Я лежал под одеялом в страхе лишний раз дышать.
Почему всё было не как в дорамах? Почему, когда я проснулся, не забыл о том, что было вчера? Я помнил абсолютно всё. Даже то, как навалился на учителя и попросил обойтись без шалостей. Чёрт, самое время сдохнуть под одеялом.
Я так сильно надышал под плотной тканью, что на секунду показалось, будто меня заперли в парилке и сейчас начнут хлестать вениками. Нужен был кислород. Именно эта потребность вынудила приподнять край одеяла. Прохладный воздух окутал колючками моё вспотевшее тело.
Когда удалось перебороть свои страхи и сомнения, я выглянул, жмурясь от утреннего рассветного солнца. На прикроватной тумбочке увидел свой телефон, вытянул из своей мини-бани руку, чтобы взять его, и обнаружил, что уже 5:15.
Кто-то скажет, что это рано, но для нас, у которых репетиции начинались с шести, это было самое то для подъёма.
Надо было умыться и бежать на репетицию.
Чёрт...
Я заправил постель, подошёл к двери и медленно её открыл. Было страшно. Страшно увидеть глаза, смотрящие с укором, страшно было просто из-за своего вчерашнего поведения.
В гостиной никого не было. Наверное, Хосок спал здесь, так как на кожаном диванчике лежало скомканное покрывало и смятая подушка.
Губы отчего-то пересохли, шаги стали ещё аккуратнее. Могло показаться, что я едва касаюсь пола. В коридоре тоже оказалось пусто. Я увидел дверь, за которой, согласно типичной планировке квартир, должна была оказаться ванная комната. Потянулся к ручке, но она вдруг стала поворачиваться сама по себе. От испуга я отскочил, развернулся и хотел было убежать обратно в спальню, но услышал:
— Доброе утро, Тэхён.
— Добр... Доброе... кхм... Доброе утро.
— Как твоя голова? Не болит?
— Нет, спасибо, — соврал я всё также, не оборачиваясь к преподавателю. Это так неуважительно, должно быть. Я не должен вести себя так.
— Извините, — повернулся и поклонился одновременно, и, когда выпрямлялся из поклона, просто не смог сдержаться и громко сглотнул.
У меня всегда были отметки «отлично» в школе по анатомии, поэтому перепутать части тела просто не мог. А ещё меня хорошо воспитывали, и я знал, что, чтобы извиниться перед человеком, надо посмотреть ему в глаза, чтобы тот почувствовал искренность извинений.
