Парни не плачут

Тридцать четвертая часть

– Слушай, я не хочу, чтобы всё кончилось так... – он всхлипнул.
– Успокойся. Я здесь. Почему всё так получилось?
– Я тебе расскажу, только ты пойми меня... Я и сам всего не знаю о том, что происходит. Я... я болен. Это как болезнь. Транссексуализм...
– Транс – что? – Лана взяла его за руку, пытаясь заглянуть в лицо, потому что Брэндон всё время отворачивался. Собственное сердце грозило вырваться наружу, колотясь, как паровозные колёса. – Ты можешь по-человечески объяснить?

– Ну, я гермафродит, транссексуал... Я был рождён двуполым, и воспитывали меня, как девочку... Но глубоко внутри я – мужчина. Путаница с документами возникает из-за того, что чиновники не хотят мне помогать. Я... должен пройти через кучу трудностей, чтобы стать наконец собой. Я ещё не прошёл полный курс лечения, но скоро буду делать операцию.
Мечты о тёплых, доверительных отношениях летели вверх тормашками. Лана всё ещё не могла понять, что происходит, хотя была поражена увиденным – Брэндон вцепился в решётку так, что костяшки пальцев побелели... и, что самое страшное, он готов был заплакать. Ради неё? Так он боится её потерять? Вот новость...
– Я парень, и всегда им был.
– Что ты... – Лана положила руку поверх его. – Я знаю, тебе нелегко отвечать на вопросы, но ты не мог мне сказать об этом? Всё было бы намного легче...
– Было бы? Разве я не знаю? – вскинулся он, и каштановый клок волос упал на глаза. У Ланы внутри всё сжалось. – Как это – быть изгоем, как это, когда над тобой все смеются... Слушай, тебе может быть неприятно здесь находиться. Я такой жертвы не заслуживаю.
– Брэндон, я...
– Подожди! Я часто думал о том, как бы это было – сказать тебе всю правду с самого начала. Я сидел тут... это целый ад – тюрьма, может быть, я его заслужил. Но и нашёл время подумать... – его шёпот напоминал горячечный, и воздух касался её щеки. – Лана, малыш... у меня нет не только денег, но и смелости, я трус... Ты могла меня прогнать. Ты – самое лучшее, что случилось со мной. Я просто имел возможность показать тебе, каково это – жить в своё удовольствие, любить и быть любимым! Я подошёл слишком близко и обжёгся. Я всегда всё порчу. Так было с родителями... в школе, везде. Другие девушки считали меня придурком... Пока я ничего не говорил о своём дефекте, всё было хорошо, а они... Вот так и с тобой. – заключил он и прижался лбом к холодным прутьям. Едва заметным движением девушка погладила его. Брэндон вздрогнул.
– Перестань. Прекрати мне всё это говорить, если тебе больно. Я верю... ты же врал не специально, ты никому не хотел вреда... Я внесла залог.
– Что? – он почти задохнулся.
– Брэндон, ты свободен! Потому что я так хочу, потому что... я люблю тебя... – она слабо улыбнулась, глядя, как в его потухших глазах начинает тлеть огонёк. Слишком бледный, слишком осунувшийся за последние сутки мальчишка... Ей было всё равно, матерью Терезой покажется она, или всепрощающей дурочкой. Ей позарез был нужен этот парень. А то, что он объяснял... будет время разобраться! – Собирайся, мы уходим из этого жуткого места.
– Это касается только нас двоих?
– Да!
Они были классной парой – симпатичная девушка в кожаной куртке и мальчишка в джинсах и пижамной рубашке. Когда они бежали вниз по лестнице, полицейские даже не собирались их останавливать, покровительственно ухмыляясь вслед. Если бы художники, певцы и поэты искали воплощение бунтарского духа, им не надо было искать в каменных джунглях больших городов – достаточно было просто заглянуть в Фоллз-сити... Хлопнула дверца машины, взревел мотор. Пристегнись, малышка, мы сегодня гуляем на все сто...Они поцеловались. И никому не говори о том, что я плакал – потому что парни не могут себе этого позволить, они – сильные и дорожат своей гордостью... Заводи, поехали! Мы – свободны! Как птицы, как ветер, как мы – вдвоём на шоссе...
... Джон не помнил, когда на его памяти выдавался такой хороший вечер. Слякоть и ломкая трава под ногами сменились лёгким морозцем, колёса автомобиля не вырывались из колеи, после одного дела с рабочими он получил пачку баксов в карман... Блин, ты бессмертен. Но вступишь в свои права чуточку позже.Он криво усмехнулся, направляясь прямиком в бар. А что делать, схема одна – за горем ли, за радостью, но люди идут к знакомой стойке. Караоке не было, поэтому прыщавые школьники настраивали гитары для того, чтобы поразить всех выступлением самодеятельности... Том остановился, чтобы завязать шнурок. Его-то смутные подозрения не терзали, ему не надо было разбираться с ответственностью. Джон не слишком вникал в то, что ему сказал приятель, но опасность, исходящая от чужака в этом городестала более ощутимой. Значит, надо было действовать. А не распускать сопли по любому поводу... пусть этим займутся девчонки! Вроде Кэндис, которая едва держалась на ногах, но продолжала смотреть на казённые бутылки с ликёром. Не поворачивая головы, вожак бросил сквозь зубы.
– Подтянешься потом. Но заходи.
Он бросил куртку на прилавок и счёл нужным поздороваться.
– Ну-ка, детка, возьми двадцатку. Ликёра на все.
– Что ты такой щедрый? – без энтузиазма отметила Кэндис. Ей совсем не хотелось разговаривать с главой шпаны в Фоллз-сити.
– Моё дело. Хочу – и гуляю... Плесни в стакан. Так, – он прикрыл рюмку ладонью. – Знаешь, я ведь разговаривал с матерью Ланы. Линда себе места не находит. Согласен, родительница она дерьмовая, но когда дочь дня два не ночует дома... Твоя непутёвая подружка сбежала, верно? И с фабрики уволилась. Ты ликёр-то пей, не смотри на меня такими круглыми глазками...
Меня не проведёшь. И лучше выкладывай всё, как есть. Дурёха попала в беду, и я её по любому следу отыщу... ты что, не знаешь, что мне каждое коровье пастбище здесь знакомо?Джон грозно сдвинул брови. Кэндис пару секунд посапывала, затем взяла рюмку – и привычным движением опрокинула. Спиртное мгновенно согрело девушку, разгоняя остатки мыслей. Этот бородач – неплохой парень, но...
– Джон, я не привыкла разговаривать. Меня ж никто не слушает: малышка Кэнди, глупышка... Один раз рот открыла, так девчонки мне бойкот объявили. – передразнила она его. Вожак вздёрнул руки в примиряющем жесте. Том, присевший рядом, громко фыркнул и заработал свою оплеуху.
– Я тебя слушаю. Кэнди, ты должна мне всё рассказать...

– Налей ещё, – она ткнула пальцем в бутылку. – Чёрт, почему я одна такая несчастная? Том... блин, куда ты тянешься... Ребята, или я чего-то не понимаю, или в этом городе творится чертовщина. Лана пока не сбежала...
Джона передёрнуло.
...– Ты любишь кантри?
– Очень... Я люблю музыку. И тебя.
– Я польщён...
– Ты – что?
– Не обращай внимания.
Подумать только, я осталась с ним... Первый стоящий поступок за всю мою жизнь. Он – хороший... Меня будут называть лесбиянкой? Но за что? Хотя в маленьком городке новости разносятся быстро, например, о том, что юноша-любимчик является девушкой, я... я не могу им всем объяснять, что он классно целуется и будет моей единственной надеждой. Сбежать подальше отсюда, не видеть опостылевших стен в жёлтой краске, не слышать ругательств и криков, а только приятную музыку...