Others

Часть 14

Минхо заходит в свою квартиру, пропитанною отчаяньем, горечью и грязью, медленно скидывает с себя промокшую насквозь джинсовую куртку и потрепанные кеды. Проходит к окну и приседает на широкий подоконник, закуривая сигарету; проходится пальцами по старенькой зажигалке, щелкая крикетом и вдыхая успокаивающий дым. Горечь плывет по легким, заполняя не теплом, а обжигающим и медленно убивающим огнем. Хочется уже задохнуться — исчезнуть в дыме навсегда. Слабые ребра хрустят после каждого выдоха, надеясь показать своему хозяину, что «Вот! Ты убиваешь себя, придурок!», но Минхо не слышит, продолжая затягивать дым. Хотя, может и слышит, но ему плевать. Он уже давно потерял желание выбраться из пучины отчаянья и изменить свою жизнь. Да, сейчас тот самый Лино, что в детстве танцевал улыбаясь и излучая счастье, не смог выдержать. Омега уже не может сопротивляться...

Он знает, что у него есть Феликс, который всегда выслушает и развеселит, и Джисон, который давно готов даровать Ли всю любовь. Он все знает, но... отвращение к своему телу намного выше всего. Прошло уже почти три года, им всем по восемнадцать и они учатся в одном универе. Минхо снова танцует вместе с Феликсом и пишет песни с Ханом, но уже не чувствует радости от этих, когда-то любимы, занятий. Они гуляют на улице, а Чан теперь не психолог, а лучший друг. Страх перед альфами пропал и сероволосый спокойно ходит на пары, не трясясь от ужаса. Но кто бы мог подумать, что сильный омега Ли Минхо, тихо терзает свои вены лезвием бритвы кромешной ночью, гуляет по клубам с друзьями наркоманами и курит ментоловые сигареты с привкусом мяты, что превратился в его «настоящий» запах.

Он на дне... там где его место...

Хо закатывает рукава огромной черной толстовки, которую почти не снимает, пряча за ее теплой тканью ненавистное тело, и смотрит на исхудалые руки. А на них шрамы и покрывшиеся коркой из крови порезы. Некоторые он сделал давно, а некоторые позавчера вечером, когда услышал отвратительный комплемент: «Классная задница, омежка!» в свою сторону. Ли снова втягивает дым и тянется к столу, на котором оставил лезвие от бритвы. Благо, железку никто не заметил. Парень царапает бритвой кожу, а после медленно режет, разрывая плоть ровной полосой. Капли стекают по запястью, но на это Лино плевать. Он опять рассекает кожу, с удовольствием наблюдая за струями крови. Нет, ему не приятно, резать себя — так же больно, как и раньше. Раны жгут, кожа лопается, а от потери крови кружится голова, но это все осталось далеко в глубине забытой души — тогда когда на себя было не плевать. Сейчас же Минхо с радостью смотрит как ненавистное и отвратительное тело становиться уродливым. Как красивые руки измазываются в алой жидкости, а былые раны превращаются в шрамы. Он хочет избавиться от этого тела... оно противное, оскверненное и брошенной.