23 Глава

217 15 0
                                    

Ушла. Ушла, пропала, нет её нигде.       — лиза, 
— грустно шепчут строгие губы, 
— ну, как же так?     
  Обещала, обещала, клялась, что ни за что не бросит. И вот, пожалуйста. Пусто в постели, пусто в квартире, пусто в Городе. Опустел весь мир, опустела вся лазутчикова.      
 Бросила. Как Ирина игоревна и предполагала, ей просто надоело. Бесконечная лазутчиковская занятость, вечные проблемы, головные боли, кошмары, необходимость прятаться без конца. Бросила в лицо что-то про скуку смертную, возраст, «осточертело» и ушла.

      Поселила тоску и отчаяние в синих огромных глазах. Смеялась над лазутчиковой, жестокая в своём:       
— Разлюбила? Да не любила никогда. Просто по приколу такую важную тёлку трахнуть.   
    О, боги, за что она так?     
  Куда ушла?
Неизвестно. Найти её невозможно. Пропала и стая — как сон, исчезла бесследно. Да были ли они вообще? Может, ей это всё привиделось? Ну, в самом деле, ну, кто в здравом уме поверит в реальность химеры?     
  Но тело помнит руки и изломанные губы, невозможный у человека, чуть шершавый язык. От воспоминаний тело ломит, бросает в лихорадочный жар.      
 Слегка заострённые, удлинённые, плотно прижатые к голове, уши помнят слишком низкий и хриплый для такого размера девчонки прокуренный голос. Помнят настолько хорошо, что он до сих пор нет-нет, да и прозвучит, заставляя буквально корчится от невыносимой боли:      
 — ира!      
 И бриз этот морской, будь он неладен! Привыкла к нему, а ведь, если разобраться, это слуховая, обонятельная и иногда тактильная галлюцинация. Не восхищаться надо было и не привыкать, а обратиться к специалисту.     
  Как жить-то теперь? Без лизы невыносимо оказалось настолько, что она стала мерещиться. Вот тянет маленькие руки у двери в квартиру — встречает. Вот грустно сидит рядом, перебирает русые волосы, шепчет:     
  — ира, я всегда рядом. Я рядом, я здесь, слышишь?    
   Но это обман. Пусто вокруг и холодно. Ирина игоревна всё время мёрзнет, и нечеловечески болит голова.       Она хорошо держит удар. Она приходит на работу и исправно выполняет все свои обязанности. Человек-функция. Женщина-робот.       На работе тоже невыносимо — девчонка отметила собой каждый уголок и здесь. И воспоминания так живы, что маленькая фигурка иногда мерещится — такая живая, такая настоящая, что хочется плакать, упасть на колени и умолять, умолять вернуться.       Лишь многолетняя привычка держать лицо на работе помогает держать себя в руках, не раскисать. Но с каждым часом всё хуже и хуже. И под конец рабочего дня уже совсем невыносимо.  
     Выть и кататься.      
 Ирина игоревна старалась изо всех сил: держаться, забыть, выкинуть из головы, из сердца. Специально не шла домой, оставалась ночевать на работе. Ночи без сна. Укутавшись в стандартный плед Отдела, стояла у окна. И даже тут мерещилась маленькая фигурка: как будто торчала за изгородью, под фонарём, смотрела в окна лазутчиковского кабинета безотрывно.      
 Знала ведь, что так будет. Знала, с самого начала знала, что ей надоест, и она уйдёт.       Но, когда это произошло, оказалась совершенно не готова. Беззащитна. Выкинуть из головы? Но как, если лиза проросла в неё, стала частью длинного лазутчиковского организма? Тогда придётся выкидывать её из каждой клетки всего существа Ирины игоревны. Вместе с каждой клеткой. Сразу на помойку.      
 — лиза…   
    Смеялась бездушная девчонка, когда уходила. Когда уходила? Как? Ирина Игоревна  не помнит. Помнит злой смех, помнит свои мольбы, помнит странно неуместный голос почему-то Аналитика:    
   — Хуясе её торкнуло! Отойдёт к чертям. В Отдел, Романовичу? Не, нельзя… Подруге её звони.       Сколько времени прошло? Ирина игоревна не знала. Знала только, что без девчонки ей совсем никак. Не получается у неё без девчонки жить.       Звонила, звонила — без ответа. Не берёт трубку. Да и трубку не взяла — вон она, лежит на тумбочке. Оборвала все связи, замела все следы, пропала из жизни Ирины игоревны, как будто и не было никогда.  
     Она пыталась забыть. Честно пыталась. Пыталась даже заменить. Шла в тот самый злосчастный клуб, смотрела на сцену, по залу искала глазами. Находила похожую фигуру, подходила, знакомилась. Красивая, видная — гордая осанка, хищное лицо. Знакомились с удовольствием. Болтали, лезли целоваться, предлагали ехать домой, в гостиницу — куда угодно.       — Или даже не ехать — можно же прямо здесь…       Но не то, не то, не то! Суррогат, подделка. Шарахалась, убегала. Отравила кровь собою ей девчонка, никто ей теперь не нужен. Странные Ольгины слова слышатся в голове:       — Я не могу определить вещество. Возможно, потребуется переливание. Я заберу её сейчас.       И ведь, главное, только всё наладилось. Операция прошла без сучка, без задоринки. Повязали всех, кого надо было повязать. Арестовали, допросили, припёрли к стенке неопровержимым.       Ирину игоревну полностью восстановили — и в должности, и в звании. Сотрудники жали руку, улыбались счастливо, поздравляли.       Вернула из ссылки куркумаева с Данцову. Ника смотрела на неё тёплыми своими глазами и говорила странное:    
   — Пробу воды из её кулера возьми.
Из него, кроме неё, никто в Отделе не пьёт.    
   Это очень странно. Да, у Ирины игоревны в кабинете по противоположной от окна стене рядом с удобным шведским диваном стоит кулер. И, действительно, пьёт из него только она — так повелось. Она сотрудникам не запрещала, но почему-то так сложилось. Для её кулера даже бутыль заказывали меньшего размера. Маленькую, на 12 литров. Куда ей одной больше?       Одной… Одна, снова одна. Дрянная девчонка! Обещала, что не уйдёт, что никогда не бросит. И что же? Где она? Лиза, лиза… Как же жить-то теперь? Да и стоит ли вообще? Сколько ещё её будет терзать эта дикая боль? Может, одним махом прекратить эти страдания?       Снова этот невыносимый бриз, будь он неладен! Он появлялся только тогда, когда Лиза называла её по имени.
Не Ирина игоревна— нет, так ничего.
А вот:     
  — ира!
— тогда налетал и виделось синее море, шуршащее иркой.       — Пистолет разряди.     
  — А если дослала патрон? Лучше забрать. Тихо, тихо, ирина. Я унесу пока пукалку твою. На проверку, знаешь? Положена проверка.       Да, бесконечные проверки. Всё время какие-то проверки. Ладно, пусть проверяют и оружие. Тем лучше. Проверенным пистолетом надёжней будет.

Ира И Лиза найдёнышМесто, где живут истории. Откройте их для себя