Дневник осени

Глава 11.

Одна девчонка, с которой мы частенько обедали за одним столом в Мэриленде, рассказала мне как-то, что можно заживо сварить лягушку, а она даже не попробует сбежать. Для этого нужно сначала положить ее в холодную воду, а затем постепенно нагревать. Она не понимает, что вода становится все горячее до того момента, когда уже слишком поздно. Девочка заверила меня, что сама не пробовала так делать, но... Мы с Дженной после этого предпочли пересесть от нее подальше.
   То, что происходит сейчас, похоже на опыт с лягушкой. Сначала все прекрасно. Я занимаюсь своими делами, хожу на занятия, общаюсь с друзьями, встречаюсь с Шоном после его тренировок... Все в норме.
   Потом я начинаю замечать перешептывания и косые взгляды. Сначала изредка. Они такие незаметные, что мне даже трудно определить, когда именно все началось. Я знаю, что Ринзи лопается от ярости из-за того, что мы с Шоном встречаемся, и постоянно бросает на нас убийственные взгляды. И не только она: еще Тейлор, Зак и все остальные члены ее компании. Но я не обращаю на это внимания и испытываю гордость. Все-таки Шон – самый крутой парень в школе. И если он заинтересовался мною – симпатичной новенькой, я постараюсь тоже отнестись к себе по-новому.
   До того дня, когда ко мне подошла Шайла МакКонкл, я даже не подозреваю о настоящем положении дел.
   Шайла божественно хороша: длинные светлые волосы, заплетенные в косы, и тело, созданное для пляжа. Она красится почти так же сильно, как Амалита, носит глубокие декольте и одежду в обтяжку, что смотрится немного дешево. За ней, куда бы она ни направлялась, так и стелется шлейф феромонов, хотя Амалита утверждает, что она придерживается чуть ли не самых консервативных взглядов в школе.
   Сдав свои пустые подносы после обеда, Амалита, Джей-Джей, Джек и я пересекаем внутренний двор, когда Шайла буквально вырастает у меня на пути. На ней очень тесный топик, открывающий взору верх кружевного бюстгальтера. Я слышу, как за моей спиной Джек аж задохнулся от этого зрелища. Она сурово смотрит на меня, а я пытаюсь сообразить, что я ей сделала, если ни разу и словом с ней не обмолвилась.
   – Хочу, чтобы ты знала: то, что ты сделала, – отвратительно.
   – Ну ладно... – мычу я в ответ. – Шайла, да? Я – Отем.
   – С другой стороны, когда я думаю, чего тебе это стоило... – Она похлопывает меня по плечу и удаляется, бросив на прощание сочувствующий взгляд.
   – Странновато... – комментирую я, глядя ей вслед. – Кто-нибудь может мне объяснить, что это было?
   – Я спрошу у Кэрри, – отвечает Амалита. – Она-то уж точно знает.
   – Давай я спрошу, – предлагает Джей-Джей. – Мне все равно нужно с ней поговорить.
   Он идет искать Кэрри, и в этот момент я начинаю замечать все эти взгляды, направленные на меня. Они повсюду. Стоит мне пройти мимо кого-то, как он или она наклоняется к своему спутнику и тихо что-то шепчет мне вслед.
   Обо мне, естественно. Но что именно?
   Что бы это ни было, это вряд ли имеет какое-то отношение к моему походу на Зимний бал с Шоном. В этом я уверена.
   Когда Амалита звонит мне, я наблюдаю за тренировкой.
   – Ты сейчас не одна? – спрашивает она.
   – Я смотрю на тренировку.
   – Тогда постарайся держать себя в руках. Иначе станет еще хуже.
   – Что станет еще хуже? Что ты выяснила?
   – Выяснил Джей-Джей. Ему Кэрри сказала.
   – Да что сказала?
   – Ну вот что: кто-то распространяет про тебя слухи, что ты... хм, гуляла направо и налево у себя в Мэриленде. И залете...
   – Что?!
   – Слушай дальше: ты залетела, и твоему папе было так стыдно за твое поведение, что он сбежал сюда, где и... Не могу даже произнести это.
   У меня было такое чувство, что весь мир сжался вокруг меня и телефона в моей руке. Думаю, я знала, что сейчас скажет Амалита, но я должна услышать это собственными ушами.
   – Ну хорошо, давай, говори.
   – Здесь нет ничего хорошего, но я скажу. – Она судорожно вдохнула. – Все говорят, ему было так стыдно, что он приехал сюда и покончил с собой. У вас там дома все об этом узнали, и твоей семье пришлось переехать сюда.
   Это настолько дико, что я не знаю, как реагировать.
   – Но это глупость, – говорю я, – Мой отец погиб в автокатастрофе.
   – Которую он сам и устроил, потому что не перенес стыда.
   – Бред какой-то! Кто в реальном мире так поступает? Никто! Никто бы так не сделал!
   – Помни, что я тебе сказала: держи себя в руках на людях!
   Это верно. Я кричу в трубку, а все присутствующие на трибунах пялятся на меня, презрительно фыркают и качают головами.
   Мне плевать! Я сжимаю телефон мертвой хваткой.
   – А Кэрри не сказала Джей-Джею, кто распространяет эти слухи?
   – Ты сама знаешь кто, – отвечает Амалита.
   – Но это она ему сказала?
   – Она сказала, что не знает. Я ей сама звонила, мне она сказала то же самое. Все слышали, но никто не знает, кто пустил слухи.
   – И все в это верят? Неужели все такие идиоты?
   Вокруг еще больше косых взглядов и перешептываний. Мне хочется их всех стукнуть.
   – Не знаю, верят ли, но история всем точно понравилась. Ведь история еще та!
   Я внимательно оглядываю спортивную площадку. Ринзи, в коротких шортах и майке, хохочет в компании прыгунов с шестом, как будто она – сама невинность.
   – Я ее убью, – говорю я.
   – Отем, – взывает ко мне Амалита. – Послушай, не делай глупостей!
   Я нажимаю отбой. Иногда я могу действовать очень импульсивно. Делаю что-то прежде, чем хорошенько подумать.
   И сейчас как раз один из таких случаев.
   – Марина Треска!
   На поле куча спортсменов, которые тут же обернулись на мой крик. Ну и ладно! Меня сейчас волнует только Ринзи. Я несусь вниз с холма, пересекаю беговую дорожку и оказываюсь на тренировочной площадке.
   Ринзи хватает самообладания улыбнуться мне как лучшей подруге:
   – Привет, Отем? Что-то случилось?
   Я кидаюсь на нее, совсем не осознавая, что творю.
   Есть одна проблема: я в своей жизни никого ни разу не ударила. Выясняется, что я плохо представляю, как это делается. Ринзи легко уклоняется от моего удара, в результате чего я теряю равновесие. Ринзи, у которой определенно побольше опыта в драках, делает мне подсечку. Я падаю навзничь и больно ударяюсь затылком.
   – О боже! – слышу я возглас какой-то девчонки.
   У меня перед глазами темно. Затем тьма рассеивается, и я слышу оглушительный шум вокруг.
   – Понятия не имею, тренер Брэнли, – говорит Ринзи. – Она прибежала сюда и напала на меня. Я просто уклонялась от удара.
   – Отем, с тобой все в порядке?
   Надо мной склоняется Шон. В его голубых глазах застыла тревога. Я думаю, удачный ли это момент, чтобы его поцеловать, и немного приподнимаю к нему голову.
   Ой! В мой мозг словно молния ударила! Малейшее движение вызывает боль. Похоже, с поцелуями придется подождать. Лучше особо не двигаться.
   – Нет, ну нормально? – возмущается Ринзи. – Ты за нее беспокоишься? Это она бросилась на меня!
   Ко мне наклоняется тренер. Его свисток на шее покачивается прямо перед моими глазами и норовит дать мне по носу. Тренер медленно водит рукой у меня перед глазами, то приближая, то отдаляя руку от моего лица.
   – Как тебя зовут? – спрашивает он.
   – Он проверяет, нет ли у тебя сотрясения мозга, – объясняет мне Шон в ответ на мой немой вопрос. – Хочет убедиться, что твои зрачки сокращаются и расширяются как надо. В футболе такое происходит сплошь и рядом.
   – Отем Фоллз... ой!
   – Порядок, – говорит он. Потом они с Шоном помогают мне встать на ноги. – Идти можешь? Не упадешь?
   Я делаю пару пробных шажков и чувствую слабость и головокружение. Но в целом я в порядке, о чем ему и сообщаю.
   – Отлично. Ступай потихонечку в кабинет директора. Я сейчас ей позвоню, чтобы она тебя дождалась.
   – Я ее провожу, – вызывается Шон.
   – Нет, ты нужен мне на поле. Она отведет. – И он указывает на девчонку, сидящую у подножья холма в компании приятелей. Это Джина, первокурсница – вот все, все, что мне о ней известно. – Можешь проводить ее в кабинет миссис Дорио?
   – Конечно.
   Джина вскакивает на ноги и одним прыжком оказывается рядом со мной. Она маленького роста, бойкая и преисполненная желания поучаствовать в представлении. Шон сжимает мне руку на прощание, и мы с Джиной отправляемся к главному зданию школы. Всю дорогу она бомбардирует меня вопросами о моем славном прошлом, а у меня нет сил попросить ее заткнуться. Я притворяюсь, будто я на грани обморока, и игнорирую ее болтовню.
   Миссис Дорио в своем кабинете. Она ожидает меня в своей излюбленной позе для бесед с Отем Фоллз: руки скрещены на груди, бедром упирается в край письменного стола, очки опущены ровно настолько, чтобы рассматривать меня поверх линз.
   – Насколько мне помнится, я предупреждала тебя, что за драку полагается исключение из школы, – произносит она.
   – Никакой драки не было, – отвечаю я. – Единственная пострадавшая – я.
   – Но ты пыталась начать драку, – говорит она, оглядывая меня с ног до головы. – Ты не производишь впечатление хулиганки.
   Несмотря на то что держится она как сержант, муштрующий солдат на плацу, в глазах ее светится сочувствие.
   – А я и не хулиганка, – заявляю я. – Помните, я говорила вам, что знаю, кто разместил мою фотографию на сайте? Теперь она распускает про меня отвратительные слухи. Про моего папу. Я разозлилась, когда узнала об этом.
   – И ты сорвалась.
   Я киваю, с трудом сдерживая слезы. Надеюсь, я не разревусь.
   – Тогда нам повезло, что хулиганка из тебя никудышная, а то мне пришлось бы принять серьезные меры. Будем считать, что инцидент исчерпан. Если, конечно, ты не располагаешь доказательствами того, что кто-то из учеников распространяет слухи.
   Я хочу отрицательно помахать головой, но это оказывается настолько болезненным, что я просто пожимаю плечами. Я испытываю смешанные чувства. Конечно, доказательств у меня нет. Ринзи не такая дура.
   – Тебе придется задержаться после уроков. Так надо. И еще мне надо поговорить с твоей мамой. Как ты думаешь, она могла бы подъехать прямо сейчас?
   Я киваю. Если даже сейчас она занята спасением очередной собаки, я знаю, что она все бросит ради меня. Не то чтобы мне хотелось ей сообщать обо всем этом, но лучше уж я, чем миссис Дорио.
   Два часа спустя, после похода к школьной медсестре, я сижу с Эриком в приемной перед кабинетом директрисы. Эрику я не сказала ни слова о случившемся. Сначала он пытался со мной поговорить, но потом сдался и уткнулся в свой гаджет. Сейчас он ритмично пинает мой стул ногой как будто бы случайно.
   Бум...бум...бум...
   Наконец я не выдерживаю:
   – Эй!
   – У тебя неприятности? – откликается он.
   – Хмм...Догадайся! – произношу я с сарказмом. – А тебе хотелось бы, чтоб у меня были неприятности?
   – Смотря какие. Что-нибудь прикольное?
   Я облокачиваюсь на стену позади меня.
   – У меня нет неприятностей. Вернее, не должно быть.
   – О!
   Бум...бум...бум...
   Я уже готова схватить его за ногу и оторвать ее (и тем самым нарваться-таки на неприятности), но в этот момент мама выходит из покоев миссис Дорио. Она ничего не говорит до тех пор, пока я не сажусь рядом с водительским сиденьем, а Эрик пристегивается на заднем сиденье. Мама велит ему надеть наушники, чтобы он мог играть в свои игры, и перенастраивает радио таким образом, чтобы звук шел в задние динамики. Я знаю, что он все равно будет подслушивать, но благодарна маме за эти предосторожности.
   – Почему ты не сказала мне, что в школе над тобой издеваются? – задает она вопрос.
   Гмм. Даже само слово меня смущает.
   – Надо мной не издеваются. Меня достают. И сильно.
   – Это потому, что ты новенькая? – интересуется мама. – Может, нам стоит познакомиться со всеми... устроить вечеринку, позвать на нее тех, кто создает тебе проблемы...
   – Мам, но мне же не восемь лет. Ты не можешь решить проблему, пригласив к нам детишек поиграть.
   Она некоторое время молчит, а потом говорит так тихо, что мне нужно напрячь слух, чтобы ее услышать.
   – Так какие же слухи ходят о тебе? – спрашивает мама. – Миссис Дорио говорит, что она не в курсе. Но что, по твоим словам, это что-то, связанное с папой.
   – Вряд ли ты захочешь это узнать.
   – А я хочу.
   Я выглядываю в окно.
   – Поверь мне, не хочешь.
   Впереди ремонтируют дорогу, и мы стоим в пробке.
   – Мы могли бы найти другую школу, – предлагает мама, повернувшись ко мне. – Может, частную?
   – Это бред. Я не собираюсь из-за этого сбегать из школы.
   – Но надо же что-то делать. Я должна тебя защищать, а не посылать тебя туда, где над тобой ежедневно издеваются.
   – Не издеваются. Просто достали.
   Мама глубоко вздыхает.
   – Ладно, пусть так. Но мне это не нравится.
   – Мне тоже, – вынуждена я признать. – Но я с этим разберусь. Не так по-дурацки, как в этот раз. Я обещаю.
   Дорожный рабочий поднимает табличку «Медленно», и поток машин возобновляет движение. Когда мы доезжаем до дома, я замечаю автомобиль, припаркованный на обочине. Я на секунду зажмуриваюсь, чтобы убедиться, что мне не померещилось. Но когда я открываю глаза, машина все еще там.
   – Мам, это ко мне. Друг, – говорю я, кивком указывая на машину. – Можно я с ним немного поболтаю. Обещаю, мы никуда не уедем.
   Мама обдумывает мои слова, пока мы вылезаем из машины.
   – Ну давай, только недолго. А потом приходи. Уже поздно, а тебе еще нужно поесть и сделать уроки.
   – Хорошо.
   Я жду, пока мама с Эриком войдут в дом, а затем подхожу и открываю дверцу автомобиля Шона. Подозреваю, что он здесь уже довольно давно, потому что его сиденье откинуто, а сам он крепко спит. Я залезаю на пассажирское сиденье, захлопываю за собой дверцу. Я трясу Шона за руку, пока он резко не вздрагивает, просыпаясь.
   – Ой! – восклицает он. – Привет!
   – Привет! А как ты узнал, где я живу?
   – Из личной информации об учащихся на сайте школы, – отвечает он. – Просто хотел убедиться, что ты в порядке.
   – Я прекрасно себя чувствую. – Все еще не могу поверить, что он здесь. – Не подумай, я рада, что ты заехал, но ты ведь мог просто написать?
   – Мог, – соглашается он. – Но я боялся, что ты на меня злишься.
   – Потому что тебе было все известно?
   – Да, до меня дошли эти слухи.
   – И ты мне ничего не сказал!
   Он качает головой. Может, я и должна злиться на него, но он выглядит таким несчастным и расстроенным, что я просто не могу.
   – Но почему? – спрашиваю я.
   – Потому что это было паршиво. И совершенно неправдоподобно. И я не хотел, чтобы что-то столь мерзкое ты услышала от меня.
   Я ему верю.
   Мы молча сидим в машине. Салон тускло освещается приборной доской, тихо играет радио. Если я сейчас наклонюсь к Шону и поцелую его, он поцелует меня в ответ. Я практически ощущаю на губах этот поцелуй, и это прекрасно. Но я не могу этого сделать, пока не задам ему один вопрос. Даже если это разрушит романтическую атмосферу.
   – Ты знаешь, кто придумал эти слухи?
   – Понятия не имею.
   – Ты не думаешь, что это Ринзи?
   Он аж подскакивает в кресле. Его брови взлетают вверх. Из его голоса исчезает вся мягкость, а вместо нее звучит явное недоверие:
   – Ринзи? С чего ты взяла?
   «Да с того, что она в тебя влюблена, и ей невмоготу видеть, что я тебе нравлюсь», – хочется мне сказать, но это испортит момент еще больше. Возможно, это испортит наши отношения вообще. Он ведь говорил мне, что Ринзи для него как сестра. Очевидно, что он отказывается видеть ее темную сторону.
   Может, Шон и задумается. Но он, как миссис Дорио, не поверит мне без доказательств.
   – Да так, – отвечаю я. – Просто я поспрашивала, и всплыло ее имя.
   – Не надо верить всему, что ты слышишь вокруг, – говорит Шон. – Я вот не верю.
   Он кладет руки на руль, словно готов уехать. Если бы я сейчас попыталась его поцеловать, уверена, он бы отпрянул и вместо поцелуя я бы стукнулась лбом о руль. Возможно, это сопровождалось бы гудком. Вместо этого я открываю дверь.
   – Мне пора идти. Спасибо, что заехал меня проведать.
   – До завтра! – По крайней мере, я удостаиваюсь его улыбки.
   Я гляжу вслед удаляющимся задним фарам машины.
   Насколько проще бы все было, если бы Ринзи не имела к этому никакого отношения... Вот если бы...
   Бог мой!
   Я пересекаю газон перед домом и сажусь на ступеньку крыльца. Достаю свой блокнот из холщовой сумки.
   «Дорогой папочка, – пишу я. – Сегодня был ужасный день. То, что сказала про тебя Ринзи... Думаю, там, где ты сейчас находишься, ты не можешь слышать такие гадости. Иначе бы сделал так, чтобы ее поразило молнией. Не то чтобы я ей этого желаю. НЕТ!»
   Я перечитываю написанное дважды, чтобы убедиться, что я не поменяла буквы местами и не пожелала Ринзи кары небесной. Нет, такого пожелания в моих записях нет.
   «Но у меня все-таки есть пожелание. Пусть Ринзи разлюбит Шона и перестанет делать мне гадости. Мне кажется, я не так много прошу. Это сделало бы все в миллион раз легче для каждого из нас. Даже для нее самой».
   Я захлопываю блокнот и улыбаюсь, полностью довольная собой.
   Как я раньше об этом не подумала?
   Теперь все будет хорошо.
   Наконец-то.