Всё, что нас не убивает

Часть 15, о воле и одеяле

Прислоняюсь спиной к прохладному стеклу двери с надписью «не прислоняться» и, сквозь шум мчащегося по тоннелю старого вагона, вновь и вновь проигрываю в голове этот голос — показавшийся мне таким другим, чужим, недружелюбным, когда я в первый раз услышал его в трубке, и ставший за эту неделю уже привычным, но все еще каждый раз долгожданным и приятно ласкающим ухо.

Я не люблю разговоры по телефону — не любил их никогда, — наверное, потому что значительную часть мыслей привык выражать мимикой, повышая свои шансы не сказать глупость. В начальной школе моя одноклассница имела настойчивую привычку позвонить мне — по тогда еще проводному стационарному телефону — и поболтать часика так с два. Говорили мы ни о чем конкретном, просто обо всех приходящих ей в голову вещах, а когда вещи переставали вдруг приходить и вместо них возникали молчаливые паузы, она всеми силами стремилась не дать разговору закончиться, пытаясь сгенерировать новые темы для обсуждения: «На улице такой жирный мужи-и-ик пошел». Надо ли говорить, что эти два часа я с гораздо большим удовольствием провел бы за... Да уж не помню, чем, до появления доступного интернета, я мог с удовольствием заниматься, но явно не общением с людьми. Поэтому иногда, когда становилось совсем невмоготу, я посреди слова нажимал на кнопку для разрыва соединения — мол, я не при делах, оборвалось что-то — и потом не до конца клал трубку, чтобы было постоянно «занято». Проблемы с техникой всеми понимаемы и всеми разделяемы. А вот когда ты не хочешь общаться с человеком, но боишься ему об этом сказать... — да, такие проблемы иметь нормальным людям не положено.

Наверное, именно поэтому я всегда себя так недолюбливал — не то чтобы не любил совсем, но вот именно недолюбливал — оттого что аморфный, серый — мутная расплывчатая пелена перед чужим взглядом — и оттого что всё в моей жизни и моем характере имеет приставку «недо-».

Вот то ли дело Эш. О том, что конкретно и в каких деталях ему не нравится, ты узнаешь сразу же, стоит только тебе появиться в его поле зрения.

То ли дело Эш и его так любимый мной голос... Мысли вновь возвращаются в приятное блаженство, когда убеждаюсь после очередного объявления станции, что ехать еще далеко.

Я не люблю разговоры по телефону, но когда слышу специально присвоенную мной тебе мелодию звонка, сердце тут же радостно ускоряется. Я не думал, что так будет, — не думал, что станешь мне звонить каждый проведенный не вместе вечер и спрашивать, как мой день, и рассказывать про то, как зашел в берлинское метро, и тебя там оштрафовали, как зашел в берлинский ресторан, а престарелые русские отмечали там чей-то юбилей, пели и ходили «паровозиком», как зашел к берлинскому чиновнику, а тот зачем-то стал демонстрировать тебе заячью лапку, добытую на недавней охоте; не думал, что будешь так беззаботно и расслабленно смеяться в трубку и говорить в конце, после нескольких секунд молчания, что скучаешь по мне, — говорить не как формальность и не чтобы мне приятное сделать, а как будто действительно, в самом деле тебе хочется сейчас быть со мной.