Odi et amo

huit

Хосок ничего не говорит, внимательно наблюдая за его реакцией. У него нет никаких причин ему верить, нет причин верить даже в то, что он действительно брат Чонгука, но он верит. Почему-то знает, что Хосок ему не врет.

- Наши отношения вряд ли можно назвать серьезными… - мямлит Тэхен, чувствуя, как щеки заливает краской стыда. Злость на Чонгука обжигает изнутри, и он не понимает, не может уложить в голове, какого черта тот притащил его к себе домой, какого черта разыгрывает весь этот спектакль, то делая ему больно, то становясь мучительно нежным, когда у него есть жених, и не просто парень, выбранный по расчету, а его истинный.

Что, если бы Тэхен купился на мягкие прикосновения, на его усталый, домашний вид, на пробирающие до мурашек взгляды? Неужели Чонгук настолько жестокий, что хотел сначала поиздеваться над его телом, а потом разрушить еще и его сердце?

Тэхена передергивает от того, куда понеслись его мысли, но он думает о том, что, возможно, к лучшему, что Чонгук был с ним так груб, что делал больно сегодня ночью. Он просто обрубил зародыш теплых тэхеновых чувств на корню, и, господи, как хорошо, что это произошло. Раны на теле заживают гораздо быстрее и легче душевных ран, и пусть Тэхен знает об этом не понаслышке.

Тэхен чувствует себя смертельно больным – настолько сочувствующий у Хосока взгляд. Чтобы избежать неловкости, он подбирает чашку, собираясь уйти за тряпкой и вытереть пятно, но Хосок хватает его за руку, останавливая.

- Не знаю, - серьезно говорит Хосок тихим, взволнованным голосом, весь - комок жалости, желания помочь и скорби от невозможности это сделать, - насколько у вас все серьезно, но, Тэхен, в эту квартиру он никогда никого не приводил. Даже своего жениха.

Тэхен распахивает глаза всего на мгновение, потом ему удается совладать с собственным изумлением. Нельзя допускать даже мысль о том, что Чонгук может к нему что-то испытывать. Разочарование может быть слишком болезненным, а Тэхен уже знает, что разочарование неизбежно.

Чувства Чонгука просто все усложнят. Легко ненавидеть его, думая, что им движет просто желание поиздеваться, унизить того, кто задолжал ему денег, но как ненавидеть его, если им движут совсем другие чувства?

- Это просто случайность, - с деланным равнодушием пожимает плечами парень, аккуратно высвобождая руку из пальцев Хосока. – Он не хотел, чтобы меня видели. Теперь я знаю, почему.

Последняя его фраза прозвучала чересчур жалко, и он понимает это слишком поздно.

Взгляд Хосока становится сочувствующим, почти тоскливым, и, если бы он был щенком, у него бы обязательно опустились уши. Тэхен вновь удивляется тому, насколько братья разные, но потом вспоминает о Виёне и усмехается про себя.

- Послушай, Хосок, все в порядке, правда, - утешает он, словно Хосоку тут требуются слова утешения, а не ему. – Не переживай об этом.

Хосок закусывает губу, но послушно кивает, разжимая пальцы.

- Не стоит даже пытаться, - он кивает на пятно на ковре, - такое только в химчистку.

Сказанная фраза слегка разряжает обстановку, Тэхен огорченно дуется, а Хосок смеется над его выражением лица. Они вместе готовят обед, постепенно узнавая друг друга, но не затрагивая больше ни тему отношений Тэхена и Чонгука, ни тему отношений Чонгука и Хосока.

Тэхен проникается искренней симпатией к Хосоку. Он оказывается абсолютно бесхитростным, открытым человеком, эмоции хлещут в нем через край, и все - положительные. Ему не хватает только крыльев за спиной, в какой-то момент он почти серьезно верит в то, что Хосок ангел во плоти.

А потом приходит Чонгук.

Он напряженный, сосредоточенный, Тэхен привык видеть его именно таким, поэтому даже не удивляется. Удивляется он тому, как резко он меняется, когда видит Хосока.

Хосок подскакивает, тут же мчится к брату, бросаясь ему на шею, и Чонгук сначала замирает от изумления, широко распахивая глаза, а потом кладет руки на его спину, прижимая к себе. В груди Тэхена что-то тоскливо тянет, когда он смотрит на них, два брата, два самых близких человека, которые всегда рядом. Так и должно быть. Не так, как у них с Виёном.

У него такое чувство, будто он заглядывает в окно чужого дома, будучи жалким оборванцем с улицы, будто он видит нечто теплое и интимное, то, что для него теперь недосягаемо. И Чонгук меняется на глазах, будто лед, в который он закован, тает. Он обворожительно улыбается, в улыбке его столько нежности, что хватило бы на целую вселенную, взгляд становится ласковым, он смотрит на Хосока так, словно тот – главная ценность на свете. Тэхен ловит себя на том, что любуется им сейчас, не озлобленным мальчишкой, а защитником, чувствующим свою ответственность перед тем, кто в нем нуждается.

Он выныривает из своих мыслей, только когда сталкивается с Чонгуком взглядом. Тэхен вздрагивает, опуская голову, и мгновенно вспоминает о женихе, об истинном, о том, что Чонгук делает и делал, хотя не имел на это право.

Он замечает, как Чонгук идет в его сторону, а потом чувствует руку на своей талии. Он не решается поднять глаза, не решается посмотреть на Хосока, словно провинился в чем-то перед ним.

- Вы уже познакомились, думаю? – голос Чонгука не теряет той мягкости, которая присутствовала в нем, когда он разговаривал с Хосоком, но он становится глубже, в нем появляются собственнические нотки, и у Тэхена от них по коже идут мурашки. Он никогда раньше не замечал, чтобы голос Чонгука так менялся в его присутствии.

- Да, - тянет Хосок. – Ты ничего не хочешь объяснить, Чонгукки?

Сердце Тэхена почему-то замирает в ожидании его ответа, словно от этого ответа что-то зависит.

- А что тут объяснять? – пожимает плечами Чонгук, а потом обхватывает пальцами подбородок Тэхена, поворачивая его на себя и нежно целуя в губы. Тэхен замирает, а потом…

Потом отвечает ему. Впервые за все время он сам приоткрывает рот, робко касаясь языком языка Чонгука, осторожно прикусывает его нижнюю губу и подается навстречу, чувствуя, как хватка на талии усиливается, как Чонгук напрягается, прижимая его к себе крепче.
Он слышит вежливое покашливание, и такое чувство, словно оно звучит сквозь толстый слой ваты, и Чонгук отрывается от него, его взгляд затуманенный, возбужденный.

- Какого черта, - одними губами произносит он, и Тэхен едва ли может на это ответить.

Он отворачивается, негнущимися пальцами обхватывает ладонь Чонгука, скидывая ее со своей талии, а потом пулей устремляется в спальню, оставляя растерянных братьев наедине.

Тэхен захлопывает за собой дверь, падая на кровать и пряча лицо в ладонях. Он не знает, зачем ответил на поцелуй. Возможно, ему просто всего на несколько мгновений хотелось почувствовать, каково это, когда ты любишь такого человека, как Чонгук, каково это, когда он любит тебя в ответ. Всего на несколько мгновений он почувствовал зависть, ревность, разочарование, всего на секунду он возненавидел ни в чем не повинного парня, а потом возненавидел себя за все эти чувства.

Он не имел права так думать. Жених Чонгука наверняка ни о чем не подозревает, наверняка любит его, доверяет ему, а Тэхен ведет себя совершенно по-блядски. Он ведь совсем другой. Просто этот соблазн, желание поцеловать его хоть раз по-настоящему, оказался слишком сильным. Тэхен расплачивается за него сполна – совесть грызет его изнутри с такой силой, что его, кажется, вот-вот стошнит.

Он слышит, как дверь хлопает, и его едва не скручивает от порыва спрятаться, закричать «нет-нет-нет-нет», не попадаться Чонгуку на глаза.

- Почему ты убежал? - заговаривает Чонгук, Тэхен жмурит глаза, не поднимаясь с кровати, и мысленно молит его о том, чтобы он не подходил ближе.

- Хосок мне все рассказал, - отвечает он, игнорируя заданный вопрос. Он почти видит, как меняется выражение лица Чонгука, почти чувствует перемену в атмосфере. Тэхен очень старается, чтобы его голос звучал ровно, но он все равно звенит от гнева. – И я просто не перестаю удивляться, какой ты мудак, Чон Чонгук.

Чонгук стискивает зубы, Тэхен слышит, как клацают челюсти. Ему бы не нарываться, знает ведь, на что тот способен, когда разозлится, но почему-то не может молчать.

- У тебя есть жених, - Тэхен поднимается, выпрямляя спину, придавая лицу презрительное выражение. Чонгук белый от сдерживаемого гнева, черные глаза резко выделяются на лице. – Не просто жених, а истинный. А ты в это время трахаешь меня. Тебе самому от себя не противно?

- Тебе какое до этого дело? – шипит Чонгук, сузив глаза. – Не ты ведь мой жених. Не тебе ведь приходится мириться с моими изменами, так какое тебе дело?

- И слава богу! – выкрикивает Тэхен, вскакивая. Его самого удивляет обжигающая изнутри злость, но он дает ей волю, потому что его выворачивает от несправедливости, ему почти больно от того, как, должно быть, страдает истинный Чонгука. – Слава богу, что не я! Ты ведь делаешь ему больно, неужели ты этого не понимаешь?!

Чонгук молчит, его взгляд тяжелый, темный, но Тэхен не дает ему прибить себя к земле. Слишком много он хочет сказать.

- А если бы я влюбился в тебя? Если бы позволил вскружить себе голову? Вряд ли тебе было бы до этого дело, но я бы разбился, понимаешь? Ты бы разбил меня, черт возьми! – его голос вновь повышается, звенит от гнева, он чувствует, как начинает краснеть. – Ты играешь с людьми, как будто они куклы, но ведь так нельзя, Чонгук! Что бы ты сделал, если бы я в тебя влюбился? Что бы сказал?!

Чонгук сокращает расстояние между ними, и Тэхен жмурится, ожидая удара, но ничего не происходит. Он открывает глаза, и Чонгук просто стоит близко, так близко, что его дыхание щекочет кожу Тэхена, но ничего больше не делает. Не пытается даже дотронуться до него. Смотрит ему в глаза, словно надеясь отыскать в них что-то, и Тэхен очень хочет, но не может отвести взгляд.

- Если бы ты в меня влюбился, - тихо говорит он, - я бы тебя никогда от себя не отпустил.

- Как будто я позволил бы тебе владеть мной! - орет Тэхен, и Чонгук отшатывается, в его глазах вспыхивает обида. - Как будто я бы смог тебя когда-нибудь полюбить! Ты не можешь быть верным даже своему истинному, что бы от тебя получил я? Ты же просто... ты чертов мудак!

Терпение Чонгука лопается, он сжимает кулаки, стискивает зубы, желваки ходят под кожей, и он чертовски горяч в этот момент, и Тэхен ловит себя на мысли, что совсем его не боится, что совсем наоборот.

- Заткнись нахуй, Тэхен, пока тебя не заткнул я, - рычит Чонгук. Но Тэхен подходит ближе, становясь почти вплотную к нему, и смотрит в его глаза прямым, бесстрашным взглядом.

- Объясни мне тогда, есть ли хоть одна причина, по которой я могу тебя полюбить.

- Пошел ты к черту! - выпаливает Чонгук, его глаза сверкают. Тэхен усмехается, почти опьяненный эффектом, который производит на него.

- Плохая причина.

- Ты выводишь меня из себя, - повышает голос Чонгук. - Перестань вести себя так, как будто ты борец за чертову справедливость, как будто тебе есть дело до моего сраного жениха, как будто тебя волнует то, что я помолвлен с истинным, но при этом влюблен в тебя!

Тэхен вздрагивает, теряя спесь практически мгновенно. Он пошатывается, продолжая смотреть в лицо Чонгука, которое мгновенно бледнеет. В его глазах мелькает испуг, словно он только понял, что сорвалось с его губ. У Тэхена сердце как будто останавливается, секунды тянутся, как жвачка, и все вокруг замирает.

- Я не понимаю, как… - Тэхен облизывает пересохшие губы, это кажется каким-то сном, - как ты можешь быть влюбленным в меня, когда у тебя есть человек, предназначенный тебе судьбой, Чонгук?

Чонгук вздрагивает, словно просыпаясь, а потом хватает Тэхена за плечи, с силой его встряхивая.

- Да потому что мне плевать на истинность, блять, ты понимаешь?! – кричит он в его ошеломленное лицо, прячет свою неуверенность за вспышкой фальшивой ярости, а на деле у него самого сердце замирает, он сказал Тэхену слишком много, дал ему понять, что у того есть права на него, и это обезоруживает. Он словно выкидывает белый флаг, проигрывает битву, в которой даже не планировал участвовать. – Плевать на жениха, на предназначение плевать, на расчеты отца плевать, а на тебя не плевать, потому что ты мне нравишься, и знаешь, что я клал на то, что ты не мой истинный? Я может, блять, неправильный абсолютно, потому что от тебя у меня голова кругом идет, я думаю о тебе постоянно, ты меня с ума сводишь, я тебя то убить, то обнять хочу, а мой истинный не вызывает во мне никаких чувств, ты понимаешь? Каких, блять, объяснений ты требуешь, если я сам себе этого объяснить не могу?

Чонгук обрывает тираду, переводя дыхание, а потом делает шаг назад, отпуская Тэхена, словно осознавая, что только что разрушил всю свою защиту, выставил себя перед ним на раскрытой ладони.

Тэхен приоткрывает рот, но не знает, что сказать. Он смотрит в покрасневшее лицо Чонгука, и ему кажется, что это все происходит не с ним. Это больше похоже на сюжет фильма, хотя даже в фильмах не решаются рушить союзы истинных. А Чонгук рушит. И Тэхен чувствует себя за это виноватым, хотя вины его в этом нет совсем. Он не давал Чонгуку ни единого повода. Он не думал, что какие угодно поводы способны вызывать чувства у человека, у которого уже есть родственная душа.

- Я… - выдыхает он недоверчиво, тянет руку вперед, хватая пальцами ладони Чонгука и крепко их сжимая, словно пытаясь найти опору. – Я действительно нравлюсь тебе?

Чонгук прикусывает губу, а потом порывисто кивает, потому что теперь совсем глупо отрицать.

- Почему…

Чонгук рывком притягивает его к себе, утыкаясь носом в висок, и Тэхен хватается пальцами за его рубашку, пряча лицо на его плече, и не понимает, не понимает, не понимает, почему сердце так заходится, ведь он даже не любит Чонгука, он даже не его истинный, но запах ледяной мяты проникает под кожу, застывает в венах, оседает в легких, как тяжелый табачный дым.

- Потому что ты лучше всех, кого я знал, - шепчет Чонгук, касаясь губами его щеки, выводя дорожку поцелуев до мочки уха. – И мне очень, очень жаль, что я так с тобой поступил. Если бы я мог повернуть время вспять, я бы все сделал по-другому.

Чонгук целует его в губы, и Тэхен позволяет себе ответить, потому что только что узнал, что его глубокие поцелуи становятся в миллион раз приятнее, если целовать его в ответ.

***

Хосок едва успевает добежать до телефона, отвечает в последний момент. На лицо капают прохладные капли воды, попадая в глаза, и он ежится, когда ветер из открытого окна проходится по голым, влажным после душа плечам.

- Алло? – произносит он, переводя дыхание.

- Хосок! – слышится в ответ голос Хенвона. Хосок улыбается, падая в кресло и поджимая под себя голые ноги. – Прилетел в Корею, а мне ни слова?

- Прости, как-то спонтанно все получилось, - извиняется он. – Завтра хотел тебе позвонить.

- И завтра позвонишь, куда денешься, - смеется Хенвон. – Но я тебе тоже не просто так звоню.

- Что-то случилось? – мгновенно напрягается Хосок. С Чонгуком он привык всегда готовиться к худшему.

- Нет-нет, - торопится успокоить его Хенвон. – Я насчет татуировки… Ты все еще хочешь?

- Конечно, - вздыхает Хосок, а потом продолжает тише, – только кто мне ее набить согласится.

- Я знаю того, кто согласен, - в голосе Хенвона появляются заговорщические нотки. – Я не буду особо говорить, скину тебе его работы, адрес и часы работы. Дальше дело за тобой.

- Боже! – от волнения Хосок подскакивает и начинает наматывать круги по комнате. – Да, пожалуйста, Хенвон, я буду вечно тебе благодарен!

Хенвон снова смеется.

- Да забей, ерунда. Я отключаюсь, лови адрес.

Когда приходит сообщение, Хосок долго пересматривает работы мастера, и ему все нравится, очень-очень нравится. Он давно хотел татуировку, несмотря на запрет отца и брата, это был бы словно знак, что его тело принадлежит ему, это было бы напоминание самому себе.

Он несколько дней выбирает эскиз из тех, которые уже давно отобрал, думает над тем, где именно хочет набить татуировку, советуется с Хенвоном, набирается смелости. Страх в его крови мешается с адреналином, и он настолько возбужден, что не может даже нормально спать. Он знает, что, если отец об этом узнает, то запрет его в доме и вообще никуда не выпустит. И, на самом деле, это довольно пугает. Его раздражает, что Чонгук может жить отдельно, а он нет, хотя Чонгук младше. Его раздражает эта вечная дискриминация. Поэтому он хочет доказать хотя бы себе, что у него есть право распоряжаться своим телом. Но в реальности, когда возможность сделать татуировку так близко, решиться оказывается гораздо сложнее.

Он спускается на первый этаж и впервые с момента приезда сталкивается с отцом. Тот, естественно, никак не реагирует на то, что видит сына, ни одна черта холодного лица не выражает радости, и Хосок тушуется, опуская голову.

- Здравствуй, отец, - здоровается он, сгибаясь в поклоне.

- Здравствуй, - голос отца ровный, безэмоциональный. Как же Хосок его боится, как не хочет, чтобы в его собственной семье были такие же отношения. – Хорошо, что ты приехал. Не забудь, что через две недели у тебя первая встреча с твоим будущим мужем. Приведи себя в порядок, ты набрал вес.

Дверь за отцом захлопывается, и Хосок вздрагивает, чувствуя, как глаза начинает жечь от слез. Он обнимает себя руками, пальцами ощупывает костлявые плечи. «Набрал вес». За последний месяц он сбросил три килограмма. Как будто он товар в магазине.

И эти слова отца только укрепляют его решимость. Он хватает куртку, вбивает адрес в навигатор и набрасывает на голову капюшон, выходя за дверь.

***

Юнги сидит на столе, а Виён стоит между его ног, положив одну ладонь на его щеку и мягко поглаживая нежную кожу большим пальцем. У Юнги взгляд колючий, губы поджаты, но Виён успел узнать его достаточно хорошо, чтобы понять, что за деланным раздражением скрывается беспокойство.

- Ты чего, хен? – бархатным голосом спрашивает он, касаясь губами другой щеки. – О чем ты переживаешь?

- Хосок к тебе еще не приходил? – вопросом на вопрос отвечает Юнги. Он обхватывает двумя руками вторую ладонь Виёна и гладит длинные пальцы, опустив на них взгляд.

- Нет, - Виён отрывается от поцелуев и пытается заглянуть в его лицо, но тот упорно прячет глаза. – А что?

- Ничего, - поспешно отвечает Юнги. – Просто… он понравился тебе, да? По фотографиям?

Лицо Виёна расплывается в улыбке. Теперь понятно, почему его хен кажется таким беспокойным. Он просто ревнует.

Виён обхватывает пальцами его подбородок, заставляя поднять лицо. Щеки Юнги раскраснелись от смущения, а глаза пылают. Он прикусывает губу, отводя взгляд.

- Мне нравишься ты, хен, - продолжая улыбаться, произносит Виён. И нежность затапливает его с головой, когда Юнги тянется к нему за поцелуем.

Он целует сразу глубоко, скользя ладонями по узкой талии, прижимая его крепче к себе, прохлада его тела ощущается даже сквозь ткань надетой на Виёна футболки. Юнги подается бедрами вперед, обхватывая его ногами, и протяжно стонет, когда Виён двигает бедрами навстречу.

Виён отрывается от его губ, чтобы стянуть с себя футболку, и в этот момент в кармане джинсов вибрирует телефон.

- Ну блять, - ругается он, с сожалением глядя на возбужденного, раскрасневшегося Юнги. – Убью того, кто звонит…

Но он не убивает. Он переводит на Юнги изумленный взгляд, слушая собеседника, а потом, отключившись, натягивает футболку обратно на себя.

- Ты чего? – спрашивает Юнги, спрыгивая со стола.

- Из салона звонили, - отвечает Виён, пытаясь пальцами пригладить волосы, а потом разворачивается, оставляя мимолетный поцелуй на губах Юнги, - кажется, Хосок меня ждет.

Лицо Юнги тут же каменеет, взгляд становится стеклянным, но у Виёна нет времени обращать на это внимания. Он вылетает из квартиры, даже не закрывая за собой дверь, и Юнги делает это за него, а потом сползает на пол, путаясь пальцами в волосах. Он пытается успокоить себя, но бесполезно. Он помнит, как Виён отреагировал на фотографию Хосока, он боится представить, как он отреагирует на настоящего Хосока.

Виёну не понять его страх.

Просто Юнги очень боится… боли. Чонгук уже сделал ему больно, нанес неизлечимую рану его гордости, они были друзьями, Юнги был его правой рукой, до тех пор, пока не забыл однажды выпить таблетки, блокирующие запах, и тогда Чонгук с позором выгнал его, словно он не омега, словно он прокаженное животное, словно и не было всех этих лет дружбы.

Но с Виёном все еще хуже, ведь Юнги его…

Юнги его, кажется, любит.

Но может ли он соперничать с Хосоком?

***

- Прости, опоздал, - извиняется Виён на ходу, влетая в приемную и бросая куртку в сторону стоящего за стойкой Тэена. Тэен недовольно морщится, но куртку ловит, вешает ее на вешалку и вновь поворачивается к Виёну. – Давно ждет?

- Минут двадцать, - пожимает плечами Тэен. – Я его в твой кабинет отправил, он меня слишком раздражал.

Виён закатывает глаза, проходя мимо него.

- Как ты вообще с клиентами работаешь? Ты ж противный такой, - язвит он.

- Пошел ты, - невозмутимо отбривает Тэен, возвращаясь к своей работе.

Виён всего на секунду останавливается перед закрытой дверью, хватаясь за ручку и глубоко вдыхая воздух, чтобы успокоиться. И это его, на самом деле, вовсе не успокаивает, потому что сквозь запахи краски, дезинфицирующих средств и туалетной воды Тэена он слышит нежный, тонкий аромат ландышей, и его ладони буквально мгновенно потеют, а сердце сбивается с ритма.

Он понимает, что стоять вот так – странно, Тэен уже начинает на него коситься, поэтому он собирает волю в кулак и распахивает дверь.

Хосок – Виён сразу понимает, что это он, - стоит к двери спиной, разглядывая развешанные по стенам эскизы, и у Виёна что-то внутри словно срывается в пропасть, когда он смотрит на узкие плечи, прямую спину, мягкие даже на вид темные волосы.

Он не хочет, чтобы Хосок оборачивался, он хочет сбежать и не думать больше об этом, на доли секунды он забывает даже о Тэхене, ради которого все это начал. Настоящий страх сводит ему живот, но вместе со страхом появляются бабочки, расправляют крылья, взлетают.

Виён гулко сглатывает, и в этот момент Хосок оборачивается, смотрит прямо в его глаза.

Виён бы сказал, что весь мир остановился, но это было не так – он слышит голос Тэена из коридора, он видит, как слегка шевелятся под кондиционером неплотно приклеенные листы эскизов, из колонок все еще играет музыка. Просто ко всему этому прибавляется запах ландыша, и вся вселенная сужается до теплого, глубокого взгляда Хосока. Все стало понятно сразу – дикое, до зуда в пальцах желание прикоснуться к Хосоку, поцеловать его, желание ощущать его рядом каждую секунду, защищать, обнимать, радовать. Это кажется сумасшествием, но, в то же время, это так естественно, что сейчас Виён не понимает, как он прожил все эти годы без Хосока рядом.

Хосок смотрит на него в немом изумлении, и у него наверняка много вопросов, но он тоже не двигается, губы у него дрожат, а глаза наполняются слезами.

Виёну кажется, что проходит целая вечность, а на деле – несколько минут. Всего несколько минут, за которые весь его мир взрывается и рождается заново, и ему теперь придется учиться в этом новом мире жить. И это вовсе не кажется сложным, пока Хосок вот так смотрит на него.

- Ты не Тэхен, ведь так? – выдыхает Хосок, и его голос слабый и надломленный. Виён качает головой и заставляет себя улыбнуться.

- Ты же и так понял, - отвечает он, заходя, наконец, внутрь, и запирая дверь. Хосок делает несколько шагов навстречу, пристально глядя в его лицо, словно не в силах поверить, и Виёну хочется плакать, или смеяться, или кричать от того, насколько он красив, насколько идеален, словно каждая черта его лица была вылеплена специально под его желания, словно каждый сантиметр гибкого стройного тела был создан специально для него.

Его телефон вибрирует – приходит сообщение от Юнги, и это возвращает его в реальность так резко, как будто его вздергивают на виселице. С мыслями о Юнги приходит тянущая боль. Ему кажется невыносимым даже отвести от Хосока взгляд, но как он может сказать об этом Юнги, которому обещал не предавать?

- Виён? – зовет Хосок, и, черт возьми, даже его голос звучит как самая прекрасная музыка в этом мире. – Не знаю, как так вышло, но я, вообще-то, пришел за татуировкой…

Виён откладывает телефон, не читая сообщение, и кивает, и смотрит, и смотрит на Хосока, словно на чистое искусство.

И ему даже не стыдно, потому что Хосок…

Хосок смотрит на него также.

- У тебя есть эскизы? – голос Виёна хриплый, как будто чужой, и ему кажется, что он смотрит на это все со стороны, на обычный разговор о татуировке, о какой татуировке может идти речь, когда он встретил своего истинного, когда этот истинный оказался самым невероятным человеком во всей вселенной?

- Ты должен знать, что это опасно, и…

- Я знаю, - перебивает его Виён, и если буквально час назад это его не останавливало из-за желания спасти Тэхена, то теперь это его не остановит из-за желания провести время с Хосоком.

- Тогда… - Хосок глубоко вдыхает, а потом достает из кармана листок с эскизом, его рука дрожит, и, когда Виён забирает бумагу, он мимолетно касается его пальцев, и они оба вздрагивают, словно их ударило током.

Юнги.

Виён жмурится, трясет головой, пытаясь успокоиться. Это все слишком сбивает с толку, это кажется ненастоящим, ирреальным. Он смотрит на эскиз, словно что-то видит, и кивает, не решаясь вновь посмотреть на Хосока, потому что это чистое колдовство – взглянешь раз, взгляда не отведешь. А дома его ждет Юнги. Виён цепляется за эту мысль, но с каждой секундой, с каждым вдохом, наполняющим легкие ландышами, она становится все слабее, обесценивается.

- Где хочешь набить? – спрашивает он и краем глаза замечает, как Хосок снимает с себя свитер.

Виён изумленно приоткрывает рот, глядя на полуголого Хосока, обводящего пальцем большой участок кожи на боку, уходящий под джинсы. Он сразу вспоминает Юнги, и его всегда белая, прохладная кожа кажется сейчас тусклой и неестественной по сравнению с гладкой смуглой кожей Хосока, и Виён ненавидит себя за эти мысли, но почему-то они не выходят из головы.

Он гулко сглатывает, воздух пропитывается ландышами, и Хосок смотрит на него почти голодным взглядом, и он уверен, что у него самого сейчас взгляд не лучше.

- Значит, - голос срывается, и он откашливается, пытаясь не пялиться, – тебе нужно снять джинсы тоже…

Пальцы Хосока послушно тянутся к ширинке, тонкие и изящные, дрожащие, Виён хотел бы сжать их в своей ладони, согреть, успокоить.

Виён бы хотел расстегнуть ее самостоятельно.

Вжикает ширинка, джинсы сползают вниз, и Хосок перешагивает их, оставляя лежать на полу. Его щеки алые, но взгляд направлен на Виёна, а тот скользит взглядом по худенькой, изящной фигуре, и ему внезапно становится слишком жарко, так жарко, что он тоже стягивает с себя кофту, оставаясь в одной майке.

Хосок делает еще шаг вперед и оказывается к Виёну почти вплотную, и, черт возьми, Виён ведь видит его впервые в жизни, но он уже готов сделать ради него что угодно, потому что Хосок кажется тем, кого он так долго искал, даже не подозревая о том, что ищет.

- Белье тоже придется снять, - выдыхает Виён, во рту сухо, словно в пустыне. Хосок быстро облизывает губы, они влажно блестят в ярком свете лампы.

- Хорошо, - послушно соглашается Хосок, и Виёну кажется, что он соглашается совсем не на это. Он кладет руки ему на бедра, цепляя пальцами резинку белья, и один вид Хосока – парня, которого он видит впервые в жизни – возбуждает его до боли в животе.

Юнги, вспышкой проносится в голове, и Виён резко делает шаг назад, откашливаясь, хотя ему хочется подойти к Хосоку как можно ближе, ему хочется никогда больше от него отходить. Ему нравился Юнги, но никогда чувства к нему не были настолько сильными. Сейчас Юнги кажется просто глупым увлечением. Сейчас водоворот изумления, страха, восхищения, возбуждения затягивает его с головой.

- Виён, - снова зовет Хосок, он почти голый, смущенный, невыносимо прекрасный. – Виён, ты же понимаешь, что…

- Мы с тобой истинные? – усмехается Виён, и, когда это произнесено, все смущение исчезает, вся нелепость ситуации растворяется в решительности, сверкнувшей во взгляде Хосока.

- Я бы не сделал этого, если бы был уверен, что представится еще шанс, - выпаливает он, словно оправдывая самого себя, а потом сокращает расстояние между ними, и Виён обхватывает его за талию, приподнимая и усаживая на кушетку, нависая над ним, и целуя.

Хосок льнет к нему навстречу, теплый, почти горячий, мягкий и податливый, послушный, такой правильный в руках Виёна, что все остальное – брошенный в квартире Юнги, то, что они в салоне, то, что они видятся впервые в жизни, - перестает казаться неправильным.

Запах ландышей окутывает Виёна, становится почти невыносимым, но его хочется вдыхать вновь и вновь, им хочется дышать вечно, и Виён дышит – ведет носом по чувствительной коже шеи, оставляя мимолетные поцелуи. Хосок откидывает голову, издавая тихие сладкие звуки, и Виён слегка давит на его плечи, заставляя его лечь, нависает сверху, на секунду застывая от того, насколько он безбожно красивый.

Он прикусывает тонкую ключицу, зализывает укус и зажимает ладонью рот Хосока, потому что тот не может быть тихим, ему хочется кричать о том, насколько это хорошо, насколько нереально - губы Виёна на его коже, ладони Виёна на его теле, взгляд Виёна, полный обожания.

Хосок обхватывает его ладонь, отстраняя от лица, и проводит горячим языком по пальцам, втягивая два в рот, и Виёну приходится до крови прикусить губу, чтобы не застонать самому.

- Какого черта ты появился так внезапно, - шепчет он, обжигая мочку его уха. Он стягивает одной рукой с него боксеры и обхватывает рукой член, заставляя выгнуться. – Какого черта ты такой охрененный…

Хосок тихонько стонет, то ли от слов Виёна, то ли от его рваных движений по члену. У Хосока сладкая гладкая кожа, Виёну хочется зацеловать каждый сантиметр, но он думает не сейчас, он думает у нас будет столько времени, что я изучу тебя вдоль и поперек.

Он вынимает пальцы изо рта, тут же заменяя их губами, собирает его стоны, и его самого трясет, словно в лихорадке, никогда еще ему так не хотелось, никогда еще ему не было так хорошо.

Он давит на ноги Хосока, разводит их в стороны, скользит пальцами между ягодиц, и Хосока выгибает почти до хруста. Виён смотрит в его лицо и спрашивает на выдохе, прежде чем ввести первый палец:
- Ты уже был связан с кем-то?..

Хосок отчаянно качает головой, а потом притягивает Виёна к себе, шепчет ему в губы:
- Я ждал своего альфу.
Виёна от этого едва ли не наизнанку выворачивает, он рычит в поцелуй, целует глубоко и развязно, вводя второй палец, третий. Он растягивает его медленно, скользит пальцами по стенкам внутри, пытаясь запомнить каждую секунду, пытаясь сохранить каждую эмоцию, мелькнувшую во взгляде Хосока.

Он оставляет следы на его шее, потому что это его парень, и он сам это признал, и Виён имеет на это право – это право дала ему судьба.

- Виён, - хнычет Хосок, - пожалуйста…

Виён вынимает пальцы, стягивает с себя штаны и нависает над Хосоком, опираясь на руки.

- Ты не пожалеешь? – в последний раз уточняет он, ухватываясь за остатки здравого смысла, потому что Хосок под ним горячий, сладкий, его, и все, чего ему хочется, - это сделать ему хорошо, и совсем не хочется делать ему неприятно.

- Пожалею, - Хосок облизывает губы, глядя Виёну в глаза, - если не сделаю этого.

Виён наклоняется и целует его, медленно входя. Хосок узкий почти до боли, и Виён сцеловывает слезы, выступающие в уголках его глаз, замирает, давая ему привыкнуть.

- Прости, прости, прости, - бормочет он, когда Хосок жмурится от боли, прикусывает губу. Он готов закончить все это, если Хосоку неприятно, даже несмотря на то, что ему самому хорошо до слез перед глазами.

Хосок обхватывает его руки, переплетает пальцы, давая свободу – делай со мной все, что угодно. Виён двигается, и Хосок под ним сотрясается от каждого движения бедрами – медленного, тягучего.

Виён целует сухие, распухшие губы, целует покрытый испариной лоб, ускоряя движения, пальцы Хосока сжимают его ладони почти до боли, но эта боль кажется родной, почти приятной, и удовольствие, которое он испытывает от того, насколько Хосок узкий, горячий, от того, как покорно принимает его в себя, просто сводит с ума.

Движения Виёна становятся размашистыми, быстрыми, четкими, Хосок откидывает голову, раскрывая рот в беззвучном стоне, и Виён отпускает одну его руку, чтобы обнять его, прижать к себе еще крепче, так, чтобы ни сантиметра не оставалось между разгоряченными телами. Хосок дышит часто, поверхностно, Виён ловит каждый его выдох и едва не воет, когда он цепляется пальцами за лямку его майки, царапая короткими ногтями кожу на лопатке.

Виёну кажется, что это длится целую вечность, он то ускоряет движения, то замедляет их, и все это время смотрит на Хосока, не отрываясь, и мир снаружи, возможно, рушится, сгорает, замерзает, но ему нет никакого дела, когда Хосок так близко, когда он такой родной, когда его тело так идеально подстраивается под тело Виёна.

Он вновь обхватывает его член, подстраивая движения руки под их ритм, и Хосок трясется от эйфории. Его удовольствие растворяется стоном на губах Виёна, и Виёну хватает нескольких несдержанных толчков, чтобы его догнать.

Виён поднимается на дрожащих ногах, достает из ящика влажные салфетки, вытирает бедра сначала обессиленному Хосоку, потом себе. Он подбирает с пола одежду, складывает ее на кушетку, а потом ловит на себе его взгляд. Испуганный, полный сомнения, но абсолютно, безнадежно влюбленный.

И улыбается в ответ.

- Татуировка подождет до завтра? – ухмыляется Виён и наклоняется, чтобы вновь его поцеловать, и все сомнения Хосока растворяются в этом поцелуе.


Телефон принимает восьмой пропущенный от Юнги.