Дневник осени

Глава 13.

– Ты выглядишь счастливой, – замечает Джей-Джей, когда мы встречаемся в понедельник.
   – Это потому, что у меня были замечательные выходные, – отвечаю я, покачиваясь с пятки на носок.
   – Хорошо провела время на Зимнем балу?
   Я киваю.
   – Отлично! Жаль, что мы там так толком и не пообщались.
   – Без проблем! – говорит он. – Ты потрясающе выглядела.
   – Спасибо. Не знала, что ты смотрел на кого-то, кроме Кэрри Амерник. Или назовем ее «Мэр, рак и ерник»?
   Джей-Джей ухмыляется.
   – Ты нашла в Интернете анаграмму на имя Кэрри?
   – Откуда ты знаешь, что я ее нашла? – говорю я. – Может, я только что сама ее придумала?
   – Сейчас проверим твои способности. «Джей-Джей Остин хорош в бабочке». Давай, составляй анаграмму.
   Я стараюсь переставить буквы в голове. Они складываются в какие-то абсолютно бредовые комбинации, которые очень отдаленно напоминают реально существующие слова.
   – Мне просто нужно больше времени, – заявляю я. – Но бабочка тебе действительно очень идет. – говорю я. – В «Денниз» ты в ней отлично смотрелся.
   – Это Ам прислала тебе наши фотографии?
   Я киваю.
   – А как насчет тебя и Кэрри? Вы что, встречаетесь?
   Он подбрасывает ногой в воздух пустую пластиковую бутылку, выброшенную кем-то на обочину.
   – Не знаю еще. Она хотела бы. Посмотрим. А вы с Шоном?
   Я пожимаю плечами.
   – Не уверена. Он пригласил меня вчера в гости к себе домой. И это было здорово. Но мы просто смотрели футбол.
   – Какой матч?
   – Американский футбол.
   Джей-Джей смеется.
   – Чувствую, ты настоящая фанатка.
   Я глубоко вздыхаю, не уверенная, задавать ему следующий вопрос или нет.
   – Скажи, это странно, что он не пытался меня поцеловать?
   – Но он тебя поцеловал.
   Я чувствую, как краска приливает к моим щекам.
   – Ты видел?
   – Ты явно недооцениваешь мое зрение, – поводит бровями Джей-Джей.
   – Ну да, поцеловал, – соглашаюсь я. – Но только на балу. А вчера у него дома – нет. Я нахожу это странным.
   – Необязательно, – возражает Джей-Джей. – Ну то есть я бы на его месте, раз уж бутылка открыта, пил бы безостановочно. Но это я. А он может относиться к этому совсем по-другому.
   – Ладно, не буду сейчас комментировать сравнение с открытой бутылкой и желанием выпить, поскольку ценю твое мнение, но вообще-то это явный перегиб.
   – Принято к сведению, – говорит Джей-Джей.
   Мы идем медленнее, чем обычно, поэтому в школе нам приходится сразу бежать на урок. Жалко, я собиралась проверить, ждет ли меня Шон у шкафчиков. Надеюсь, хотя бы место в классе он мне занял.
   Когда я вхожу, все тут же начинают на меня глазеть.
   Все, кроме Шона. Он сидит за партой с опущенными глазами.
   Место рядом с Шоном занято. Единственное свободное место есть в первых рядах, и я направляюсь к нему, чувствуя себя пловцом, который пытается выплыть из моря презрения.
   Мне хочется вылезти из собственной кожи. Я помню это чувство. Ринзи наверняка постаралась. Очередное фото. Или очередной слух обо мне. Это бы объяснило всеобщий настрой. Но это невозможно! Я же записала в блокнот пожелание, чтобы она перестала делать мне гадости. Под этим можно подразумевать любые козни, но сейчас, ощущая на себе тяжелые взгляды, я уверена, что она что-то подстроила.
   Когда мисс Ноулз проверяет по журналу присутствующих, смятый в комок листок бумаги перелетает через мое плечо и падает на парту передо мной. Я разворачиваю его. Он содержит всего одно слово. Ругательство.
   Я комкаю его и бросаю на пол. Какую гадость придумала Ринзи?
   Когда мисс Ноулз отпускает нас с занятий, несколько учеников «случайно» задевают меня плечами, проходя мимо. Мои учебники разлетаются в разные стороны. Никто даже не пытается помогать мне их собрать. Даже Шон.
   Когда я наконец выхожу в коридор, Шона там нет. Зато есть Амалита.
   – Скажи мне, что это не ты, – требует она. – Вернее, я знаю, что это не ты. Просто хочу это от тебя услышать.
   – Понятия не имею, о чем ты!
   – Хорошо. Ладно. Но ты должна знать. Пойдем со мной. Vaminos![59]
   Она подводит меня к одной из кабинок для индивидуальных занятий на нижнем этаже школьной библиотеки.
   – Ам, мне нужно на урок, – говорю ей я.
   – А мне, думаешь, не нужно? Это важнее.
   Она садится за компьютер в кабинке и набирает адрес сайта. Загружается картинка: текст на оранжевом фоне. Название гласит:

   ЗИМА ТРЕВОГИ НАШЕЙ[60]
   Правдивый рассказ о жизни Авентурской средней школы

   – Что это?
   – Читай!
   Это непросто в моем стрессовом состоянии: буквы скачут перед глазами еще больше, чем обычно. Мне приходится водить по экрану пальцем, собирая воедино каждое слово, чтобы не потерять мысль.

   Два месяца назад я переехала в Авентуру, штат Флорида. За этот непродолжительный срок я подверглась здесь издевательствам, унижению и травле. Хотя я и доложила об этом администрации школы, никаких мер принято не было, так как у меня не было конкретных доказательств, кто за этим стоит. Не располагая возможностью назвать имя конкретного обидчика, я могу только обвинять школьный коллектив в целом. Я не рассчитываю на справедливость внутри системы, поэтому мне остается лишь перевести стрелки на виновников моих бед. Я не хочу распространять сплетни и ложь, я лишь хочу пролить свет на их тайны так же, как они поступили с моими. Я сохраняю анонимность только из соображений личной безопасности и предаю эти материалы гласности с большим сожалением.

   Мое сердце молотом стучит где-то у меня в горле.
   – И все думают, что автор – я?
   Амалита поднимает бровь. Естественно, все думают, что я. Это ведь моя история столь искусно переврана здесь: никто никогда не делал достоянием гласности никакие мои тайны, их сочинила Ринзи.
   – И название не случайно выбрано, – замечает Амалита.
   Я смотрю на адрес сайта: www.winterofdiscontent.com.
   – Все думают, я такой знаток Шекспира? – удивляюсь я. – Они меня что, на занятиях по литературе не слышали?
   – Ты что, не догоняешь? – спрашивает Амалита. – «Зима тревоги нашей», а ты – Отем Фоллз, «осень».
   – Но это же глупо! – восклицаю я.
   – Ровно настолько, чтобы связать название с тобой. Для всех ты – та, кто хочет отомстить, оставаясь анонимом.
   Я издаю сдавленный смешок.
   – Я не собираюсь никому мстить!
   – Я просто объясняю тебе, – проговаривая каждое слово, говорит Амалита, – что думают люди. Нажми на эту ссылку, дальше еще хуже.
   – Класс!
   Я оказываюсь на очередной оранжевой странице. Она содержит колонку текста, разбитого на параграфы:

   София Брукс: семья живет на пособие, а ты только что прикупила пару босоножек за 400 баксов? Предположим, они из секонд-хенда. Все равно не меньше 200 баксов. Не самый лучший выбор или явная клептомания? Это уж вам решать.
   Шайла МакКонкл: именно из-за тебя в прошлом году издали приказ о школьном дресс-коде, запрещающий носить в школу неподобающую одежду. Так когда же ты перестанешь надевать обтягивающие майки и мини-юбки? Поверь, они тебя совсем не красят.
   Амалита Лейбовиц: не переживай, не стоит стесняться потницы в складках живота. Или все-таки стоит?

   – О боже! – восклицаю я. – Только не говори мне, что ты думала, будто я могу написать такое!
   – Нет, – фыркает в ответ Амалита. Она кидает на меня быстрый взгляд, а потом снова переводит глаза на экран. – Ну, может, только на секунду! – признается она. – Но потом сразу передумала. Тейлор – единственная, кто об этом знал.
   Я смотрю на нее широко распахнутыми глазами.
   – Так это правда?
   Она кивает.
   – Интертриго[61]. Два года назад. Не будем об этом.
   – Ты считаешь, это написала Тейлор? – спрашиваю я.
   Амалита отрицательно качает головой.
   – Тейлор слабачка. Она изменщица и necesita que le den una colleja[62], но на такое не способна. Это дело рук Ринзи и ее гениального братца.
   – Но предполагалось, что она больше не будет делать мне гадости, – тихо произношу я.
   – С чего бы это? – фыркает Амалита.
   Не отвечая, я продолжаю читать разоблачения «Зимы». Я заставляю себя читать медленно и вдумчиво, чтобы ничего не пропустить. Каждый следующий пункт из списка еще отвратительнее и интимнее предыдущего. У меня аж голова начинает кружиться. По крайней мере, если я потеряю сознание, Амалита рядом.
   Мои руки саднит, как будто я схватилась за кастрюлю с кипящей водой.
   – Ну это вообще бессмыслица какая-то! «Ринзи Треска: думала, сможешь утаить ото всех свою «эксклюзивную» вечеринку в клубе «Светлячок» по случаю шестнадцатилетия? Извини, не удалось. Я все знаю, а теперь будут знать и все остальные». Ну и в чем тут подстава?
   – Да она просто хвастается! – поясняет мне Амалита. – Клуб «Светлячок» – еще то местечко! Muy exclusivo[63]! Ринзи хочется, чтобы все были в курсе, что она будет праздновать именно там. А так можно подумать, что это не она сама трындит об этом всем и вся!
   – Кроме того, раз ее имя есть в общем списке, никому не придет в голову, что она сама это и написала, – высказываю я свою догадку.
   – Умно! – произносит Амалита почти восхищенно.
   – Это хитроумно! – Кто так поступает? И как долго она это планировала? – Да этому списку конца нет!
   В поисках окончания текста я пролистываю страницы вниз, и вдруг мой взгляд упирается в имя, которое заставляет меня с шумом втянуть воздух:
   – Шон Гири: нарушение восприятия информации на слух? Давайте называть вещи своими именами: задержка в развитии. Если восемь лет занятий по системе ПАП не дали никакого результата – ничего не поможет, так и останешься умственно отсталым.
   – Я ее убью, – восклицаю я, отодвигая стул назад так резко, что парень в соседней кабинке хватает свои вещи и перемещается подальше. Мне кажется, у меня валит дым из ушей. – Нет, сначала я буду ее медленно пытать, а уже потом прикончу.
   – Мне нравится твой план, – соглашается Амалита.
   Я обхватываю голову руками и тру виски.
   – И как давно это висит на сайте? – бормочу я.
   – Как мне сказали, с вечера воскресенья. Я только на последнем уроке увидела.
   Я долго сижу молча. Если бы я могла по собственному желанию испариться, я бы это сделала.
   – Отем? – наконец зовет Амалита, прерывая мое молчание. Видно, что она за меня беспокоится, и у нее есть для этого все основания.
   – Мне нужно идти, – внезапно говорю я. – Не могу здесь оставаться.
   Даже не пытаясь меня отговорить, она провожает меня до моего шкафчика, из которого торчит очередной конверт.
   – От миссис Дорио? – спрашивает Амалита.
   Мне даже не надо открывать письмо, я и так знаю, от кого оно. Но тем не менее я вскрываю конверт и киваю.
   – Хочешь, я скажу ей, что ты заболела и ушла домой? – предлагает Амалита.
   – Ничего, – отвечаю я. – Я справлюсь.
   Кабинет директрисы скоро станет для меня вторым домом. Ирония заключается в том, что с момента моего поступления в школу за мной не числится ни одного реального проступка.
   – Отем, Отем, Отем... – тяжело вздыхает миссис Дорио, когда я вхожу в ее кабинет. На этот раз она сидит за своим столом. Она разворачивает ко мне экран своего компьютера, и я вижу оранжевый фон с заголовком «Зима тревоги нашей»
   – Я понимаю, у тебя было чувство, будто никто не хочет тебе помочь, – говорит она. – Но есть гораздо лучшие способы добиться справедливости, чем этот.
   У меня при этих словах даже кровь в жилах закипела. В ярости я позволяю себе действовать дерзко: упираюсь руками в стол директрисы и нависаю над ней. Глядя на нее сверху вниз, я спокойно и медленно выговариваю каждое свое слово:
   – Миссис Дорио, каждый раз, когда я обращалась к вам за помощью, вы заявляли, что не можете принять меры в отсутствие доказательств. Я знаю, как это все выглядит, но есть ли у вас конкретные доказательства, что это написано мною?
   Она несколько раз моргает. Похоже, мне удалось ее удивить.
   – Нет, – отвечает она. – В настоящее время нет.
   – Тогда в настоящее время прошу считать меня невиновной, – заявляю я. – В противном случае, как вы уже предупреждали, я добьюсь, чтобы моя очень рассерженная родительница обвинила вас в преследовании ее дочери.
   Я выбегаю из кабинета. С меня течет пот, сердце бешено колотится, но мне полегчало. Я планировала собрать свои вещи и покинуть здание школы, прежде чем мне придется объясняться с кем-нибудь еще, но урок закончен, и ученики выходят из аудиторий.
   Кто-то врезается в меня, буквально отбрасывая меня к стене. Я слышу смех, но не поворачиваюсь посмотреть, кто смеется. Я продолжаю идти по коридору, когда кто-то сильно пихает меня в спину, и, потеряв равновесие, я налетаю на Софию Брукс. Она реагирует вполне дружески, пока не понимает, кто перед ней.
   – И ты еще имеешь наглость смотреть мне в глаза? – говорит она. – Наверное, хочешь обсудить мою обувь? Почему бы тебе получше не разглядеть мои туфли?
   – София, я клянусь, это написала не я, – отвечаю я, – я не имею ни малейшего представления о финансовом положении твоей семьи. Откуда я могла бы это знать?
   Но она меня не слушает. В этот момент она заводит руку назад для хорошего замаха, чтобы метнуть в меня свою туфлю на очень острой шпильке.
   Я отбегаю, но недостаточно далеко, и туфля ударяет мне по спине. Ой!
   Мне просто надо добраться до своего шкафчика. Я устремляюсь вперед и спотыкаюсь о чью-то ногу, которой, готова поклясться, не было у меня на пути еще секунду назад. Я лечу на пол лицом вниз.
   Может, мне нужно было так и остаться лежать, пока все не разойдутся по своим классам. Или быстро отползти в угол и там затаиться, свернувшись калачиком, но вместо этого я встаю на ноги и вижу...
   – Шон? Привет...
   Он он бросает на меня быстрый взгляд и продолжает идти не останавливаясь.
   – Издеваешься? Шон!
   Я хватаю его за руку. Он вырывает ее, но останавливается.
   – Привет, – бормочет он.
   – Это не я!
   – Знаю, – говорит он, вращая глазами вокруг, словно его волнует, что его могут увидеть беседующим со мной.
   – Правда? Ну подумай сам, пожалуйста. Я не буду убеждать тебя в том, что я не могла бы так поступить, это бессмысленно. Я ведь сама занимаюсь по ПАП, зачем же мне такое писать?
   Шон кивает, не глядя на меня.
   – Мне пора идти, – произносит он. И тут же уходит.
   – Отем!
   Я поднимаю глаза, ожидая увидеть очередную негодующую жертву, но это Джей-Джей. Он улыбается мне. Я пытаюсь вспомнить, было ли на сайте что-нибудь мерзкое в его адрес. Уверена, что было.
   – Привет, – нервно здороваюсь я.
   – Похоже, тебе не помешает вооруженная охрана. – Он протягивает ко мне руки. – К сожалению, это все, на что ты можешь рассчитывать в моем лице.
   Он обнимает меня одной рукой за плечи – жест, который еще пару часов назад показался бы мне крайне неуместным, но сейчас я ему настолько благодарна за поддержку, что готова расплакаться. Окружающие продолжают сверлить меня глазами, но хотя бы не пытаются напасть.
   – Они меня ненавидят, – говорю я. – Они все меня ненавидят!
   – Они тебя просто не знают, – отвечает он. – Они даже не понимают, насколько глупо думать, что ты можешь создать такой сайт.
   – А ты когда его прочел?
   – Джек показал мне его на первом уроке. Он был очень недоволен тем, что ты преуменьшила размер его мужского достоинства, но я напомнил ему, что у тебя не было возможности оценить его. Амалита сказала мне, что ты собираешься домой. Проводить тебя?
   – Да нет, спасибо. Я в порядке.
   Мне хочется позвонить Дженне по дороге домой, но она сейчас на занятиях. Может, мне пожелать, чтобы на штат Мэриленд обрушился какой-нибудь природный катаклизм, чтобы учеников отпустили домой и я могла бы с ней поговорить?
   Так же, как я пожелала, чтобы Ринзи не делала мне больше гадостей.
   Этот блокнот вообще работает?
   Не могу понять до конца. Вроде кажется, что он исполняет желания, но, может, это простые совпадения?
   Самое странное, что чем дольше я прокручиваю это в голове, тем больше мне кажется, что мне будет проще во всем разобраться, если записать все на бумаге. В моем блокноте.
   Когда я прихожу домой, там никого нет, кроме Шмидта. Я подхватываю его на руки, опускаю на диван и достаю блокнот.
   «Дорогой папочка, – пишу я. – Я совершенно запуталась...»
   И подробно рассказываю ему обо всем, что случилось, в надежде, что в процессе повествования на меня снизойдет прозрение, но зря. Когда я подхожу к описанию сайта, я чувствую такую ярость и беспомощность, что мне приходится бороться с подступающими слезами, чтобы продолжать.
   «Что меня особенно бесит, так это бессмысленность всего происходящего, – пишу я. – Нет никакого логического объяснения, зачем кому-либо так пакостить другому человеку. Если бы я заведомо нацелилась на ее бойфренда и увела его у нее, в этом был бы хоть какой-то смысл. Но я этого не делала! Я ничего плохого не делала и уж точно не совершила ничего, чтобы заслужить такое! Пусть...»
   Я делаю паузу. Стоит ли вообще загадывать еще какие-то желания в блокноте?
   Может, и нет, но мне хочется написать это вне зависимости от того, обладает или нет блокнот магической силой. Поэтому я продолжаю:
   «Вот бы она почувствовала себя на моем месте! – пишу я. – Пусть в следующий раз Ринзи будет больно!»
   Остаток дня я провожу у телевизора, смотря все идиотские передачи подряд. К тому времени, когда должны прийти мама и Эрик, я совершенно вымотана. В записке, которую я оставляю для них на кухонном столе, говорится, что я вернулась из школы пораньше, потому что приболела. Я поднимаюсь к себе в комнату и сразу залезаю в постель. Пару раз сквозь сон мне смутно слышатся телефонные звонки, которые прерываются включением автоответчика, а затем попытки дозвониться повторяются снова. Но я их игнорирую и снова засыпаю.
   Когда я открываю глаза, уже стемнело. Я включаю ночник на прикроватной тумбочке и нахожу записку от мамы. «Надеюсь, тебе получше, – читаю я. – Если проголодаешься, лазанья в холодильнике. Люблю тебя».
   Снова звонит мой телефон. Это Амалита.
   – Ты слышала об аварии? – спрашивает она задыхающимся голосом.
   На какое-то мгновение я не могу сообразить, что она имеет в виду. Может, это она о сайте «Зима тревоги нашей»?
   А потом я вспоминаю. Конкурс Кайлера Лидса! Сегодня был последний шанс принять в нем участие. Амалита говорила, что заявок ожидается столько, что они могут просто обрушить сервер. Мне одновременно досадно и смешно, что на фоне всех последних событий кого-то может до такой степени интересовать какой-то дурацкий телевизионный конкурс.
   – Ну и что тебя так удивляет? – говорю я. – Не ты ли сама утверждала, что существует большая вероятность того, что это произойдет?
   – О чем ты? – спрашивает Амалита.
   – О конкурсе Кайлера Лидса.
   – Конкурсе Кайлера Лидса?! – она произносит это так, словно речь идет о соревновании «Кто замучает до смерти больше щенков»?
   – Ну да... – произношу я. – А ты о чем?
   – Отем! Я про Ринзи!
   – А что с ней?
   – Ее машина попала в аварию! Она в больнице!
   Меня сковывает холодом, словно я с разбегу окунулась в ледяное озеро. Я даже сказать ничего не могу.
   – Отем? – окликает меня Амалита. – Ты слушаешь?
   – Да, – едва мямлю я в ответ.
   Я хватаю блокнот и нахожу последнюю запись, хотя и так прекрасно помню свое пожелание.
   «Пусть в следующий раз Ринзи будет больно».
   О боже! Что я наделала?