Мой сводный враг

Глава 17

Артём

    День не задался с самого утра. Абсолютно дурацкий и напряжный для всех завтрак, известие о свидании Олеси с этим дебилом Ваней, бесполезное скитание по городу в поисках «своей дороги», лишенное всякого смысла возвращение домой. Я никак не мог найти себе место, потому вернувшись домой растягиваюсь в постели с абсолютно дурацкой игрушкой в айфоне.
    Бью себя по рукам каждый раз, когда хочу написать Ягодке. Отчетливо понимаю, что не имею на это никакого права. Я не смогу ей дать ничего: ни нежности, ни заботы, ни крепких отношений. А Олеся всего этого заслуживает. И как бы я не относился к этому гаишнику, он действительно может ей все это дать.
   — Артем, к тебе можно? — после тихого стука в дверь, слышу голос Ларисы. Скриплю зубами, только ее мне сейчас не хватало для полного счастья.
   — Да, входите, — тем не менее отвечаю я. Сейчас мне не хочется ни цеплять эту женщину, ни как-то ее провоцировать. И уж не знаю из-за чего. То ли дело в том, что она мама Олеси, то ли из-за чувства вины.
   — Прости, пожалуйста, за беспокойство, — женщина неловко переминается с ноги на ногу на пороге. Я отчетливо вижу ее неуверенность и привстаю в постели, не хочется ее смущаться. — Я ни в коем разе не хочу лезть тебе в душу, но если тебе надо с кем-то поговорить, то буду очень рада как-то помочь.
   — А вы сами хотите разговаривать? — внезапно для самого себя спрашиваю.
    Она поднимает на меня взгляд, и я впервые замечаю схожесть Ягодки с матерью. Те же упрямо сведенные брови напополам со смущением на лице — женщины этой семьи будто стесняются твердости своего характера. И тут я отчетливо вижу, что Лариса хочется со мной поговорить, хочет на чем-то настоять, но будто не уверена в наличии прав на подобное действие.
   — Да, я хочу, — отвечает она, и я вновь подмечаю эту забавную деталь. Как можно на такой вопрос ответить одновременно и мягко, и твердо — магия, не иначе.
   — О чем? — спрашиваю беззлобно, мне и правда интересно.
   — Тебя что-то гложет? — она делает в комнату один шаг и замирает.
   — Вы присаживайтесь, — киваю на кресло у окна. Наверное, так разговаривать будет удобнее.
    Лариса благодарно улыбается и проходит к окну.
   — Может, тебя гложет брак отца? Может, тебе не нравлюсь я или наличие у меня взрослой дочери? — осторожно спрашивает она.
   — Наверное, мне и правда не нравится идея брака между вами, — произношу я, взвешивая каждое слово. Уж не знаю, кто вытащил пробку из ванны, в которой годами залеживалась моя честность, но она все же начинает вытекать. — Но не думаю, что дело в вас.
   — А в чем? — она вновь хмурится.
   — В моем отце. Я не думаю, что он вообще способен быть в семье, — вот тут все же немного кривлю душой.
   — Артем, ты же понимаешь, что ты для него все равно останешься самым важным человеком в его жизни? — она меняет русло этой реки лишь одним вопросом. И этот вопрос вызывает у меня усмешку.
   — Я никогда не был для отца самым важным человеком в его жизни, — говорю слишком резко, сам замечаю.
    У них, похоже, это семейное — что у Олеси, что у Ларисы — давить на самые для меня триггерные точки. И мастерски выводить на откровение. Видимо, очередная суперспособность.
   — Ты не прав, — она качает головой, совсем как Ягодка. — Когда мы только познакомились с Сергеем, он очень много про тебя говорил. И про детский сад, и про школу. Знаешь, как он гордится всеми твоими достижениями? Честно тебе скажу, когда я только тебя увидела, мне было очень сложно представить, что ты тот самый мальчик отличник, который закончил школу с золотой медалью и поступил в такой университет со стипендией!
   — Неужели мой внешний вид такой отталкивающий? — хмыкаю я. Беззлобно, скорее меня это действительно забавит.
   — Хм, ну ты выглядишь, скорее, как парень, который гоняет на байке, клеит девчонок направо и налево и тратит свою жизнь попусту, — совершенно прямо заявляет Лариса. — И знаешь, я безгранично рада, что сперва узнала о тебе от твоего отца. Если бы не он, я бы не увидела в тебе довольно чуткого молодого человека.
   — Чуткого? — переспрашиваю. Она что, смеется? Все, что я делал при ней — цеплял ее и Олесю. И как она вообще может по-доброму ко мне относиться и так доверительно разговаривать, будто мы старые знакомые?!
   — Конечно, — она уверенно кивает. — Когда ты только приехал, я сразу это приметила. Ты очень переживаешь за отца, и это совершенно правильно. Честное слово, если бы кто-то из моих родителей, царство им небесное, оказался бы в подобной ситуации, я бы тоже напряглась. И уж точно не стала любить новую женщину отца лишь потому, что она его женщина. Это безгранично правильно. К тому же, если уж мы с тобой говорим откровенно, то я прекрасно понимаю, что твой отец совершенно не умеет проявлять свои чувства. Просто хочу тебя попросить дать ему шанс, он только-только учится, и перед ним еще целая гора работы над собой.
    Я молчу. Просто смотрю на Ларису, потому что толком и не знаю, как мне реагировать. Лишь один вопрос колотится в черепушке пойманной птичкой: что она от меня хочет? Хочет, чтобы я перестал вступать в конфронтацию с отцом? Чтобы я позволил ему чуть больше? Или чтобы я отстал от их брака?
    Внезапное осознание проносится вспышкой — мне нравится эта женщина. Нравится, как мать Олеси, как возможная невеста папы. Мне симпатична ее откровенность, ее слова. Лариса будто сразу поняла, что если будет ходить вокруг да около, я не отнесусь серьезно к тому, что она говорит. Обязательно увижу потайное дно. Но как его видеть сейчас, когда она прошлась по всем моим уязвимым местам, но при этом сделала абсолютно безболезненно.
   — Если свадьба состоится, твой отец в надежных руках, — продолжает она. — И это никак не противится тому, что ты для него навсегда останешься самым родным и дорогим человеком.
   — Если свадьба состоится? — напряженно уточняю. Не знаю, радоваться ли мне этой оговорке, открывать шампанское или расстраиваться? Впервые чувствую себя настолько запутавшимся.
   — Не обращай внимания, — она впервые за весь разговор отводит взгляд. — Это все мои женские заморочки.
    Лариса встает с кресла и направляется к выходу.
   — Спасибо за разговор, — вслед бросаю я.
   — В следующий раз надеюсь на такую же откровенность с твоей стороны, — оборачивается уже в проходе и с добродушной улыбкой мне подмигивает.
    Стоит двери за ней закрыться, как я откидываюсь обратно на кровать. Даже беру в руки телефон, поймав себя на желании написать Олесе. Что-то типа «Поболтал по душам с твоей мамой, она прикольная». Меня даже почти не останавливает то, что она на свидании с каким-то мудозвоном. Но в это почти упирается все. Я не должен, не имею никакого права. Ни морального, ни физически.
    Какой-то фантомный зверь, сидящий внутри меня, недовольно ворчит. Хочет рыкнуть «Олеся моя», но я душу его своим рацио. Буквально бью по рукам. Даже телефон откладываю куда подальше.
    Уже шесть. Что они там делают эти два часа? Наверняка он повел ее в какое-нибудь ванильное место, от которого обычно текут все девчонки. Что-то типа контактного зоопарка или зеркального лабиринта. Тьфу, ни ума, ни фантазии.
    Я слишком ярко представляю, как они держатся за руки, и кулаки сами по себе сжимаются от злости. Вскакиваю с постели и начинаю мерить шагами комнату. Чтобы хоть как-то отвлечься, прокручиваю в голове разговор с Ларисой. Думаю, мне стоит поговорить с отцом. Высказать все, что о нем думаю. Это будет честно и по-взрослому. А то, что мы с Олесей затеяли, нифига не по-взрослому, из-за этого мама Ягодки чувствует себя потерянной.
    Ловлю себя на мысли, что у меня есть потребность защищать не только Олесю, но и ее мать. Вот только не знаю, могу ли.
    Подхожу к окну — свежий воздух бы не помешал — но там и замираю. Возле наших ворот паркуется какая-то беспонтовая блеклая део нексия и из нее выходит Ваня. В рубашке, в джинсах — слишком уж он хотел одновременно и произвести впечатление, и выглядеть солидно, такое всегда слишком бросается в глаза. Наверняка от него еще и каким-нибудь совершенно дурацким резким парфюмом пасет. Он поспешно обходит машину и открывает пассажирскую дверь. Фу ты ну ты, какие мы джентльмены. Аж раздражает.
    Олеся выходит, и я жадно ловлю каждую ее эмоцию. Самодовольно отмечаю, что она вернулась с этого так называемого свидания рано. Ваня о чем-то ее спрашивает, она опускает взгляд и как-то даже сжимается, отвечает какой-то длинной витиеватой фразой.
    Хм, неужели все прошло настолько плохо?
    Фантомный зверь внутри довольно урчит. Но замирает, когда этот гаец кивает на мои окна. Олеся бросает на меня испуганный взгляд и сжимается еще сильнее, что-то бормочет. Не проходит и несколько секунд, как Ваня ее... обнимает?! Он что, бессмертный обнимать ее прямо под моими окнами?
    Я крепко стискиваю зубы. Понимаю, что надо отойти, что подглядывать за этими двумя таким вот образом ну нихрена не здорово, но не могу отвести взгляд. Наблюдаю за эмоциями Ягодки. Сперва она кажется мне напряженной, но внезапно начинает улыбаться. Причем искренне и по-доброму. Что этот кретин ей наговорил?!
    Все же нахожу в себе силы отойти от окна и вновь падаю в кровать. Голова гудит, кулаки чешутся, буквально вопят о желании начистить кое-кому рожу, но я держусь. Если уж я принял решение вести себя по-взрослому, то надо вести себя по-взрослому.
    Ягодка не моя, как бы сильно мне не хотелось верить в обратное.
    К черту все это.
    Убеждая себя в этом, я погружаюсь в сон. Мне снится Олеся. Она улыбается и о чем-то беззвучно рассказывает. Я хочу до нее дотянуться, дотронуться до лица, до губ, прижать к себе, но у меня никак не выходит. Девушка одновременно и рядом, и далеко. От этого внутри меня пробуждается целый ураган эмоций.
    Просыпаюсь от тихого скрипа двери. В сумрачном проеме отмечаю женский силуэт.
   — Ягодка? — хрипло спрашиваю я. Неужели сон продолжается? Или это реальность? Та самая, в которой Олеся сама ко мне приходит.
    Неужели соскучилась? Или хочет обсудить со мной свое свидание. Нет, к этому я определенно не готов, не хочу слушать об этом Ваньке-дураке, он меня раздражает на физическом уровне. Буду искренне верить, что она соскучилась.
   — Так ты меня еще не называл, но я не против, — слышу мурчащий женский голос и меня передергивает от отвращения. Нет, это не Ягодка. Определенно не она. Вот только что ЭТОЙ суке тут надо?!
   — Ты домом не ошиблась? — тру глаза и приподнимаюсь на локтях в слабой надежде, что все это — просто кошмар.
   — Ну, раз ты тут, я по адресу.
    Спросонья вижу плохо, в мозгах какой-то туман. Пока я моргаю, пытаясь разглядеть очертания Вики, ее рука уже змейкой ныряет под мое одеяло, касается ноги, ползет выше — и я чувствую, как прогибается кровать под тяжестью второго тела.
   — Какого хрена?! — выпутываюсь ногами, стряхиваю липкие прикосновения. — Пошла вон!
   — Хочешь по-грубому? — она тихо гортанно смеется. — Я подумала, тебе надо наказать меня. Я была плохой девочкой. Поэтому принесла тебе хлыстик.
    Скажи мне это любая другая, я бы не упустил шанса развлечься. Не то чтобы я большой любитель садо-мазо, просто всегда интересно пробовать что-то новое. Кто знает, если бы Олеся в образе сексуальной учительницы решила меня отшлепать, я бы, возможно, с удовольствием встал в подчиненную позицию. Но слышать подобные намеки от Вики... Рефлекс сработал, но не интимный. Рвотный. Почему-то перед глазами снова замаячила бледная задница школьного друга, как будто Вика предлагает тройничок на встрече выпускников.
    Подавив тошноту, я хватаю дрянную гостью за плечи, встряхиваю так, что ее голова на мгновение безвольно запрокидывается назад. Открываю рот, чтобы высказать, наконец, все без поправок на вежливость, и тут...
   — Прости, я снова забыла постучать, — доносится до меня глухой голос Олеси.
    Я дергаюсь, запоздало отталкиваю от себя Вику, но успеваю лишь увидеть бледное, почти призрачное в этом полумраке лицо Ягодки, прежде чем она исчезает в коридоре.
   — Стой! — отшвыриваю одеяло. — Подожди...
   — Значит — «снова», да? — Вика по-хозяйски ложится на матрас. — И часто она так случайно заглядывает к новому братику?
   — Лучше заткнись, — выплевываю сквозь зубы.
   — Так дело в ней... И что у нее там такое особенное между ног, что тебе аж крышу снесло, а?
    Последняя ее фраза будто поднимает внутри меня невидимую заслонку, и злость, граничащая с самым натуральным бешенством, вырывается наружу. Не знаю, может, Вика, сама того не понимая, попала в точку, может, осознанно кольнула, куда побольнее. Дело не в «между ног», хотя наш короткий и почти невинный эпизод в туалете вывернул наизнанку все мои представления о сексуальности. Нет, тут что-то другое... Заноза, заставляющая меня делать, говорить и, хуже всего, чувствовать то, к чему я не привык. Но уж кому-кому, а Вике я не позволю лезть в это своим длинным грязным языком.
   — У нее там не отметились все мужики района.
   — О, так она целочку из себя строит? Тебе вот такое нравится, да, Тем?
   — Все. Хватит, — хватаю ее за запястье и вышвыриваю из своей постели, как испачканную тряпку. — Еще раз ты подойдешь ко мне ближе, чем на сто метров...
    В сумраке глаза Вики злобно поблескивают.
   — Что? — она с вызовом задирает подбородок. — Боишься, не сдержишься и трахнешь меня, как давно мечтал?
   — Не льсти себе, — презрительно смотрю на девушку, которая когда-то была мне ближе, чем все остальные. Сейчас мне ее даже жалко. Опуститься до такой степени... Серьезно, неужели в ней нет хоть капли самоуважения? Так отчаянно требует моего внимания, как будто больше никому не нужна.
   — А если я проверю?
   — Ну, вперед. Давай! — развожу руки в стороны, и Вика, не преминув этим воспользоваться, накрывает мой член ладонью.
    Ничего. Ни малейшего намека на возбуждение. Похоже, только это подействовало на нее отрезвляюще. Все слова она воспринимала как ролевушку, но теперь убедилась, наконец, что я к ней более чем равнодушен.
   — Довольна? — спокойно спрашиваю я, когда она, опустив руки, отступает в сторону.
   — Тебе плевать на меня... — полувопросительно шепчет Вика.
   — Дошло, наконец, — я беру со стула футболку и натягиваю на себя. — Теперь отвалишь?
   — Тебе всегда было на меня плевать! — в ее голосе сквозит истерика, и мне приходится стиснуть зубы, чтобы не отвесить ей пощечину, приводя в чувство.
   — Ты знаешь, что не всегда. Ты сама все испортила.
   — Но я просто...
   — Хватит, Вика. Все. Проехали. Я не хочу тебя больше видеть. Не заставляй меня идти к твоим родителям и советовать им психиатра для любимой доченьки. Давай уже закроем эту тему раз и навсегда.
    Вика молчит какое-то время, и я уже морально готовлюсь к очередной выходке, как вдруг она вздыхает:
   — Пошел ты к черту, урод. Ненавижу.
    Как ни странно, мне даже нравится, как звучат эти слова. Первое, что она сказала искренне. И, надеюсь, последнее, что она сказала мне.
    Дождавшись, пока Викины шаги стихнут за дверью, я влезаю в штаны и тороплюсь к Олесе. Формально я ничего не должен ей объяснять, особенно после ее демарша с этим гайцом. Но... Я хочу. Я хочу, чтобы она знала: я не спал с Викой. Не собирался. С недавних пор я вообще не могу представить рядом с собой ни одну девушку, кроме Ягодки. Мне все равно: пусть она настаивает на дружбе, пусть руками и ногами отталкивает меня, как только что я отталкивал Вику. Пусть скажет мне в лицо, что видеть меня не может. Я не поверю — но приму ее позицию. И все-таки она выслушает меня.
    Выскочив из спальни, я босиком бегу к Олесиной комнате и, наткнувшись на запертую дверь, барабаню в нее кулаками.
   — Открой! Не валяй дурака, пусти! — пинаю ненавистную деревяшку, отделяющую меня от Олеси. Она молчит, но я знаю, я чувствую: она там. Злится на меня. — Пожалуйста, Ягодка...
   —Не называй меня так, — и снова ее голос кажется каким-то глухим и чужим, лишенным привычной звонкости.
   — Олеся, пожалуйста, — повторяю уже тише. — Вика сама притащилась, ее никто не звал...
   — Не виноватая я, он сам пришел, — ехидно парирует она.
    Что ж, по крайней мере, ей не все равно. Задело. Ревнует?.. Черт, невозможно же так разговаривать через дверь! Детский сад какой-то.
   — Ты же видела: она полоумная. Понятия не имею, как она вообще попала в дом. И я уже вышвырнул ее, сама проверь!
    Заношу руку для следующего удара, но дверь вдруг открывается и передо мной возникает Олеся.
   — Тебе не надоело? Ты же весь дом на уши поднимешь, — устало произносит она. — Иди, невежливо заставлять даму ждать.
   — Ты оглохла?! — сдерживаюсь с трудом. — Говорю же: выставил ее вон.
   — И ты, видимо, очень этим гордишься, — она прислоняется к косяку, скрестив руки на груди, и я включаю весь возможный самоконтроль, чтобы не опустить взгляд от ее лица. Нас разделяют жалкие сантиметры и тонкая ткань ее ночнушки. Сейчас бы просто... Фак, да соберись же!
   — А что не так? Я и тебе и ей сто раз говорил, что на дух ее не выношу. Или мне надо было пойти и устроить английское чаепитие из вежливости?!
   — Какой же ты циник... — даже в тусклом отсвете ее ночника я вижу, каким презрением пропитан ее взгляд. И ума не приложу, с чего бы.
   — Сделай одолжение, поясни, — терпеливо прошу я, хотя видит Бог, терпения у меня сейчас явный дефицит.
   — Серьезно? Окей, — кивает Олеся. — Для тебя секс значит меньше, чем ничего. Это как... Ну, я не знаю... Руку пожать. Раз — и забыл. Что у девушки могут быть какие-то чувства, тебе просто насрать.
   — Мы сейчас о тебе говорим? — уточняю на всякий случай.
   — О Вике! Хватит притворяться дебилом! — взрывается Олеся, и я окончательно теряю нить логики. Еще недавно Вика ее бесила до зубовного скрежета, а теперь вдруг посреди ночи взыграла женская солидарность! Что я, блин, упустил?! — Ты знаешь, что она на тебе зациклилась, но все равно трахнул ее при удобном случае. И не надо мне вешать лапшу, я видела, как ты вцепился в Вику...
   — Да говорю же: я не...
   — А знаешь? — перебивает вдруг Олеся. — Мне по фигу. Мне плевать! На тебя, на отца твоего, на ваши гнилые гены. Я не собираюсь тратить нервы на такое дерьмо, как вы, — она презрительно усмехается. — Теперь ясно, с чего ты был так уверен, что надо сорвать свадьбу. Ты по себе знал, что твой папаша побежит налево. Вы просто физически не способны удержаться в штанах! И ты молодец — ты никому не даешь обещаний, в отличие от него. А он... По-хорошему, стоило сразу сказать маме, что ее новый избранник — попросту дешевый кобель.
    Я хочу втолкнуть ее в комнату, пока она своими воплями не подняла родителей, но слишком поздно.
   — Что? — ахает у меня за спиной Лариса, и я понимаю: теперь серьезных разборок не избежать.