Чонгук понимает, что нужно вытереть Тэхена, красновато-белые разводы спермы подсохнут и начнут стягивать кожу, он весь потный, щеки мокрые от слез, на подбородке застывают следы слюны. Чонгук понимает, но не может заставить себя прикоснуться к нему еще хоть раз – у него такое чувство, что он только что осквернил святыню, нечто неприкасаемое, нечто прекрасное.
Он не жалеет, наверное, он бы все равно это сделал – хотел сделать с самого первого дня, но он не думал, что Тэхен вообще… не готов. Все эти парни, шляющиеся по клубам, закидывающиеся его наркотой, они ведь ложатся в постель первого встречного, как так получилось, что у Тэхена никого никогда не было?
Он не жалеет о том, что было, но жалеет о том, что это было именно так. Что бы изменилось, если бы Тэхен сказал, что он девственник? Был бы Чонгук нежнее? Смог бы обуздать свою похоть, свой гнев? Поверил бы он ему?
Чонгук трясет головой, пытаясь выбросить из нее ненужные мысли. Он не понимает, почему его это вообще волнует, почему он должен беспокоиться, и почему это вдруг стало так много для него значить. Просто Чонгук часто был лучшим, но почти никогда не был первым, и то, что он сделал это так грубо, причинил так много боли… Это было жестоко. Не то чтобы Чонгуку была чужда жестокость, но Тэхен за дни, проведенные в его квартире, почти убедил его в том, что он не заслужил жестокого обращения. Но он в объятиях этого парнишки, готовый подарить ему поцелуй, на который никогда не давал разрешения Чонгуку, просто… свел его с ума.
Мог ли он назвать это ревностью?
Определенно.
Возникла ли эта ревность из-за того, что он начал испытывать симпатию к Тэхену?
Определенно.
Был ли шанс у симпатии перерасти во что-то большее?
Нет. Никогда. Чонгук не должен этого допустить. Тэхен пусть и не шлюха, но все еще наркоман, нищий студент, таскающийся по подработкам. Чонгук – наследник богатейшей в Азии корпорации. Они из разных миров, которые могут всего на секунду соприкоснуться. Это просто развлечение, которое не должно выходить за рамки.
Он достает из брошенного на диван пиджака телефон и чертыхается сквозь зубы, когда понимает, что на нем села зарядка. Чтобы взять зарядку, нужно вернуться в спальню, в комнату, где лежит Тэхен, маленький и поломанный.
Чонгук не чувствует удовлетворения, хотя секс с Тэхеном – пусть и похожий больше на изнасилование – был выше всех ожиданий, его тело мягкое и податливое, кожа гладкая и сладкая, он был тесным, гибким и до боли желанным. Но все, что чувствует Чонгук, - это что-то липкое, неприятное, темным пятном расплывающееся внутри. Не то, что привык. Не то, что должен.
Он злится сам на себя, почти влетает в спальню, словно желая доказать что-то самому себе, но спотыкается о несуществующую преграду, когда видит Тэхена. Тот лежит в той же позе, даже не пошевелился, только прикрыл глаза ладонью, плечи подрагивают, словно от озноба. У его живота свернулся в клубок Ночу, вылизывает его пальцы, как преданная собака, и Чонгука раздражает даже это, он в два шага преодолевает расстояние до кровати и замахивается, собираясь сбросить кота, но Тэхен внезапно убирает руку от лица, поднимает на него загнанный взгляд. Чонгук вздрагивает и ненавидит себя за то, что не может закончить начатое.
- Не трогай, - просит Тэхен. У Чонгука внутри что-то застывает, а потом трескается, словно лед, по которому ударили молотком. У Тэхена глаза огромные, влажные и пустые, он смирился или просто отключился от происходящего, но его пальцы путаются в шерсти Ночу с такой щемящей лаской, что Чонгука от этого тошнит. Даже вот такой – сломанный, отчаявшийся, пустой и униженный, он находит в себе силы быть нежным, спокойным, быть защитником. Чонгук чувствует нечто, похожее на раскаяние, но почему? Почему Тэхен вызывает в нем все эти эмоции?
- Что будет, если трону? – интересуется Чонгук, и это, черт возьми, самое глупое, что он мог сказать. Тэхен не отводит взгляд, словно совсем его не боится.
- Ничего, - глухо отвечает Тэхен. – Только я возненавижу тебя еще сильнее.
Чонгук хмурится и не понимает, откуда в нем столько чертовой смелости, столько упорства, столько непокорности. Он садится на корточки, так, чтобы лицо Тэхена было напротив его лица, и касается липкой щеки кончиками пальцев. Тэхен застывает, будто скульптура, будто каменное изваяние, но не отстраняется и взгляд свой темный не отводит.
- Ты ненавидишь меня, да? – тихо спрашивает Чонгук, ему хочется спросить ты думаешь, у тебя есть право меня ненавидеть? Кончики его пальцев скользят по губам, на губах запеклась кровь. Он отводит с его лба волосы, все еще влажные, неприятные на ощупь. От Тэхена пахнет потом и кровью, никакой вишни, никакой сладости, только боль и презрение, кожа липкая, шершавая, взгляд почти до безумия пустой, равнодушный, но он все еще красив, так красив, что это заставляет сердце Чонгука сбиваться с ритма. Он не знает, понятия не имеет, откуда найдет силы отпустить его.
- Никогда не думал, - Тэхен непроизвольно облизывает пересохшие губы и морщится, чувствуя вкус крови, - что могу кого-то так сильно ненавидеть.
Может ли Чонгук объяснить, почему его слова оказываются такими неприятными?
Наверное, да.
Хочет ли он делать это?
Определенно нет.
Он рывком поднимается, хватает Тэхена за запястье, вздергивая за собой, Ночу визжит, цепляясь когтями в другую руку парня, и тот едва не плачет от боли. Он не может стоять, почти сразу пошатывается, и Чонгук обхватывает его за талию, поддерживая.
- Зачем?.. – стонет Тэхен, пока Чонгук ведет его в душ. – Мне холодно и больно, Чонгук, за что…
- Я отведу тебя в душ, - цедит Чонгук сквозь зубы, крепче перехватывая его поперек живота. – Тебе нужно смыть все с себя.
- Какая забота, - находит в себе силы съязвить Тэхен, и Чонгук сжимает пальцы на его ребрах, выбивая из него стон.
- Завались.
Они заходят в ванную, и Чонгук прислоняет Тэхена к стене, включая душ и настраивая температуру. Он слышит шум и резко оборачивается – Тэхен не смог удержаться на ногах и упал, ударившись копчиком.
- Ну ты и дурак, - тянет Чонгук, вновь подхватывая его и ставя под теплые, почти горячие струи. Тэхен прикрывает глаза, подставляя лицо под поток воды, Чонгук крепко держит его за плечи одной рукой, другой смывая пот и кровь с его кожи. Он позволяет себе полюбоваться им, пока у него закрыты глаза, и вновь думает о том, насколько он красив, словно ожившая картина великого художника, словно чья-то выдумка. Как он мог сдержаться?.. Как мог отказать себе в желании владеть им? У него такое чувство, словно Тэхен создан для того, чтобы им любовались, чтобы им любовался Чонгук.
Он позволяет ему сесть на дно ванной, сам мылит ему голову, путая пальцы в темных от влаги волосах, и он совсем не хочет задумываться над тем, почему вообще делает это, почему его движения осторожные, словно он боится причинить ему еще больше боли, почему он возится с ним, почему не мог оставить в постели прям так. Но Тэхен запрокидывает голову, облизывает алые губы, он голый, беззащитный и очень, очень красивый – ему идут багровые засосы, рассыпанные по шее, ему идут синяки на ребрах и предплечьях, но Чонгук знает, что бы шло ему больше.
Улыбка.
Он выключает воду, когда остатки пены исчезают в сливе, вновь помогает Тэхену подняться, влажное тело выскальзывает из рук, но он держит крепко. Тэхен размякший, сонный и почти обессиленный, только цепляется за плечи Чонгука, и в нем, кажется, не осталось даже презрения к нему – только бесконечная, окутывающая его усталость.
Придерживая Тэхена одной рукой, Чонгук другой хватает пушистый махровый халат, укутывает парня в него, и тот кажется совсем хрупким, почти тонет в нем. Он моргает и с трудом удерживает глаза открытыми.
Аромат вишни наполняет комнату, и Чонгук сглатывает.
Он держит Тэхена, смотрит в его покрасневшее чистое лицо, ко лбу и к вискам прилипли влажные волосы. Губы приоткрыты, нижняя слегка распухла, на ней заметна ссадина. Чонгуку очень хочется его поцеловать.
Но вместо этого он говорит:
- Я не хочу, чтобы ты меня ненавидел.
Тэхен распахивает глаза, с трудом фокусирует на нем сонный взгляд.
- Но ты делаешь все для этого, - шепчет он, едва размыкая губы. Во взгляде Тэхена нет пустоты больше, нет ненависти. Он мягкий, как карамельный макиато.
- Ты хотел поцеловать Джэхена, - в голосе Чонгука слышна ревность, хотя он не хочет звучать так, не хочет звучать как человек, у которого есть право ревновать.
- Я хотел попробовать, - отвечает Тэхен, он почти не стоит на ногах, почти висит на Чонгуке, но он легкий, и от него пахнет вишней, и Чонгук не хочет его отпускать.
- Я целовал тебя.
- Ты никогда не спрашивал меня, хочу ли я этого. Ты изнасиловал меня, - слова Тэхена тихие, но резкие, болезненные, как иголки, которые вгоняют под кожу.
- Я не знал, что был у тебя первым, - мямлит Чонгук.
- Это не имеет значения.
- Ты бы согласился, если бы это был Джэхен? – резковато спрашивает Чонгук. Получается грубее, чем он хотел, и вновь эта ревность кажется неуместной, почти неприличной.
Тэхен внимательно смотрит в его лицо, вглядывается в его глаза, а потом отвечает, так тихо, что Чонгуку кажется, будто он ослышался.
- Я бы согласился, если бы ты меня попросил.
Чонгук моргает, пытаясь осмыслить сказанное, и в этот раз не находит слов для ответа. Он отводит Тэхена в спальню (практически несет на себе), укрывает пуховым одеялом, отыскивает спрятавшегося в другой комнате Ночу, чтобы уложить его рядом с парнем. Кот послушно заползает под одеяло, и Чонгук до сих пор не может понять, как так вышло, что его стервозный питомец настолько полюбил Тэхена. Чонгук до сих пор не может понять, как Тэхен умудряется влюблять в себя всех вокруг. Он вырубает свет, стараясь не смотреть на спящего парня – у того только лицо выглядывало из кокона, сооруженного из халата и одеяла, и он все еще казался маленьким и сломанным.
На руках Чонгука было много крови, но почему-то кровь Тэхена ощущается особенно сильно, практически прожигает кожу. Впервые в своей жизни Чонгук искренне раскаивается в том, что сделал, и, если бы только можно было повернуть время вспять, он бы просто попросил Тэхена.
И многое бы отдал за то, чтобы услышать его согласие.
***
- Что ты сказал? – Чонгук резко выпрямляется, потирая глаза. Хосок по ту сторону экрана пытается улыбаться, но все равно выглядит встревоженным.
- Я сказал, что ты сам не свой, Чонгукки, - терпеливо отвечает Хосок. – Ты меня совсем не слушаешь.
- Просто… - Чонгук жмурится, убирает волосы со лба, стараясь не смотреть брату в глаза. – Много всего навалилось. На работе проблемы.
- Что-то серьезное? – обеспокоенно интересуется Хосок, и Чонгук улыбается, пытаясь его успокоить, но улыбка больше похожа на оскал загнанного в угол зверя.
- Нет. Ничего такого. Небольшие проблемы.
Чонгука с детства приучали никого не любить. Это воспитывалось в нем также, как в иных воспитывается вежливость и уважение к старшим. Чонгук почти никого и не любил – он бы без доли сомнения смог пустить пулю в лоб даже своему отцу. Но его брат… был особенным.
Он не знает, как так получилось, что Хосок умудрился сохранить в себе свет, несмотря на окружающую его тьму. Но Хосок был добрым, сочувствующим и неизбалованным, никакие богатства и вседозволенность не смогли сделать из него эгоиста, не смогли лишить его улыбку мягкости, не смогли лишить его взгляд чуткости. Как он мог не любить своего брата? Как мог не защищать его любой ценой? У него вызывала судорожную боль даже мысль о том, что его придется отдать кому-нибудь в мужья насильно, как вещь, как какую-то диковинную вещицу.
Как он мог рассказать Хосоку о том, что начинает испытывать неправильные чувства к неправильному человеку?
- Отдыхай хорошо, - просит он брата, но в этот раз Хосок даже не улыбается, смотрит встревоженно, Чонгук бы многое отдал, чтобы Хосок никогда ни о чем не тревожился.
- Ладно, - коротко отвечает он. – Пока, Чонгукки, заботься о себе.
Чонгук не успевает спросить, когда он собирается возвращаться из Франции. В последнее время у него совсем не получается поговорить с ним нормально. Он слишком скучает по нему рядом – у Хосока получалось успокоить его одним своим взглядом.
Телефон вновь звонит, у Чонгука скоро начнется на это аллергия. Но, увидев имя звонящего, он мгновенно отвечает. Сон Мино был главой его охранной службы.
- Господин Чон, - тут же начинает парень, и Чонгук морщится.
- Давай без официальности, Мино, - просит он и слышит смех на том конце.
- Окей, - отсмеявшись, продолжает парень. – Я по поводу Джэхена…
- Вы сделали все как я просил? – перебивает его Чонгук.
- Выслушай до конца, - бурчит он. – Мы сделали все как ты сказал. Мы его уволили, из университета его должны отчислить на днях. Но, Чонгук… Проблемы с наркотиками – не слишком жестоко? Все будущее же у парня поломано будет.
- Послушай, Мино, - начинает терять терпение Чонгук, - с каких пор ты стал таким жалостливым?
- Хороший же паренек… - тянет тот в ответ. – Да и работал хорошо. Не знаю уж, где он там накосячил, но вряд ли сделал что-то серьезное, иначе ты бы его сразу пристрелить приказал. Мы и так сделали достаточно.
- Лучше бы тебе заткнуться, пока я не приказал пристрелить тебя, - рявкает Чонгук, но Мино даже не реагирует – знает, что ему нечего бояться.
- Да брось, Чонгук. Он ведь и сдать нас может, - уже серьезнее говорит он.
- Кто ему поверит?
- Но…
- Перестань мне зубы заговаривать, - раздражается Чонгук, - и делай как я сказал. И пришли мне нового мальчишку. Желательно не такого симпатичного.
Мино тяжело вздыхает напоследок и отключается.
Чонгук закрывает лицо ладонями, подавляя желание закричать. Тэхен наверняка будет спрашивать о Джэхене, и что он должен ему ответить? Он ведь не мог позволить этому мальчишке остаться безнаказанным. Он ведь и так его не убил, что еще?
- Черт возьми, как же бесит, - рычит Чонгук, ероша волосы. Все, связанное с Тэхеном, бесит. Кроме самого Тэхена. И это бесит еще сильнее.
***
Виён поднимает глаза от тарелки с кашей, когда чувствует на себе буравящий взгляд Юнги.
- Чего так смотришь, хен? – растерянно спрашивает он с набитым ртом. От взгляда Юнги порой хочется спрятаться за бетонными стенами.
- Почему ты, блять, вообще у меня живешь, я не пойму? – бурчит он, все еще почти неодетый – только короткие шорты, едва доходящие до середины бедра. Как к такому вообще можно привыкнуть? Он очень худой, но худоба ему идет, делает его нежным, почти хрупким. До тех пор, пока он не откроет рот.
Виён пожимает плечами, запихивая в рот еще одну ложку каши.
- Потому что мне не хочется быть одному, и от тебя ближе до работы.
- Но я не помню, чтобы приглашал тебя жить в моей квартире! – заявляет Юнги.
- Но ты не был против, - парирует Виён.
- Да ты у меня и не спрашивал.
- Да ты хотел этого, - Виён самодовольно улыбается, облизывая губы, и ему в голову тут же прилетает жестяная пустая баночка от колы. – Ай, хен! Прекрати так делать!
- Я все надеюсь, что у тебя мозги на место встанут, - фыркает Юнги, потягиваясь, как сонный кот. Виён смотрит на вытянувшиеся упругие мышцы, на тонкие кости и светлую кожу и чувствует, как встает на место совсем не мозг. – Кстати, у меня для тебя новости.
- Какие? – с трудом хрипит Виён, чувствуя, как пересыхает в горле.
- Хосок сегодня утром вернулся в Корею, - пожимает плечами Юнги, подходя ближе к Виёну и забирая у него из рук ложку. Он зачерпывает остатки каши, потом долго пережевывает, словно не замечая на себе внимательного взгляда. – Ему уже сообщили о том, что ему готовы сделать татуировку. Не думаю, что он придет к тебе именно сегодня, но на этой неделе тебе лучше не пропускать работу.
Виён кивает, задумчиво постукивая пальцами по столу.
- Не понимаю, - наконец произносит он. – Почему этот парень просто не может сделать себе татуировку заграницей?
- Ему принципиально, чтобы она была сделана именно корейским мастером, - предполагает Юнги. – Какая тебе вообще разница? Тебе главное брата вытащить.
Виён согласно кивает, а потом притягивает Юнги за талию к себе, утыкаясь носом в мягкий живот и втягивая ненавязчивый запах кокоса.
- Спасибо тебе, хен, - шепчет он, не отрывая губ от его кожи, и чувствует, как она покрывается мурашками. Юнги кладет ладонь ему на голову, и Виён уже ждет, что он его оттолкнет, но тот только мягко вплетает пальцы в пряди, массируя, успокаивая. Наверное, ему кажется, что Виён просто ребенок, потерянный, глупый и немного жалкий, лишившийся брата из-за собственных причуд, вынужденный чувствовать вину, вынужденный чувствовать страх. Наверное, ему Виёна жаль, может, он ему сочувствует и радуется, что не на его месте, что ему не за кого переживать, не за кого чувствовать страх, что некому пострадать от его причуд. Он гладит Виёна по голове, пока тот крепко обнимает его за талию, покрывая мелкими поцелуями нежную кожу живота, и им обоим спокойно, обоим кажется, что все проблемы разрешимы до тех пор, пока есть кого обнять.
- Хен, что, если Тэхена спасти не получится? Я так боюсь остаться один, - отчаянно шепчет Виён, и это действительно пугает его – то, что он может вернуться в темную, холодную квартиру, то, что он может не услышать больше взволнованного голоса брата, то, что его никто больше не будет ждать, никто больше не будет звонить ему, чтобы рассказать, как прошел день. Одиночество может быть смертельным, если всю свою жизнь ты делил с самым родным человеком.
- Ты не останешься один, - говорит Юнги, голос его звучит нетвердо, нерешительно, словно он сам не верит в то, что говорит. Он понимает, что не имеет права ставить себя на одну ступень с Тэхеном, понимает, что потеря последнего никогда не окупится его присутствием, но… Но он готов быть рядом. Впервые в жизни Мину Юнги не хочется убегать. – Я буду с тобой.
Виён поднимает голову, глядя на него пристально, а потом просит, едва размыкая губы.
- Хен, можно я тебя поцелую?
Если бы Виён был чуть выше, он бы почувствовал, как сердце Юнги сбивается с ритма. Ему хочется отшутиться, влепить ему подзатыльник, свести все на более безопасную тему, но Виён кажется сейчас таким близким, почти родным – Юнги может разглядеть трещинки на розовых губах. У Виёна крошечная родинка на кончике носа, ему хочется спросить, есть ли такая же у Тэхена, ему хочется ее поцеловать. Он убеждает себя, что не будет ничего страшного, если они поцелуются всего раз, если он всего на мгновение даст себе слабину, в конце концов, он ведь давно этого хотел – попробовать губы Виёна на вкус.
Ему кажется, что проходит целая вечность, пока он размышляет, но на деле – всего несколько секунд, и он кивает неуверенно, и Виён поднимается, его горячие руки скользят вверх по ребрам, по плечам, он зарывается пальцами в жесткие светлые волосы на затылке и целует. Юнги дрожит и непроизвольно жмется ближе, обхватывая руками шею Виёна, но поцелуй получается неспешным, тягучим и приятным до дрожи.
Раньше, когда Виён целовался, ему никогда не удавалось почувствовать вкус, всегда это был алкоголь, привкус таблеток, сигарет. Те, с кем он целовался, были пьяными, возбужденными и потными, такими же, как он сам, и поцелуй возбуждал, но не вызывал больше никаких чувств.
С Юнги все было по-другому. Так, словно впервые. У Юнги была прохладная кожа, но горячие губы, горячее дыхание, и он сладкий, его запах нравится Виёну, нравится ощущать его губы на своих, нравится то, как бьется его сердце, и весь он нравится Виёну – обычно маленький и непокорный, вредный и циничный, но сейчас мягко хнычущий, тянущийся за поцелуями, судорожно обхватывающий его за шею.
Если мы выберемся из всей этой заварушки целыми, думает Виён, отстраняясь и глядя на него затуманенным взглядом, я тебя не отпущу.
***
Хосок улыбается охраннику, но не дает ему пройти за собой в лифт.
- Дальше я сам, - доброжелательно говорит он. – Спасибо за помощь.
Охранник пожимает плечами и удаляется, и Хосок облегченно выдыхает, как только двери лифта закрываются, прислоняется к стенке, прикрывая глаза. Он ненавидит перелеты - боится самолетов до дрожи, тяжело привыкает к смене часовых поясов, да и в целом не особо любит резкую перемену обстановки.
Он решил не ехать к себе домой, а сразу поехать к Чонгуку, хоть и знал, что брат, скорее всего, будет на работе.
- Ничего, - бормочет он себе под нос, глядя на стремительно меняющимися цифрами на маленьком экране над дверьми. – Приготовлю ему ужин, приберусь, посплю… Скучать не придется.
Если бы он знал, насколько был прав.
Лифт останавливается на нужном этаже, и Хосок вытаскивает за собой чемодан – благо вещей брал немного. Он вводит код, дверь с писком распахивается.
Хосок стягивает с себя куртку и оставляет чемодан у двери, проходя вперед по коридору и глядя в огромное окно. Черт возьми, как же он скучал по этому виду – Чонгук определенно умеет выбирать себе квартиры.
- Куда ты дел Джэхена? – раздается резкий голос, и Хосок испуганно вздрагивает, оборачиваясь, а потом так и застывает, изумленно глядя на стоящего в проеме двери Тэхена, парня-заочника с их факультета. Тот тоже выглядит удивленным. – Ой…
- Тэхен? Тебя ведь так зовут? – неуверенно произносит Хосок. – Что ты здесь делаешь?
А потом он приглядывается и едва сдерживает рвущийся из груди вскрик. На Тэхене свободная футболка и длинные (чонгуковы) штаны, но даже те небольшие участки кожи, которые остаются неприкрытыми, усыпаны засосами и синяками. Твою мать.
Тэхен морщится, судорожно пытаясь подобрать нужные слова, оправдаться, но что тут скажешь?
- Мы… с Чонгуком… встречаемся, - выдавливает он. – Он предложил жить… вместе.
Хосок чувствует себя полным идиотом. Совершенно ясно, что Тэхен лжет. Во-первых, Чонгук никому, кроме Хосока, не позволял в этой квартире даже ночевать. Во-вторых, Чонгук не мог ни с кем встречаться. В-третьих, он бы не стал ни с кем встречаться.
Но, в то же время, Тэхен здесь. Он в одежде Чонгука, он покрыт засосами, сделанными Чонгуком, и вообще…
- Меня зовут Хосок, - представляется он наконец. – Не знаю, помнишь ли ты, но мы сталкивались в университете… Я брат Чонгука.
Тэхен вздрагивает, прищуривает глаза, во взгляде у него мелькает узнавание.
- Да, я помню, - слегка растерянно произносит он. – Ты… ты как-то поделился со мной обедом.
Хосок не может сдержать улыбки, но напряжение все равно не покидает его. Должна быть причина, по которой Тэхен здесь, и, зная Чонгука, едва ли эта причина порадует Хосока.
Тэхен кажется истощенным, измученным, это при том, что в те редкие дни, когда он видел его, тот тоже не выглядел особо упитанным. У него синие круги под глазами, а сами глаза красные, словно он плакал. На губе видна ссадина, и двигается он с трудом, походка неловкая, когда он подходит к дивану.
- Будешь кофе? – вновь спрашивает он, в каждом его слове чувствуется сомнение, словно он боится сделать что-то не то, сказать что-то не то.
- Я сам приготовлю, - успокаивающе улыбается Хосок. – Я тут не в первый раз, не волнуйся.
В комнату входит Ночу, и Хосок улыбается ярче.
- Мой малыш, - тянет он, собираясь взять кота на руки, но тот проходит мимо него прямиком к Тэхену, и Тэхен наклоняется, чтобы поднять его. – Ого…
- Ты хотел взять его? – смущенно спрашивает Тэхен, но Хосок только качает головой.
- Все в порядке, если Ночу тебя не царапает.
Неловкость растет, делается густой, как паста. Они стоят друг напротив друга и не знают, о чем говорить, с чего вообще начать. Тэхену кажется, что Хосок должен на него злиться, но все, чего хочет услышать Хосок – это объяснения.
Пока он готовит кофе и достает какие-то сладости, между ними витает тишина. Тэхен спускает Ночу с рук, потому что тот слишком тяжелый, и садится на диван, сжав ладони на коленках. Он чувствует напряжение и боится сказать что-то не то, потому что все еще помнит предупреждение Чонгука.
Хосок протягивает ему чашку кофе и садится напротив, на ковер, мягко улыбаясь. Хосок совсем не похож на Чонгука – он приятный, добрый, с ним сразу хочется подружиться, ему сразу хочется доверять. И Тэхена это напрягает. Доверять он не привык.
- Тэхен, могу я задать тебе вопрос? – он ставит чашечку на журнальный столик с негромким звоном. Окей, Тэхен готовился к этому, но все равно оказался не готов.
Он кивает, и Хосок набирает в грудь воздуха.
- Ты сказал, что вы с Чонгуком встречаетесь.
Тэхен вновь неуверенно кивает.
- Он сам так сказал? То есть… - Хосок облизывает губы. – Он предложил тебе встречаться?
- Д-да, - колеблясь, отвечает Тэхен и в этот же момент чувствует, что точно проебался.
Хосок едва заметно хмурится, тонкая морщинка пролегает между его бровей.
- Он тебя бьет?
Тэхен вздрагивает, на автомате пытаясь прикрыть кровавые синяки от ремня на запястьях.
- Только не обманывай, хорошо? – торопливо добавляет Хосок.
- Да, но он… Это было всего раз.
- А ты знаешь, - Хосок смотрит на него внимательно, словно пытаясь разглядеть его изнутри, - ты знаешь, Чонгук не может с тобой встречаться, Тэхен.
Тэхен вскидывает брови, собираясь озвучить вопрос, но Хосок отвечает на него быстрее, чем он успевает промолвить хоть слово.
- Потому что Чонгук помолвлен. У него уже есть истинный.
Чашка выскальзывает из рук Тэхена, и уродливое кофейное пятно расползается по белоснежному ковру.

ВЫ ЧИТАЕТЕ
Odi et amo
FanfictionЯ читала эту историю очень давно на фикбуке вроде как, но сейчас я не могу найти ее никак также я не знаю кто автор, у меня он не подписан это самый мой любимый фанфик, и я хотела поделиться им с вами ♡