Парни не плачут

Сороковая часть

Она была поставлена перед загадкой, которую не в силах была разрешить. Сухой шорох бумаги неприятно царапал слух. Как при астме, ей трудно было надышаться. Офицер в синей униформе заполнял бланк, сосредоточенно посапывая.
– Мама...
– Давай пойдём отсюда.
– Мама, я хочу дождаться Брэндона.
– Нет, мы не будем этого делать!
– Мама, да как же ты не поймёшь, он... – девушка сжала кулаки так, что ногти впились в нежную кожу. Ей очень хотелось не разразиться проклятиями в адрес всех присутствующих. Она была вымотана за бессонную ночь.
– Мисс, я бы не советовал вам этого делать. Тина Брэндон ещё долго здесь задержится. Ей придётся давать детальные показания, ведь... – полицейский сдвинул фуражку на затылок и смущённо кашлянул.

– Что ведь? – она обернулась к нему моментально, так сильно побледнев, что Линда испугалась.
– Ничего. Детали уточнять будут. Опять же, из "Скорой" должны прислать результаты освидетельствования...
– Я не желаю ничего слушать.
– Лана, всё, что Брэндон говорил нам, было неправдой.
Шум, гул, как от целого пчелиного роя. Пчелиный рой в моей голове. Бой барабанов, палочки молотят по натянутому полотнищу... Бам, бам... Безысходные звуки, все двери закрыты, а ключи заржавлены... поздно извиняться, друзья мои. Я ни одним пальцем не шевельнула, не пыталась помочь ему, я просто стояла... С ума сойти можно, как всё быстро произошло... Он говорил мне, что ненавидит насилие, но я и подумать не могла, что сама окажусь виновата!
– Мама, уйди отсюда. Пожалуйста.
– Ты пойдёшь со мной!
Лана пожала плечами.
– Я останусь здесь. Я хочу его дождаться.
– Либо я устраиваю здесь скандал, либо ты поднимаешь свою филейную часть от стула и идёшь за мной... это абсурд! Ну-ка, поторапливайся, не маленькая, чтобы капризничать! Вставай, Лана!..
Линда боялась за свою дочь, подобной апатии на её лице она ещё не видела. Как будто рядом пронеслась комета, унеся кучу человеческих жизней, а уцелевшие стоят посреди выжженного поля, опустив руки...
Она не видела того, что происходит за тонкой фанерной перегородкой. Она была лишена фантазии и ежедневных проповедей в церкви, иначе беспокойство за свою грешную душу переросло бы в громкий вопль отчаяния.
... Ты в порядке, дружок?
Тебя подвезти до дома?
Ты же в порядке, верно? Что-то ты хреново выглядишь!
Не плачь. Не плачь. Не плачь. Не плачь!!!
Когда он разлепил глаза, кровавой корки уже не было. Он мог мигать, дышать ушибленной грудью, хотя его до сих пор подташнивало. Брэндон сел на краешек кожаного кресла, чтобы не утонуть в нём. Он закутался в широкий свитер и дёрнул плечом.
– Ведётся протокол, Джо, не забудь. Итак, сегодня я допрашиваю Тину. Ваше полное имя?
Он произнёс очень тихо и хрипло.
– Тина Рэне Брэндон.
– Дата вашего рождения?
– 12 декабря 1972 года...
– Отлично, записываю... Двенадцатое декабря, я не ошибся? Итак, Тина, нам с вами предстоит обсудить некоторые аспекты... Конечно, это не официальный допрос, потому что заявление подавали вы, и жалобу отзывать не собираетесь, поскольку являетесь жертвой. Но всё же. Изнасилование – это очень серьёзное обвинение. А дача ложных показаний карается по закону. Вы меня поняли?
Ещё бы ему не понять...
– Нам придётся восстановить картину произошедшего. Шаг за шагом. События прошлой ночи – это важно...
Губы пересохли. Проблема была в том, что он не мог точно рассказать, что же случилось. Полная неожиданность. Шок. А затем – растекающаяся боль... Самое худшее – он не мог выстроить логическую цепочку, он был полностью уничтожен. Ужас – ничего правильного, симметричного, законного не было в этом убойном чувстве.
– Говорите, пожалуйста, громче!
– Я не помню, что он сделал.
– Обнаружив тот прискорбный факт – что вы девушка, он совсем ничего не делал? Вы же говорите, что эти двое раздевали вас в ванной, чтобы унизить перед друзьями. Или мы что-то пропускаем? Мисс Брэндон, прислушайтесь к моим словам. Вы должны объяснить нам всё. Нам важна каждая деталь для того, чтобы картина произошедшего была полной. Мы ведём расследование, в конце концов! А вы принимаетесь выкладывать факты чуть ли не с середины. Мы не можем никак установить правду. Мы не можем оценить степень виновности... ваших насильников. Ладно... После того, как Джон стащил ваши штаны и увидел, что вы – девушка, как он поступил? Он приставал к вам?
– Нет... – он отрицательно качнул головой. Шериф нахмурился. Сидящий перед ним человек был ему в новинку – не пьяница, не хулиган, не забулдыга – а так... трансвестит, девушка, дурачившая добрую публику, и получившая по заслугам. Брэндон желал провалиться сквозь в землю, чтобы те, кто подвергал его допросу, не увидели краски на скулах. Он не мог ничего объяснить. Он был растерян до крайности... Конечно, детали были, и он помнил всё во вспышках – в ореолах ярко-белого цвета, расплывчатых, щадящих память. Он помнил запах пыли, то, как его лицо жестоко прижималось к старой обивке сидения, помнил цвет своей рубашки, помнил... всё. И забывал всё, проваливаясь в чёрные пустоты бездумья. Ему было плохо.

– И это вас не удивило? Или мы опять что-то пропускаем? Он мог, например, раздеть вас потому, что вы ему нравились, и он хотел уложить вас в постель. Вы бы сказали ему, что вы парень, и это будет совсем не правильно, что он – грязный гомик. Так? Или он запустил руку вам в трусы и поигрался немного? А? Такое было?
– Сэр, я... – у него навернулись слёзы от нестерпимой обиды.
– Никакой разницы не было. Он мог делать с вами всё, что угодно – на глазах у толпы полупьяных подростков! Иначе, зачем бы все напивались с таким упрямством! Сколько выпивки они купили, а? Или ещё потом догоняли? Вот что я вам скажу, дорогая... зная Джона Лоттера, зная его любовь к показухе и браваде, я не могу поверить, что он – сдёрнул с вас штаны, чтобы узнать, что вы – девчонка, так долго водили его за нос – не сунул палец вам туда, или что-нибудь в этом роде.
Шериф закурил – расправил усы и крякнул. Брэндон сложил руки на коленях, ещё не сломленный, но уже готовый повиноваться.
– Он этого не делал.
– Так что же произошло дальше?
Плёнка была простым доказательством. Аудиомагнитофон не мог воспроизвести его разбитого лица, опустошённого выражения на нём. Никто ничего не видел. Никто ничего не понял...
Меня изнасиловали. Не могу поверить...
Ты в порядке, дружок?
Нет. Я – мёртвый солдат...
... Брэндон задыхался. Его вытолкали из дома и нарочито долго возились с дверью – ключ царапал замочную скважину, потом цепочка... У него пересохло в горле – он надсадно сглотнул.
Бывшие приятели возникли сзади, как тени. Брэндон не увидел на их лицах участия. Только занесённый для удара кулак. Он же стоял перед ними пристыженный, обессиленный и несчастный.