Сколько еще существует завтрашних дней | How Many Tomorrows There Are | 明日何其多

Глава 61: Переплетенные вместе.

Брайт предпочел бы спать с кем угодно, только не с Хопкином.

Это немного двусмысленно и звучит так, как будто Брайт неразборчив в связях и неверен, так что давайте выразимся по-другому.

Позаимствовав фразу из 21-го века, можно было бы сказать, что даже если все мужчины в мире, кроме него, будут мертвы, он все равно не будет спать с ним.

Это флаг, который был сброшен сразу после того, как он был установлен.

Хопкин спрашивает, что, если тебе придется выбирать между шестилетним ребенком и мной?

Брайт думает ... ты! ты, ты, ты!

У Брайта слишком много принципов, которых он хочет придерживаться. Он жаден – он не хочет убивать, не хочет потакать, не хочет, чтобы ему причиняли вред, не хочет причинять вред невинным существам.

Если его девственность может быть сохранена только ценой чьей-то души, то он скорее пожертвует первой.

По крайней мере, обе стороны добровольны?

Не может быть, черт возьми!

Это все еще изнасилование, если мужчину принуждают? Если они оба испытывают удовольствие, это все еще изнасилование? Отношения, не построенные на насилии, в которых одна сторона соблазняется и подчиняется, будет ли это отличаться от той, которой угрожают, и которая должна подчиняться?

Это сложно и связано с проблемами культуры, философии, морали, права и законности. Вместо всего этого Брайт считает, что независимо от того, являешься ли ты тем, кто тыкает или кого тыкают, до тех пор, пока это не является добровольным, независимо от отношений между ними, их прошлого или будущего, добровольное не является добровольным. Оно наложило свою руку на свободную волю и будет вредно.

Брайт вспоминает выступление саксофониста под заходящим солнцем. Это была безмятежная ночь. Он сумел приобрести власть над аристократом Внутреннего города. Это была иллюзия, но тем не менее счастливая иллюзия. В его руках жизнь аристократа, он имеет право решать, жить ему или умереть, он даже отверг ухаживания аристократа. Ему удалось подняться на моральную высоту и посмотреть на него сверху вниз.

Сейчас он может только горько смеяться про себя. В конце концов, это оказалось иллюзией. В этом городе он раб в оковах. Он чаще всего находится в положении неполноценности. Все, что он делал, это время от времени выпрыгивал из пруда и любовался бескрайним небом, воображая, что он стал летучей рыбой, которая может взлететь к нему.