Сожрите Наши Души

Часть вторая «Мы творим историю»: XVIII. Я ничего не хочу забывать

«Мы творим историю.

Здесь и сейчас собственными руками собираем мир по частицам, подобно богам воплощаем в реальность самые смелые мечты.

Мы рождены первыми. Первыми и единственными, даже не ведающими о существовании Бога. Мы дышим идеями и идеалами, забывая обо всем земном и немощном, погрязшем во мраке разврата и неведения. Нам чужды тяготы повседневной жизни - мы задыхаемся в ней. Мы боремся во имя лучшего будущего, забывая о боли и страхах, преградах и неприятии, превозмогая собственную плоть и пороки.

То и есть мы.

Истинное воплощение человеческого разума. Мы создали себя сами, познавая этот мир и покоряя его своей воле.

Мы творим историю. И всё будет так, как мы того пожелаем».

________

- Я больше не чувствую их. Совсем, - тихо произнёс Элиас, с минуту неотрывно глядя на собственные руки, а после резко подняв глаза на Регона.

Тот сильно изменился за минувшую ночь; до отъезда решился начисто сбрить усы, обнаружив, что те подпалились с левой стороны, практически полностью осыпались; под лихую руку попала и привычная глазу щетина. Регон помолодел в лице на добрые пять лет, однако свежий вид его омрачали отекшие от недосыпа глаза. Остаток ночи, после того как удалось потушить пожар в саду, рачитель провел за сборами вещей, тогда же помогал дворецкому грузить внушительный багаж в дормез, сновал и суетился, боясь позабыть что-то важное. Слова Элиаса пробудили в Регоне новую волну тревоги, он настороженно поглядел на него, машинально растирая зудящую щеку, тихо спросил, хотя и прекрасно знал ответ:

- О чём Вы?

- О душах, - с готовностью отозвался Ревиаль.

- Ради всего святого, Элиас, не морочьте мне голову! Я не хочу слушать Ваши бредни. Даже мысли не допущу, что в них есть хоть доля правды. А ежели не желаете ехать, то Вы прекрасно знаете, что не мне это решать. Нас ожидают!

Первый день зимы, белый и чистый, умытый талым снегом, ознаменовался трауром по Делмару Д'артагнану. Слух о его гибели разнесся по стране за считанные часы, и жители из каждого её уголка стекались в столицу, дабы преклонить голову пред гробом покойного императора. В Эйсбурге в честь этого события открыли единственный центральный выезд, где собралась добрая половина города. Хармс, ранее отосланный Регоном туда для разведки обстановки, с видом тоскливым и утомлённым рассказал, что на границе дежурят солдаты, пропускают далеко не всякого: только мужчин и только высокого статуса; спрашивают документы, осматривают багаж. Рабочих не пущают, как бы те не грозились устроить стачку; не боятся солдаты и грубой силы. Хармс с ужасом твердил одну и ту же историю о том, как один из них ударил по голове особо упрямую бабу, да с такой силой, что та аж на землю повалилась, не издав ни единого звука. Регон долго и озадаченно слушал его, хоть и бояться ему было нечего, а после вновь принялся перебирать вещи. Кажется, он находил в этом успокоение.