Милый каприз

Тренировочный день

Виртуозно управляющий мерседесом Дима на полных парах мчался по направлению к городской больнице, наплевав с высокой колокольни на правила дорожного движения и сигналы светофоров, под возмущенные гудки подрезаемых попутно автомобилей и матерные вопли освежённых из грязных луж граждан. Доведённый же до отчаяния Антонов, у которого на коленях лежал избитый мальчишка, уже позвонил по десятку разных телефонов, так что, когда они подъезжали к хирургическому корпусу, их встречала целая процессия медработников. Не хватает только хлеба-соли и цыган с медведем (почему-то не кстати пришло Сергею в голову).

Как только машина остановилась, Антонов осторожно положил Женю на услужливо подсунутую кем-то каталку и вместе со всей кодлой врачей и сестёр быстро пошагал внутрь больницы. Там его вежливо оттёрли в сторону, посадили на лавочку и попросили ждать. За два часа, учитывая уплаченные Антоновым колоссальные деньги, пациенту с неимоверной скоростью сделали все мыслимые анализы, МРТ головного мозга, просветили рентгеном руки и ноги, замазали все царапины, вплоть до того, что, наверное, выдавили прыщ на носу да побрили лобок, в общем — прощупали всего вдоль и поперек и, наконец, когда Антонов извёлся полностью, вышедший к нему седой, благообразный доктор сказал: — К счастью, у мальчика ничего серьёзного нет. Множественные синяки, ушибы, скорее всего небольшое сотрясение мозга. Переломов мы не обнаружили. Так что, если хотите, поместим его в отдельную палату до утра и понаблюдаем, а завтра можете продолжить лечение сына на дому. Ведь это ваш сын, Сергей Сергеич? — Сын? Да, да, конечно же, сын, кто же ещё. Но нет. Если ничего серьезного — я заберу его сейчас. — Воля ваша, — сказал доктор, — но минимум неделю постельный режим, усиленное питание и желательно полное отсутствие стресса. Ну да я вам, голубчик, сейчас все распишу… Дома Женю раздели и при помощи охающей бабы Маши кое-как помыли и уложили на Сергееву кровать. Парень пришел в себя и, изредка открывая свои синющие глаза, смотрел на Сергея ненавидящим взглядом. А, когда тот попытался взять его за руку, он заорал как сирена и Антонову пришлось срочно ретироваться из комнаты в гостиную. Через полчаса, осторожно приоткрыв дверь и на цыпочках подойдя к постели, он посмотрел на разметавшиеся по подушке мокрые локоны, услышал ровное сопение мальчика, и, успокоившись, вышел вон. Во всей этой истории для Сергея было много странного и, устроившись в темноте гостиной на угловом диване, Антонов по привычке пробовал посмотреть на сегодняшний случай с разных сторон, но за отсутствием информации получалось плохо. Плюс неожиданные перепады в отношении Жени к нему. Ещё недавно он чуть ли не признавался ему в любви, а сегодня этот взгляд, полный злобы и ненависти. «Кто ты, мой мальчик? И за каким дьяволом ты оказался возле меня, взорвав мою спокойную, размеренную жизнь и превратив её в некое подобие рулетки? Я теперь и живу-то только тогда, когда ты рядом со мной. Все остальное время я лишь существую в ожидании нашей встречи. Ведь ты уже давно перестал быть для меня этаким милым капризом, а стал по-настоящему родным и любимым человеком, ради которого я, кажется, готов на всё». Уже далеко за полночь Антонов ужом проскользнул в спальню, тихонько разделся и осторожно забрался под одеяло, стараясь не задеть спящего Женьку. Затем мысленно поцеловал его в губы и быстро заснул. Воскресное утро встретило Сергея диким стояком и светлой Жениной головой, размеренно двигавшейся у него между ног. Не в силах что-нибудь говорить, он со стоном излился прямо ему в рот и, откинувшись на подушку, увидел перед своим лицом, облизывающуюся, довольную Женькину мордашку. — Тебе лежать надо, малыш, — целуя его глаза, попытался пожурить парня Сергей. — Глупости, милый, — словно кот промурлыкал мальчик, — я совсем не болен. И к тому же очень голодный. Я не про еду, глупый. Я тебя хочу съесть, — откинул он одеяло, сел на него верхом и вскоре комнату огласили малопристойные охи и ахи, не скоро окончившиеся одним длинным стоном. В последнее время Антонов привык, что в отношениях с Женей он довольно часто (а в постели почти всегда) находится в подчинённом положении. По-началу его это дико бесило, потом просто смущало и наконец он стал испытывать от этого огромное наслаждение, словно спящий в нём до поры садомазохист с пришествием в его жизнь Евгения резко проснулся и отодвинул куда-то на задворки сознания его основную, доминирующую личность, (что, к счастью, не мешало Сергею оставаться на работе все тем же жёстким и требовательным начальником). Завтракали они в этот раз в столовой и, дождавшись, когда баба Маша закроет дверь с той стороны, Антонов осторожно спросил: — А кто такая эта Аня, что мне вчера звонила? — Да так, подружка одна, — отмахнулся мальчик, намазывая булку икрой. — Что за подружка? — А ты что, ревнуешь? — с набитым ртом спросил негодник. — Да нет. Вот, спасибо хочу ей сказать, что позвонила и, кстати, может, расскажешь мне, что это было вчера? — Ничего особенного, — беззаботно сказал мальчишка, уплетая за обе щёки омлет и болтая ногами под столом, — просто мне надо быть в форме. — Я, наверное, очень отупел к сорока годам, но все же, может, объяснишь человеку, как минимум неравнодушному к тебе, как побои помогают тебе сохранить какую-то там форму? — Объясню, — серьезно ответил парень. — Когда я чувствую себя хорошо очень продолжительное время, мне обязательно нужны отрицательные эмоции. Это нужно для поддержки моего эго. И поэтому я иногда хожу в этот клуб, где изредка дерусь на ринге. Бои без правил — мой конёк. — Но вчера был не бой, было избиение младенца? — Я просто слегка перебрал, а так бы уделал их всех троих. Не веришь? — Не знаю. Я ведь и сам когда-то занимался боевым самбо. В органах каждый мог выбрать себе борьбу по душе. — А давай один бой. Только один. Клянусь, я буду нежным, — оживился пацан. — Тебе лежать надо, вояка, — почувствовав давно забытое возбуждение от предстоящей схватки, ответил Сергей. — Ну Серёженька, милый, один только раз. Мне это очень надо, — сложив ладони лодочкой, умилительно попросил Женька. — Хорошо, — сдался Антонов, — один раз. Места в столовой хватало с избытком и, отойдя от стола метра на три, оба бойца стали лицом к лицу. Так как из одежды на них имелись лишь трусы, ничего снимать не пришлось, и любовники, не мешкая, приступили к делу. Первый удар ребром ладони в лицо Сергей легко отбил, и второй тоже, и третий, и четвертый. Руки мальчишки мелькали, словно мельница, и Антонов едва успевал ставить блоки, изредка проводя контрвыпады, от которых Женя легко уклонялся. Потом пошли в ход ноги и подсечки. Мужчина и парень ходили, пригнувшись, по столовой, как два шипящих кота. Один — матерый и старый, а второй — молодой и полный сил. Через десять минут такой пикировки и обмена ударами Сергею удалось достать Женю коронным ударом нкв-дэшников пяткой под мышку. Мальчишка налетел спиной на стол, с грохотом опрокинув остатки завтрака на пол, затем неуловимым движением сделал Сергею подсечку и, когда тот, подскользнувшись на сливочном масле, завалился на пол, прыгнул к нему на грудь и со злобной гримасой, подняв кулак для завершающего удара, неожиданно замер. Постепенно злоба сошла с его лица, появилась виноватая улыбка, он опустил руку, ловко нагнулся и жарко поцеловал поверженного любовника в губы. Так они и целовались, лёжа на полу в разгромленной столовой, не обращая внимания на прибежавших охранников и заохавшую в сердцах над разбитой посудой бабу Машу… Потом бойцы долго ласкали друг друга в душе, потом дурачились, пуская мыльные пузыри и, в конце концов извозившись в мыле, опять вернулись в душ. Затем смотрели кино по телевизору и играли в игру на компьютере, потом обедали всё в той же столовой. А после обеда, наплевав на советы доктора, гуляли в парке, держась за руки. Ели обалденное эскимо и пили холодный квас. Затем забрались на чёртово колесо и крутились на нём, пока у Жени не закружилась голова. До одурения наорались, катаясь на американских горках, а в зоопарке кормили хлебом павлинов, и мальчик от всей души хохотал, наблюдая за смешными проделками краснозадых макак. Довольный Антонов не мог наглядеться на его одухотворенное, счастливое лицо и одновременно у него не выходила из головы та злобная и страшная гримаса в столовой, когда ему казалось — ещё миг и этот небольшой, но сильный кулак пробьет его грудь до самого сердца…