Поддельная девушка звезды

12

ОН

BeeBee_JN @JonJonkook_stan№ 1
Сделай, пожалуйста, скриншот ее аккаунта. Он приватный.

JonJobkook_stan№ 1 @BeeBee_JJ
Вот, держи.

BeeBee_JJ @JonJonkook_stan№ 1
Не такая уж она и красивая.

JonJonkook_stan№ 1 @BeeBee_JJ
Я знаю, но мы должны уважать его выбор. Покрайней мере не такая как Момо

BeeBee_JJ @JonJinkook_stan№ 1
Ты права, но все равно. Лучше бы я была на ее месте.

BeeBee_JJ @JonJonkook
Подпишись на меня, Чонгук! Ты лучший!

Лиса заявляется в мой пляжный особняк в районе семи. На ней джинсы с дырой на колене и полосатая майка. Выражение лица… очень мрачное.
— Не могу поверить, что ты послал за мной машину! – начинает она возмущаться уже в прихожей.
— И тебе привет, – отзываюсь я.
— Мы ехали два часа! Лучше бы я села на автобус, так намного быстрее, и кроме того, бедняге водителю не нужно было бы торчать в пробках столько времени.
Ее беспокоит судьба водителя? Ну надо же. В прошлый раз я послал за девушкой «Линкольн Таункар», а она потом возмущалась, что не лимузин.
— У Марко такая работа, – говорю я. – Поверь мне на слово, ему платят огромные деньги за торчание в пробках.
Но Лису, похоже, это отнюдь не убеждает, и она даже почти не обращает внимания на обстановку дома. Обычно люди охают и ахают, глядя на полы из белого мрамора, высокие потолки и огромную сияющую хрустальную люстру, но Лалисе все это совершенно безразлично. Тайрис закрывает за ней дверь и бросает хитрый взгляд в мою сторону поверх ее головы, словно бы говоря: «Ну, тебе придется потрудиться!».
Потрясающе. Отличное начало, ничего не скажешь. Я со вздохом говорю:
— Ладно, пошли в гостиную.
Вонн идет за мной по облицованному мрамором широкому коридору, сжимая свою огромную холщовую сумку с таким видом, как будто боится, что я ее отберу. Я веду ее в огромную медиакомнату и жестом указываю на диван.
— Садись. Будешь что-нибудь пить? – Я иду к бару и открываю блестящий холодильник. – Есть пиво, кола, апельсиновый сок, вода…
— Воды, пожалуйста.
Я беру ей бутылку воды и бутылку пива себе, а затем сажусь рядом на диване.
— Есть хочешь?
— Я дома поела. – Она что-то смотрит в телефоне, явно увлеченная увиденным на экране, но когда Тай идет к двери, вскидывает голову и встревожено спрашивает: – Ой, вы куда?
— Оставлю вас вдвоем, – он слегка улыбается, – у вас же как бы свидание и все такое.
— Пожалуйста, не уходите! – вырывается у нее. – Вы можете остаться с нами. Давайте поиграем в «Монополию» или еще что-нибудь в этом роде.
Я стискиваю зубы. Серьезно, она умоляет Тая не уходить? И предлагает поиграть в настолку? На, мать его, свидании?
Никогда в жизни не чувствовал себя настолько задетым.
— Хм… звучит неплохо, но я, пожалуй, откажусь. – Тай, подавляя смех, практически выбегает из комнаты и закрывает дверь.
Я откручиваю крышку и гневно смотрю на нее:
— Серьезно? В «Монополию»?
В ее карих глазах вспыхивает раздражение:
— Да брось, можем не играть. Я взяла с собой книгу.
Чтобы подтвердить это, она засовывает руку в свою монструозную сумку и вынимает книжку в бумажной обложке. Названия мне не видно, да оно мне и не интересно. Но это невыносимо.
— Ты понимаешь, что миллионы девушек готовы драться за то, чтобы оказаться здесь, рядом со мной? – выпаливаю я.
Она открывает книгу, даже не глядя на меня.
— Правда? Тогда почему ты платишь за это мне?
Я ощетиниваюсь, но решаю это не комментировать.
— Убери книгу, – командую я.
— С чего бы? Это же ненастоящее свидание.
— Ты сама только что сказала: я плачу тебе, чтобы ты здесь находилась, и не собираюсь тратить свои заработанные деньги на то, чтобы смотреть, как ты читаешь. – Я мрачно смотрю на нее. – Я буду решать, что мы будем делать.
В ее глазах на мгновение вспыхивает ярость, но она как-то умудряется справиться с собой. Очень медленно закрывает книгу и убирает ее в сумку, а затем, как примерная ученица, кладет руки на колени.
— Хорошо. Чем тебе хотелось бы заняться, Чонгук?
— Зови меня Чон.
— Нет, спасибо. – Она фальшиво улыбается. – Так чем тебе хотелось бы заняться?
Я так же фальшиво улыбаюсь в ответ:
— Целоваться.
Вонн чуть не подскакивает от ужаса:
— Фу, ни за что!
Фу?
Я стискиваю зубы:
— Можешь не притворяться, что я тебе не нравлюсь. Я вижу, как ты на меня смотришь.
— И вовсе я на тебя не смотрю, – краснеет она.
— Ну конечно. Вчера в ресторане ты все время пялилась на мои руки. – Я нахально улыбаюсь и несколько раз сгибаю и разгибаю руку, напрягая мышцы. – Любишь, когда поигрывают мускулами?
Она краснеет еще сильнее:
— Перестань вести себя как придурок.
— А ты перестань притворяться, что я тебе не нравлюсь.
Вонн смотрит на меня целую минуту, и на ее лице смущение сменяется гневом, а потом шоком.
— Ты самый тщеславный человек, какого я только видела в своей жизни.
Я пожимаю плечами.
— И еще кое-что. Даже если бы ты мне нравился, я бы все равно не стала с тобой целоваться. Потому что у меня есть парень, если ты забыл.
— Угу. АА.
— УУ! – ворчит она.
Я помню, просто мне нравится ее злить. Если она на меня злится, значит, не игнорирует. Не люблю, когда меня игнорируют.
— Тебе все равно придется когда-нибудь со мной целоваться. Это часть договора, – напоминаю я.
— Да, но не обязательно делать это по-настоящему. Большая разница.
Я разражаюсь хохотом. Вот, значит, как она себе это объясняет?
— Серьезно? Наши губы соприкоснутся. Мои руки будут касаться какой-нибудь части твоего тела. Может, задницы. Или волос. И мой язык будет внутри твоего рта.
Ее глаза снова вспыхивают – но на этот раз уже не только от злости. Хотя, конечно, мне могло показаться.
— Я хорошо умею управляться с языком, Лиса, – улыбаюсь я. – И рано или поздно тебе предстоит в этом убедиться.
— Я не буду делать ничего подобного, – возмущенно выпаливает она. – Никто меня не предупреждал, что придется делать такие вещи!
Я не успеваю сдержаться:
— Только не говори мне, что ты этим не занимаешься с твоим дружком мистером Икс! Ты уверена, что он не гей?
— О господи. Во-первых, его зовут УУ, и тебе это прекрасно известно, а во-вторых, то, чем мы с ним занимаемся, – не твое собачье дело! – Лалиса складывает руки на груди и смотрит на выключенный экран телевизора.
Я собираюсь огрызнуться, но замираю на полуслове – это действие заставляет ее грудь приподняться потрясающим образом. Вместо этого я начинаю размышлять, стоит ли сообщить ей, что теперь майка обтягивает чашки ее лифчика, но решаю промолчать. Зачем смущать человека?
Кроме того, если она продолжит так себя вести, я должен получить удовольствие хотя бы от того, что буду пялиться на ее грудь. Я лениво изучаю ее, попивая из горлышка. Она настолько не похожа на тех девушек, которые мне обычно нравятся, насколько это вообще возможно. Обычно я предпочитаю длинноногих, с большой грудью и длинными волосами. Волосы у нее длинные, но она скорее коротышка – навскидку метр шестьдесят пять – метр семьдесят, и грудь у нее не особенно большая. Хотя то, что есть, выглядит вполне симпатично.
— Что будем смотреть? – спрашивает она.
Я чуть было не отвечаю, что предпочел бы смотреть на нее, но вовремя сдерживаюсь. Она похожа на человека, который и ударить может. Причем больно.
— Кино?
— Ладно.
Я беру пульт и включаю телевизор. Еще пару раз нажимаю кнопку и попадаю на список фильмов.
— Выбирай.
Она выбирает первый же фильм в списке – очевидно, ее не слишком интересует, что мы будем смотреть. К моему неудовольствию, это оказывается последний снятый «под “Оскар”» фильм моего папеньки, но я об этом умалчиваю. Это эпический фильм про Вторую мировую с долгими батальными сценами. Отец особенно гордится тем, что прошел двухнедельный тренинг в SEAL – спецподразделении ВМС, и рассказывает всякому желающему послушать, что мог бы стать спецназовцем, если бы не страсть к актерскому мастерству.
Прости господи, он даже воду из-под крана пить не способен.
Но, кажется, Вонн вообще не обращает внимания на фильм. Она не смотрит даже на заставку и все время сидит, уткнувшись в телефон.
— Чем ты занимаешься? – Меня раздражает, что она игнорирует фильм, несмотря на то что я терпеть не могу своего отца.
— Смотрю инстаграм своего парня, – мечтательно отвечает она.
Боже мой, опять этот неудачник. Я прищуриваюсь:
— Тебе запрещено с ним контактировать.
Звучит так, будто я ревную, но на самом деле нет. Просто мне не хочется начинать все сначала, а к Лисе я хотя бы начал привыкать. Мало ли кто мне в следующий раз достанется. С моим везеньем это вполне может оказаться какая-нибудь дамочка, предрасположенная к созависимости, которая будет считать, что нам небом предназначено пожениться. Как Пятница, только на стероидах.
— Публично. – Она вздергивает подбородок. – Но никто не запрещал мне смотреть его инстаграм. Я выполняю все требования Дженни – даже вот уволилась с работы.
— А ты работаешь?
Ничего себе, я плачу ей целое состояние, а она еще где-то работает!
— Работала. Официанткой в «Шаркиз». – Она снова складывает руки на груди.
Я с усилием перевожу взгляд на кофейный столик.
— Не знаю такого.
— Это сетевой ресторан. Стейк-хаус.
Я закатываю глаза:
— Похоже, тебе там нравилось.
— Я хорошо зарабатывала.
— А мистер Алфавит это одобрял?
Она хмурится:
— Нет, но какая разница?
Я выуживаю у нее из руки телефон и проглядываю ленту. УУ учится в университете, и вся его лента состоит из фотографий его «братанов» – кучки мажоров в кепках, повернутых козырьком назад, в рубашках в клетку, неразлучных с красными пивными стаканами.
— Выглядит как полный кретин.
Вонн отнимает у меня телефон:
— Он не кретин! Он замечательный!
— Ладно, тогда расскажи мне, чем именно он замечателен, – говорю я.
— Он добрый… и веселый… и… – Она не знает, что еще сказать. – Он добрый.
Добрый? Надеюсь, если какая-нибудь девушка скажет про меня, что я добрый, таким же равнодушным тоном, то кто-нибудь пристрелит меня из жалости.
— Ты это уже говорила.
Она умолкает и утыкается в экран телевизора.
Но это скучно.
— Ладно, помимо того, что он добрый, – с сарказмом говорю я, – почему из всех парней ты выбрала именно его?
Она бросает на меня мрачный взгляд:
— Ты так говоришь, как будто у меня была целая вереница парней, из которых я могла выбирать. В реальном мире так не бывает. Тот, кого ты выбираешь, должен выбрать тебя в ответ.
— Ты хочешь сказать, что ты встречаешься с УУ, потому что у тебя не было выбора? – пораженно говорю я. Не верится. Наверняка за ней ухлестывали в школе. Я-то сам не учился в старших классах, но точно бы не отказался пообжиматься с такой на переменах. Она не похожа на других, но вообще-то завидная красотка.
— Я не хочу сказать, что у меня не было выбора. Он мне нравится. И я не обязана оправдываться перед тобой за свои чувства.
— Как вы познакомились?
— Почему ты спрашиваешь?
Потому что я с большим удовольствием побрею ноги, чем буду смотреть на своего отца на телеэкране.
— Я полагаю, что мы должны узнать друг друга получше, учитывая, что нам придется провести вместе целый год. А сидеть в полной тишине на каждом свидании не слишком-то весело. А еще, возможно, ты могла бы быть немного покладистее с учетом того, что я плачу тебе огромные деньги за это представление.
Она удивленно таращит глаза и складывает пухлые губы в маленькое «о» – и немедленно мне на ум приходит нечто неприличное. Затем она фыркает:
— Как будто это ты мне платишь!
— А кто, по-твоему, это делает? Зубная фея?
— Я думала, Джин.
— А как ты думаешь, кто платит Джину? – Я нахмуриваю брови. Она что, совсем ничего не понимает?
— Ой.
Я так и думал.
— Вот именно.
— Так что ты хотел узнать?
Она вздыхает так тяжело, словно разговаривать со мной – это неподъемная ноша, и вдруг я понимаю, что мне это осточертело. Оказывается, есть на свете вещи хуже, чем смотреть на актерскую игру моего отца – например, пытаться поговорить с девочкой, которой платят за то, чтобы сидеть со мной в одной комнате, о скучных фактах ее малозначительной жизни.
— Неважно. Давай вернемся к фильму, – раздраженно бурчу я.
Мы оба снова смотрим на экран, но, думаю, видим там разные вещи. На экране отец наставляет автомат на нацистского перебежчика, но я вижу не это, а тот момент, когда он вдруг увидел мой дважды платиновый альбом на каминной полке рядом с его «Оскаром». «Что эта хрень тут делает?» Мама щебечет: «Дорогой, они продали еще миллион копий второго альбома Чонгука». Отец презрительно ухмыляется: «А, эти песенки для подростков по девяносто девять центов за альбом». Снимает его с каминной полки и сует в руки матери: «Убери это куда-нибудь в другое место». Затем перед моими глазами встает сцена на террасе: я возвращаюсь домой из студии раньше, чем обычно, и застаю отца, занимающегося сексом со своей ассистенткой на мамином любимом балконе. Неудивительно, что у нее теперь постоянно ремонт. Еще один переход, и я вижу, как отец, нависая над огромным столом в кабинете у Джина, говорит мне, что я буду тупицей, если подпишу контракт еще на три альбома.
Но я бы застрелился, если бы остался жить с ним в одном доме. Так что я подписал контракт. Для того чтобы законно выйти из-под опеки родителей, тоже нужны деньги.
— Фильм какой-то скучный, – говорит Вонн, отвлекая меня от картинок в моей голове, и теребит свой небрежно завязанный хвост.
Я закидываю руку на спинку дивана, чтобы тыльной стороной ладони коснуться ее волос.
— Я обязательно передам отцу твой отзыв.
Она моментально краснеет:
— Ой! Ну ничего себе! Я забыла, что Дастин Чон– твой отец! Наверное, это очень круто!
Невероятно. В кои-то веки Лалиса проявила интерес, да и то по отношению к моему бездарному папеньке.
— Ага. Единственный и неповторимый Дастин Чон.
Кажется, в моем голосе звучит горечь. Я стискиваю зубы и умолкаю.
— Ой, – в третий раз за вечер говорит она. Но быстро справляется со смущением и тут же добавляет: – Но я не буду делать вид, что он мне нравится только потому, что это твой отец.
Я не собираюсь ей говорить, что в кои-то веки мне приятны ее слова. Вместо этого беру пульт и выключаю телевизор. Она крутит в руках свою бутылку с водой.
— Может, попробуем еще раз эту твою идею насчет узнать друг друга получше?
— Ну давай.
Я поворачиваю руку и растираю между пальцами несколько попавших мне под руку прядей волос. Ее волосы выглядят ненастоящими. Они насыщенного каштанового цвета и переливаются множеством оттенков рыжего и коричневого. Крашеные, наверное. В этом мире не бывает ничего натурального.
— Ладно, я первая. Почему ты не захотел пожимать мне руку?
— Не люблю, когда меня трогают.
Довольно иронично, учитывая, что прямо сейчас я сам тайком трогаю ее волосы. И не останавливаюсь.
— За меня постоянно кто-нибудь хватается в общественных местах, даже несмотря на Большого Ди и Тайриса. Поэтому в обычных обстоятельствах я предпочитаю сам инициировать физический контакт. Так что ничего личного. Моя очередь: почему ты согласилась этим заниматься?
— Деньги. – Она бросает на меня взгляд из-под ресниц. – Наши родители были не слишком-то ответственными и оставили нам много долгов. Рози из сил выбивалась, чтобы удержать семью на плаву, и было бы крайне эгоистично с моей стороны не помочь ей, когда у меня появилась такая возможность.
До меня вдруг доходит, и я потираю лоб. Я позволяю себе отвратительно поступать с сиротой. С целой семьей сирот! Кроме того, от моего внимания не ускользает, что, по большому счету, мы с ней в одинаковом положении – подростки, оставшиеся без родителей. Мои родители живы, но если учитывать, как часто мы видимся, особой разницы нет.
— Теперь я. – Она поворачивается ко мне, подкладывая одну ногу под себя. – Зачем ты этим занимаешься? Из всех людей в мире уж у тебя-то точно не должно быть проблем с тем, чтобы найти кого-то, даже «обычную» девушку. – Она делает пальцами кавычки.
Она смотрит прямо на меня, и в этих обстоятельствах довольно сложно незаметно трогать ее волосы, так что я убираю руку будто для того, чтобы взять свое пиво. На вкус оно как теплая моча.
— В Лос-Анджелесе все говорят, что хотели бы встречаться с кем-то «обычным», «нормальным», но на самом деле, это не так. У нас совсем иначе устроена жизнь. Я безумен, и все, с кем я могу поладить, тоже слегка безумны. Только такие люди могут согласиться на жизнь в аквариуме, на полное отсутствие приватности. И девяносто девять процентов всех твоих отношений – дружеских или сексуальных – специально срежиссированы ради пиара. – Я одним глотком допиваю остатки теплого пива и продолжаю: – Но это был длинный ответ на твой вопрос, а короткий такой: меня никто не выдерживает. – Лисаоткрывает было рот, чтобы возразить, но я торопливо продолжаю: – И не потому, что я такой известный – хотя это и так… – Лиса фыркает, – а потому что у людей просто не хватает терпения понять, что временами я могу быть настолько погружен в музыку, что забываю есть, пить или ходить в туалет. И я могу только играть на гитаре и петь, пока пальцы не начнут болеть от струн, а голос не сядет. Я вспоминаю то бесконечное число раз, когда Пятница начинала скрестись под дверью домашней студии и ныть, что ей скучно. Никакая нормальная девушка не выдержит, когда, например, в туре я вхожу в свой номер и обнаруживаю там голую фанатку, которая узнала код от двери у курьера, которому отсосала на лестнице. Никакая нормальная девушка не выдержит долгого отсутствия во время туров. Она, конечно, может поехать в тур вместе со мной, но уже к третьему городу запросится домой, потому что устанет долгими часами ничего не делать, а потом слушать один и тот же трек-лист, тусоваться с местными организаторами концертов, а потом опять – самолет, автобус, интервью для радио, газет и телевидения, все по сотому разу задают одни и те же вопросы. Вот поэтому здесь и сидишь ты, а не кто-нибудь другой.
Она очень долго молчит, а потом открывает рот и говорит нечто совершенно неожиданное:
— На самом деле, это были сразу два длинных ответа. А не короткий и длинный.
— Но я ответил на твой вопрос? – тихо произношу я.
Вонн закусывает губу:
— Да.