Odi et amo

Te amo

Я дома, - громко оповещает Чонгук, морщась от назойливого писка дверного замка. Нужно поправить настройки, поставить что-нибудь приятное, Тэхен стал очень восприимчив к звукам в последнее время. В ответ – гулкая тишина. Чонгук против воли напрягается.

Он снимает с себя припорошенное снегом черное шерстяное пальто, аккуратно вешая на плечики и вслушиваясь в молчание в глубине дома, наступает на пятки ботинок, стягивая их и ставя на обувную полку. Снег на волосах тает, пряди прилипают ко лбу, и он раздраженно встряхивает головой.

Обычно если из комнаты не выползает сонный разомлевший Тэхен, то Бэмби точно выбегает на звук открывшейся двери, торопясь встретить хозяина. И сейчас Чонгук не слышит ни скрежета когтей по гладкому паркету, ни дружелюбного скулежа, ни кряхтения идущего навстречу Тэхена. И это настораживает. Это очень, очень настораживает.

Чонгук проходит сначала в гостиную – и натыкается на ожидаемую пустоту. На огромном мягком диване разбросаны подушки, белое пушистое одеяло сползло на пол, на низком журнальном столике свалены в кучу упаковки из-под сухофруктов и баночки с натуральным йогуртом. Судя по белым отпечаткам лап на паркете из темного дерева, полакомиться йогуртом успел не только Тэхен. Среди цветастых подушек выглядывает толстый белоснежный Ночу, свернувшийся в клубок и самозабвенно спящий.

Чонгук качает головой, напоминая себе вызвать сегодня уборщицу, если они с Тэхеном выедут куда-нибудь погулять. Он проходится пальцами по мягкой шерсти кота, получая в ответ удовлетворительное мурчание, и выходит.

У входа на кухню Чонгук спотыкается об огромные тапки, честно, они размера на два больше, чем нога Тэхена. Он тихонько материт его привычку бросать вещи где попало, отпихивая их в сторону, чтобы, не дай бог, сам Тэхен потом не навернулся.

На кухне тоже пусто и пахнет горячим шоколадом, растопленным зефиром и клубничным джемом. Сладко, так сладко, что запах на кончике языка оседает. Чонгук морщится, проходит мимо стола – пузатая нежно-розовая чашка стоит по центру, внутри – разводы густого ароматного шоколада. Начатая плитка молочного с кокосовой начинкой лежит рядом со следами от зубов – разламывать его для слабаков, а Тэхен, конечно, не слабак, он ест прям так.

Чонгук не может сдержать нежной улыбки. Его Тэхен – милейшее существо во вселенной.

Он включает вентиляцию, чтобы выветрился приторный запах, и идет дальше – в спальню.

Огромная кровать, заправленная нежно-голубыми льняными простынями, пуста и не убрана, ворохи одеял и подушек лежат на ней, как огромные сугробы. Чонгуку больше нравится спать на шелке, но Тэхен жаловался, что соскальзывает. Чонгук долго тогда ржал, представляя, как круглая тушка мужа падает на пол, не в силах зацепиться за гладкий материал, а Тэхен потом не разговаривал с ним. Грозился устроить бойкот на вечность, а смог только до первых пончиков, которые ему привез Чонгук.

Чонгук подходит к панорамному окну и раскрывает тяжелые шторы из кремового бархата, открывая вид на заснеженный задний двор. И тут же у него в груди теплеет, напряжение растворяется в этом тепле. Он возвращается в прихожую, надевает тяжелые ботинки, которые уже слишком старые, чтобы выходить в них в свет, а выкидывать Тэхену было жалко. Тэхен вообще какой-то чрезмерно жалостливый – каждой поношенной вещи найдет новое применение, каждого бродячего котенка приласкает, каждому нищему даст не меньше двухсот вон. Чонгук думает, что его сердце – размером с целую вселенную, и какое счастье знать, что оно бьется только для него.

Точнее теперь не только.

Он натягивает на голову шапку из крупной вязки и выходит на задний двор. Тэхен сидит на огромной куче снега, Бэмби счастливым волчком носится по дорожкам, а в центре стоит снеговик без головы. Тэхен видит его и ослепительно улыбается, кончики торчащих из-под шапки-ушанки волос намокли и смерзлись в сосульки, на щеках алеет румянец, толстый песочный пуховик обтягивает выпирающий живот. На ногах у Тэхена ботинки, болоньевые штаны заправлены в шерстяные носки, которые натянуты чуть ли не до колен. Чонгуку и смешно, и мило. Тэхен поднимает руки в пушистых, слипшихся из-за снега варежках и активно машет Чонгуку.

- Сними меня отсюда, Гукки, иначе я сейчас умру! – кричит он, глаза счастливо блестят, не менее счастливый Бэмби – огромный, блин, лось, - несется навстречу хозяину, сбивая его с ног в кучу снега. Чонгук отплевывается от попавшей в рот шерсти, пока Тэхен заливисто смеется.

Года три назад, если бы Чонгука спросили, что такое счастье, он бы не нашелся, что ответить. Счастье? Он наследник крупной компании, подающий огромные надежды молодой человек, достойный сын недостойного отца, о каком счастье могла идти речь? Таким, как он, не суждено быть счастливыми, такие, как он, обречены всю жизнь убеждать себя в том, что не несчастны.

Но сейчас Чонгук с уверенностью может назвать каждый ингредиент своего личного счастья. Крошечный (по его меркам) уютный (по меркам Тэхена) загородный дом, большой ласковый золотистый ретривер, самозабвенно вылизывающий его щеки, и Тэхен.

Конечно, Тэхен. Всегда – Тэхен. Его громкий смех, румяное лицо, огромный его живот, в котором Кнопочка, их с Тэхеном маленькая Кнопочка.

Чонгуку удается, наконец, спихнуть с себя надоедливого пса. Он стряхивает с потрепанной парки снег, подходит к сугробу, на котором восседает Тэхен (и как только взгромоздился туда?), и протягивает вперед обе руки. Тэхен, конечно, стал гораздо тяжелее, чем был, но Чонгук все равно ловит его без труда, придерживая подмышками, когда тот плавно соскальзывает вниз. Тэхен тычется мокрым носом в его щеку, и Чонгук кожей ощущает его улыбку, улыбается в ответ.

- Как вы с Кнопкой сегодня? – тихо спрашивает он, пока Бэмби делает настойчивые попытки пролезть между ними. Тэхен чуть отстраняется, беря Чонгука за руку и кладя его ладонь на живот. За толстой прослойкой пуховика и нескольких свитеров он, конечно, ничего не чувствует, но внутри все равно все теплеет.

- Хорошо, - так же тихо отвечает Тэхен, и даже Бэмби под ногами затихает, когда Чонгук смотрит в глаза своего мужа. Цвета жидкой карамели, обрамленные густыми ресницами, словно нарисованные, каждый взгляд – насквозь. Тэхену стоит только взглянуть, как Чонгук уже готов весь мир к его ногам положить. Сам готов к его ногам упасть. Два года пройдет, три, пять лет, восемь, вечность – ничего не изменится. Тэхен останется центром притяжения Чонгука.

Когда Чонгук прикрывает глаза, Тэхен с готовностью подается вперед, их губы встречаются в простом, знакомом поцелуе, самом сладком поцелуе. От Тэхена теперь пахнет не только вишней, пахнет талым снегом, сахарной пудрой, ежевикой, ванилью. Чонгук прикасается к нему с трепетной нежностью, трепетная нежность – синоним его любви к Тэхену, главное ее определение.

- Помоги мне долепить снеговика, - просит Тэхен, оторвавшись. Его глаза сияют, он чуть выпячивает нижнюю губу, и Чонгуку ничего не стоит поддаться его капризам. Тэхен никогда не был капризным, требовательным, никогда не ныл и не закатывал истерики без повода, и Чонгук ждал, что во время беременности тот возьмет свое, он был к этому готов. Но вот к чему в итоге сводятся все капризы Тэхена – к тому, чтобы слепить ему снеговика. Чонгук быстро чмокает его в губы и с готовностью надевает протянутые мужем варежки.

Полюбуйтесь на серьезного бизнесмена, сына главы бывшей мафиозной организации, серьезного, жесткого Чон Чонгука – как ребенок возится в снегу, пытаясь слепить идеально ровный шар. Тэхен садится на кресло-качалку под навесом, с легкой улыбкой наблюдая за ним. Бэмби, маленький подлиза, устраивается возле него, высунув язык.

Когда Чонгук водружает шар на уже готовое туловище снеговика, Тэхен пальцем указывает на стоящее неподалеку ведро. Чонгук вытаскивает из него круглые черные пуговицы, налепляя по две в центр среднего и нижнего шарика, вытаскивает голубые бусины, вставляя их в предположительное лицо, втыкает ядрено-оранжевую морковку в центр «головы».

- Там еще шарф был! – вспоминает Тэхен, и Чонгук кивает, выуживая из ведра шарф и обматывая его вокруг импровизированной шеи. Ведро он, конечно, надевает наверх. – В этом году очаровательно много снега.

- Кнопке повезет родиться в такой снежный год, - усмехается Чонгук, отламывая от растущей неподалеку яблони две тонкие ветки и втыкая их по бокам снеговика. – Как назовем?

- Кнопочку? – тут же оживляется Тэхен, подходя ближе и обхватывая руку Чонгука, прижимаясь щекой к его плечу. – Я думал над именами, и мне нравится Дженни, если будет девочка, и Джено, если мальчик.

- Я вообще-то про снеговика, - смеется Чонгук, чуть пошатываясь, когда Тэхен пихает его в бок.

- Назовем его Тэви, - серьезно кивает Тэхен, подумав, и Чонгук вопросительно изгибает брови. – От «Тэхен» и «Виён».

Чонгук прикусывает губу, вглядываясь в глаза Тэхена. В них нет больше боли – легкая тоска, ностальгия, грусть, но не боль. Тэхен не излечился, но он больше не смертельно болен. Чонгук никогда не хотел, чтобы Тэхен брата забывал, он просто хотел, чтобы тот не замирал раненым зверьком при упоминании его имени.

Тэхен мягко улыбается, склоняет голову к плечу. Его сильный, прекрасный мальчик. Чонгук не улыбается в ответ, прижимается губами к раскрасневшейся щеке, обнимает за плечи. Живот не дает ему сжать Тэхена в крепких объятиях, но делает эти объятия теплее.

- Не знаю, как буду без Кнопки внутри, - обеспокоенно бормочет Тэхен. – Я так к ней привык.

- Зато ты снова сможешь спать на спине, - утешает его Чонгук, а потом ухмыляется. – И со мной.

- Если Кнопка даст нам спать, - зеркалит его ухмылку Тэхен, а потом хмурится. – Есть хочу. Пошли внутрь?

Чонгук кивает и идет вслед за ним, про себя смеясь с его неуклюжей пингвиньей походки, про себя интересуясь, есть ли предел его любви к Тэхену, про себя надеясь, что пределов не существует.

***

- Я хотел тебе кое-что рассказать, - осторожно начинает Чонгук, пока Тэхен играет с его пальцами и с искренним интересом смотрит программу про львов на энимал плэнет.

- Мм? – вопросительно мычит он, не поворачивая головы, перед ним огромная пачка воздушного зефира и душистый чай с бергамотом - он стал таким обжоркой, словно отрывался за долгие голодные годы.

- Мне написал Хосок, - говорит он, тут же чувствуя, как вздрагивает Тэхен. Тот выключает телевизор, поворачиваясь к нему всем телом. В огромных глазах светится беспокойство, грусть, скорбь и еще сотня эмоций, которые Чонгук предпочел бы в его взгляде не видеть. – Спустя два года.

Он не говорит «со смерти Виёна», не говорит «со дня его отъезда», но слова тяжелым камнем повисают в воздухе, давят на плечи, и Чонгук глубоко вдыхает, прежде чем продолжить.

- Прислал мне фотографию своих детей. У него двойняшки – мальчик и девочка, - он внимательно вглядывается в лицо Тэхена, на котором за пару мгновений сменяются несколько выражений, словно кадры в кинопленке.

- Д-детей?.. – хрипло переспрашивает Тэхен. У него кто-то есть. Хосок нашел себе кого-то, смог жить дальше, Хосок забыл его брата и каждый день засыпает спокойно. Или не забыл и каждый день просыпается с ощущением того, что предает самое важное. Хосок, Хосок, бедный Хосок…

Чонгук опускает взгляд и вдруг улыбается.

- Им два года. Знаешь, Тэхен, девочка – просто крошечная копия Виёна.

Тэхен чувствует, как глаза наполняются слезами, чувствует, как губы растягиваются в улыбке.

Вот как.

- Хосок не хотел говорить. Одна мысль о том, чтобы увидеть нас, была для него невыносима.

Мы прошли через столько дерьма, Чонгук, и мы с ним оба потеряли самого близкого человека, вот только у меня был ты, у меня всегда был ты, а у него не было никого, не в чем его винить.

- А теперь он понял, что справился. Ему есть ради кого справляться, - в голосе Чонгука появляется теплая братская нежность. Тэхен смахивает со щеки слезу, подается вперед, упираясь лбом в плечо Чонгука. Тот опускает ладонь на его голову, ласково гладя по волосам. – Он приедет к нам, когда ты родишь. Совсем скоро.

Тэхен плачет, улыбается, Тэхен чувствует, что отпускает Виёна. Хосок отпустил – и он не имеет права держать.

- Ты слышишь, Кнопочка? – шмыгает он носом, кладя ладонь на свой живот. – У тебя есть брат и сестра.

У моего брата есть дети.

Чонгук опускает руку поверх его и переплетает их пальцы. Маленькая Кнопочка легонько пинает их сложенные ладони, словно подтверждает, - слышу.

Когда Чонгук целует его, он вспоминает стихотворение, которое учил к экзамену по латыни. Люблю или ненавижу? Какой тут может быть вопрос.

Тэхен бесконечно любит.