиона, коря себя за малодушие, сглотнула подступивший к горлу ком: ну почему она сегодня не попросила Снейпа помочь? Она ведь была совершенно уверена, что поведение профессора на собрании запланировано Дамблдором. Она целый месяц внимательно следила за преподавателем и теперь была убеждена, что он не предатель. И для Поттера помощь Снейпа будет лучшим раскладом. — Все хорошо? — заметил ее состояние юноша. — Да, Гарри, не волнуйся обо мне, — уверила она. — А ты как? И этот вопрос подразумевал нечто большее, чем вежливый интерес. — Хуже не было, — пробормотал он, поднимая ярко-зеленые глаза. Потом улыбнулся и взял ее за руку. — Холодная. Гарри касался ее ладони, согревая, и на глазах наполнялся жизнью. Он расправил плечи, посмотрел на Грейнджер, едва поглаживая большим пальцем кожу на руке, а на стеклах очков играли блики огня. Поттер однажды обмолвился, что когда друзья рядом, ему гораздо легче держаться на этом краю сознания, в своем теле. Но Рон был слишком увлечен Лавандой, чтобы заметить происходящее с Гарри, и Гермиона, радуясь, что хоть чем-то может облегчить страдания друга, все свободное от занятий время проводила рядом с ним. Ведь он нуждался в ее поддержке. Перед глазами мелькнул вихрь рыжих волос, и на соседнее кресло влетела Джинни, потеснив при этом юношу. Гермиона уловила в глазах Поттера неясную смесь досады, разочарования и тоски, и сердце ее замерло. Мерлин, только не это. Ведь не может быть, чтобы Гарри ею увлекся? Ведь он воспринимает ее как сестру, так же, как и она видит в нем только брата? Он никогда не пытался до нее лишний раз дотронуться или обнять. Лишь изредка по вечерам перед камином согревал ее ладони своими. Но Гермиона и представить не могла, что именно значили для Поттера эти прикосновения. Возможно, она была слишком занята наблюдением за Снейпом… — Эй, Гермиона, ты меня слушаешь? — Уизли щелкнула пальцами перед ее лицом. — Да, извини, Джинни. Повтори, пожалуйста. Гарри встал и, пробормотав что-то на прощание, ушел в комнату мальчиков. — Я говорю, Гермиона, что в «Вечернем Пророке» появилась заметка о том, что Люциус Малфой умер в Азкабане. После Рождества они писали, что он сошел с ума, а теперь… Надеюсь, что это не очередной скандал от Скиттер, и он и правда получил по заслугам. Гермиона совсем не вслушивалась в слова. Единственное, что ее волновало, так это то, что дверь в спальню мальчиков открылась сама по себе, но никто в комнату не вошел. Очень в духе Гарри Поттера под мантией-невидимкой. Ну сколько можно! Как же она просила его не следить за Малфоем! Неужели Гарри не понимает, что направляется прямиком в мышеловку? Зачем, зачем делать это, когда тебя кто-то поджидает в коридоре? Ведь Гермиона, иногда засиживаясь допоздна в гостиной за домашними заданиями, видела, как Поттер выходил из спальни в пижаме и, точно лунатик, брел к выходу. Джинни, занятая разговором с кем-то из друзей, не заметила, как Гермиона покачала головой и прошептала: «Гарри». Когда до отбоя оставалось не больше четверти часа, проход в гостиную открылся, впуская декана Гриффиндора. — Старосты, — позвала она и протянула спешащим студентам несколько пергаментов, — поместите объявление на доску, внесите изменения в расписание занятий на завтра и оповестите о них всех студентов факультета. — Нет ни одной пары ЗОТИ, — подал голос Рон, который отлеплялся от Лаванды только на те минуты, когда преподаватели появлялись в радиусе видимости. — Именно, — подтвердила МакГонагалл. — Профессор Снейп отменил все занятия. Гермиона шумно выдохнула. За ее спиной кто-то наступил на один из пищащих «Ужастиков Уизли», но, когда девушка оглянулась, ее встретила лишь пустота.