Ира И Лиза найдёныш

22 Глава

  Ирина Игоревна снова удивлена. Квартира, как обычно, встречает её открытой дверью с девчонкой на пороге — это привычная, радующая глаз, картина.       Непривычны девчонкин внешний вид и звуки. Резкие, тревожные, усиливающиеся, дерущие слух и удивительно совпадающие с лазутчиковским  настроением сейчас.       — Приватный танец, ира,
 — чувственно шепчет в заострённое ухо лиза и начинает двигаться.

      На ней совсем ничего нет. Только трусы — кажется, они называются боксеры.       Не даёт себя обвить длинным рукам, не даёт целовать — ловит обе руки, заводит в квартиру, тянет в гостиную.    
   — Давай не сегодня, ладно? — сама же просила. Но сегодня ни сил, ни настроения.     
  Она сейчас вымотана, выжата, ещё музыка эта… Донельзя странный музыкальный вкус у девчонки — ну как это может нравиться? И как под это можно, вообще, танцевать, не говоря уж про стриптиз?    
   — И выключи это, пожалуйста.       — I put a spell on you, — отвечают колонки. Голос неприятный, музыка дёргает за каждый нерв. Девчонка молчит.       Опять лазутчикову допрашивали — именно допрашивали, по-другому не назовёшь, это именно допрос. На этот раз задели самое живое — вопросы о Лизу андреяненко.       Врала. Врала отчаянно, вдохновенно, внешне невозмутимо. Обманула бы и детектор лжи, если бы понадобилось.       Девчонка танцует. Толкает Ирину игоревну в кресло, заставляет смотреть и слушать.
      — No, I don’t care if you don’t want me.    
   Мягкие, плавные изгибы сильного тела вступают в диссонанс с рваной нервной музыкой. Странное дело: этот диссонанс завораживает, привлекает, гипнотизирует, возбуждает, заводит невероятно…       — Yeah, I’m yours, yours, yours       I love you, I love you,       I love you, I love you,       I love you, I love you,       I love you, I love you,       yeah-yeah-yeah, — то шепчет, то орёт мужик из колонок истерично, вызывая мысль о необходимости психиатра, санитаров и смирительной рубашки.       Девчонка танцует. Ноги кажутся бесконечными. Резко выбрасывает одну вверх, плавно возвращает.       Дикие викинги — неподходящая музыка для стриптиза? Мэрилин Мэнсон — вспомнила Ирина игоревна.    
   — I put a spell on you.    
   Господи, и это звучит в квартире лазутчиковой! Тут же поняла, что и песню эту она знает, в исполнении Джо Коккера. Узнала только по словам, больше ничего общего. Вот это лучше подошло бы для приватного танца.       Но девчонка так не считает. Она танцует. Двигается маленькое тело, притягивает к себе синий взгляд — уже не оторваться. Вызывает дикое, неконтролируемое желание.       Так вот, что испытывали женщины в том клубе?       Немудрено, что выручка в баре взлетала вдвое — от безумного этого зрелища, от дикого сочетания резкой музыки, истеричного голоса и плавных, мягких, женственных движений возникает нечеловеческая жажда.       Безумная, дикая, страстная, всепоглощающая жажда, утолить которую можно только девчонкой. Ну, а если она недоступна, остаётся алкоголь в неограниченных количествах, чтобы хоть как-то заглушить эту жажду. Жажду обладания.       Это помутнение рассудка, это будоражащая кровь эйфория, это опьянение в чистом виде — то, что вызывает лиза своим танцем.       Девчонку хочется схватить, повалить, придавить тяжестью собственного тела, ощутить её под собой — каждую мышцу, каждый сантиметр, каждую клеточку этого невероятного тела.       Взять её прямо здесь и сейчас! Властно, грубо, неистово, жадно! Даже не любить — под такую музыку можно захотеть только трахать. Ведь девчонка очевидно просит этого, хочет этого. Провоцирует, маленькая дрянь!       Маленькая дрянь ускользает и снова танцует. Двигается так, что уже вылетел из головы допрос и вообще все и всё — там остаётся только девчонкино влажное уже от пота тело и его невероятные движения.       Сердце колотится с бешеной музыкой в унисон. Пересыхает во рту, потому что вся влага концентрируется совсем в другом месте.       — Ooh, I can’t stand your foolin’ around, — ох, как она понимает истерику мужика в колонках.       — If I can’t have you, no one will.       Сколько это всё длится? Эта сладкая, невероятная пытка. Девчонка танцует. Движения чувственны, страстны. Обжигают взгляд, заставляют участиться дыхание.       Трётся о бедро Ирины игоревны, о руку, что нервно выстукивает дикий ритм дрожащими от желания длинными пальцами по подлокотнику. Наклоняется низко, близко, сверкает кошачьими глазами, кладёт руки на плечи.       Поворачивается. Даёт оценить изгибы спины, завораживающе двигает бёдрами. Демонстрирует возможности каждой мышцы с этого ракурса. Дожидается ответного движения и ускользает. Не даёт себя трогать. Можно только смотреть.       Плавно перетекает на четвереньки, изгибается, ложится. Раздвигает ноги, показывает всю себя. Сдвигает ноги, выгибается.       Своими движениями обещает бесконечное блаженство. Она может доставить наслаждение так. И вот так можно ею насладиться. Обещает всё. Тело кричит, что можно всё.       Боги, она прекрасна! Чем истеричнее музыка, тем чувственней, эротичней движения маленького гибкого тела.       Ирина Игоревна пожирает глазами извивающуюся лизу. В ней просыпается дикий зверь. Что она творит? Боги, что эта маленькая дрянная девчонка с ней творит?       Теперь смирительная рубашка и бригада санитаров необходима уже Ирине Игоревне. Затихает музыка, оглушает тишина.       Девчонка поднимается с пола, подползает — движения плавные, кошачьи. Гладит ноги Ирины игоревны. От щиколоток и выше, выше, к внутренней стороне бедра. Стоит на коленях меж длинных ног, облизывает шершавым языком изогнутые губы. Смотрит невозможными своими горящими глазами в синие, полыхающие безумием:       
— Теперь можешь взять меня. Если хочешь.     
  — «Если»?! Боги, «если»?!