Поддельная девушка звезды

32

ОНА
Приходи на вечеринку, родители Джастина в отъезде

Я показываю Чону телефон. Он стоит, опираясь на кухонный островок, и ест шоколадный торт, который оказался в большой белой коробке, принесенной Катриной. Она уехала примерно полчаса назад, Чон с тех пор так тут и болтается и, похоже, никуда не торопится.
— Отличная идея. Пошли?
— Даже не знаю. А тебе не надо предупреждать Тая или Большого Ди?
Он хмуро смотрит на меня, но я не сдаюсь:
— Что, если они на тебя рассердятся?
— Это те ребята, которые приходили на выступление Мейверика?
— Ну да.
— Они были ничего.
Он явно хочет пойти, так что я пишу Кики:
Я с Чоном. Как думаешь, сильно у всех снесет крышу?
ОМГ. Серьезно? У меня уже снесло. Он один или с кем-то?
Со мной, дурочка.
Ха-ха
Если мы придем, все должны вести себя как обычно. Не надо просить его выступать. Или пытаться залезть к нему в штаны. И вообще разводить шум.
То есть обращаться с ним как с обычным человеком?
Именно.
Но это же Чон Чонгук, Лиса! Ты просишь о невозможном!
Тогда мы не придем.
— Нет, давай все равно пойдем, – говорит Чон, заглядывая мне через плечо.
— Разве понятие «частная жизнь» ничего для тебя не значит?
Он моет тарелку.
— Значит. То, чем мы с тобой занимаемся, – это наше личное дело.
Я закатываю глаза:
— Я не это имела в виду.
— Знаю, – он целует меня в макушку. – Но слова «частная жизнь» значат для меня именно это. Пойдем.
— Но она не согласилась на мои условия! – возмущаюсь я.
— Да ладно, мы же просто идем на вечеринку, а не договариваемся об обмене пленными.
— Ладно.
Я кричу сестре, сидящей за столом в другом конце кухни:
— Рози, мы пойдем к Джастину. Его родители уехали, и они устроили вечеринку.
Тай встает, но Чон делает жест:
— Не надо, Тай. Мы просто идем в гости.
Тот все равно выглядит обеспокоенным:
— Ну не знаю, дружище. Джин бы не одобрил.
— Ничего страшного, – успокаивающе говорит Розэ. – Друзья Лисы хорошие ребята. Выпьют, конечно, но за руль никто садиться не будет, да и народу будет немного. Человек двадцать максимум.
Удивительно, но Рози совершенно спокойно отнеслась к тому, что мы с Чоном по-настоящему встречаемся.
Тай садится обратно в кресло. Ему явно не хочется никуда от нее уходить. Мы с Чоном обмениваемся понимающими ухмылками, а потом я беру ключи от машины.
— А петь никто не будет? – спрашивает Чон, забираясь на пассажирское сиденье.
— Друг Джастина Мэтт считает себя музыкантом. Мне кажется, Кики и Кэрри придется его связать, иначе он набросится на тебя и будет показывать свои ролики на YouTube.
— Вообще-то довольно много исполнителей прославились именно таким образом. Не стоит недооценивать эту онлайн-машину по производству хитов! – Чонгук максимально отодвигает сиденье назад, прежде чем пристегнуться, и это напоминает мне об отце с его длинными ногами.
— А я и не про Ютуб. Я про Мэтта. Он занимается этим не потому, что увлечен музыкой. Просто считает, что от этого девушки выпрыгивают из штанов.
Ну, в случае с Чонгуком это, пожалуй, действительно часто работает.
— А если мне захочется что-нибудь спеть?
— Да хоть обпойся, неудачник, – я закатываю глаза.
Он ухмыляется и умолкает, барабаня пальцами по коленке. Джастин живет недалеко, примерно в паре километров. Подъезжая, мы замечаем возле дома каких-то людей. Чон надевает капюшон и поглубже надвигает бейсболку, но на нас никто даже не смотрит.
Я не успеваю постучать, как дверь распахивается сама.
— О боже мой, это ты! В доме у моего парня! – вопит Кики. – Я стараюсь вести себя нормально. Максимально нормально. А можно потрогать твою татуировку?
— Нет, – резко говорю я и протискиваюсь мимо нее в дом. – Никаких «потрогать», никаких «о боже мой». И перестань пялиться.
— Я не могу перестать пялиться, он же такой красивый. – Кики тащится за нами, пока я веду Чона внутрь.
— Чон, это Кэрри, Джастин и Кики, их ты уже видел. А это Колин, Мэтт и Трейси, – представляю я остальных.
Чонгук перехватывает инициативу и здоровается со всеми – жмет руки или дает пять. Все некоторое время суетятся, но потом кто-то – возможно, Кэрри – включает музыку и вручает Чонгуку стакан с пивом.
— Красные стаканы. – Чон расплывается в улыбке.
— Максимально нормально, насколько это возможно, – говорю я и беру из рук Кэрри бутылку воды. После того, что случилось в тот раз у Чона, пить спиртное я не собираюсь.
Мы стоим, прислонившись к обеденному столу, в самом конце кухни со стороны гостиной. Чонгук делает осторожный глоток, затем еще один. Выпив полстакана, наклоняется ко мне:
— Отвратительное пиво.
Я беру стакан у него из рук и делаю крошечный глоток разливного пива из кеги.
— Ого! И правда отвратительное!
— Отличная вечеринка.
— Чонгук, так ты теперь болеешь за «Рэмс»? – говорит Джастин.
— Господи, понятия не имею. Я еще ни разу не ходил на стадион. А ты?
— Мы с братом и отцом ходили на игру перед сезоном, но на стадион билеты так и не купили. Чертовски дорого.
Чонгук кивает, как будто понимает, каково это. Рукой он обнимает меня за талию.
— Мой отец был страшным фанатом «Рэмс», но они переехали еще до того, как я родился. И он так на них разозлился, что перестал за них болеть.
— И с моим отцом та же история, – встревает Мэтт. – Когда им разрешили вернуться в Лос-Анджелес, я думал, он обрадуется – а он сказал, что станет снова за них болеть не раньше, чем в аду похолодает.
Еще несколько человек подтягиваются и вступают в разговор о футболе. Но поскольку спорт наводит на меня тоску, я выхожу во двор и вижу на террасе Кики и Кэрри.
— Прямой вопрос: каково это – встречаться с Чон Чонгуком? – Кики предлагает мне свою сигарету.
Я мотаю головой и сажусь на перила.
— Поначалу было странно, но теперь… это же просто Чон.
— Просто Чон, надо же. – Кики многозначительно двигает бровями. – А ты не боишься, что когда он поедет в тур, у него не будет отбоя от фанаток?
Честно говоря, я не думала об этом, но у меня возникает ощущение, что не стоит волноваться.
— Чон не такой человек. Он не будет меня обманывать. Если ему понравится кто-то другой, он просто скажет об этом.
Чонгук терпеть не может, когда посторонние его трогают, и за все время, что мы вместе, я ни разу не видела рядом с ним ни одной девушки.
— Правда? Мне кажется, я бы такого не вынесла, – Кэрри тушит сигарету. – Я бы постоянно нервничала и жутко переживала.
— Лиса всегда спокойно к такому относилась, – говорит Кики.
— Дело не во мне, – смеюсь я. – Это все Чон. Просто он не такой.
Да уж, он не УУ – я никогда не видела посторонних девушек у него дома или в студии. А ведь если бы он захотел, мог бы пригласить целую сотню. И он даже не отпускает комментариев по поводу знаменитостей – какие они красотки или как бы он хотел им вставить. УУ постоянно об этом говорил.
— А как же Момо? – возражает Кики. – Когда он с ней встречался, его постоянно заставали с другими девушками.
Я закусываю нижнюю губу. Как бы им объяснить, но при этом не сказать ничего лишнего?
— В прессе не всегда пишут правду, – говорит Чонгук, появляясь в дверях.
Мои подруги заливаются краской. Он подходит ко мне и снова обнимает, словно хочет лишний раз подчеркнуть, что мы вместе.
— Мы с Момо были друзьями. Между нами кое-что происходило, но ничего толком не вышло. А журналы и сайты часто раздувают из мухи слона ради продаж и просмотров. Да и в туре не так уж весело. Это тяжелая работа, а выходные ты чаще всего проводишь в пути из одной точки в другую. Скучаешь по семье, по друзьям, даже по своей собственной кровати!
— На самом деле, звучит очень здорово, – говорю я.
Мы смотрим друг другу в глаза.
— Возможно, в следующий раз тебе стоит поехать со мной.
— Может, и поеду, – улыбаюсь я, но тут же понимаю, что он говорит серьезно. Поехать с ним в тур? Путешествовать по всему свету? Это было бы потрясающе.
— И на этой радостной ноте я пойду внутрь, – объявляет Кэрри. – Ты тоже, кстати, Кики, – она стаскивает подругу с перил.
— Я хотела посмотреть, что будет дальше, – возмущается та.
Чон невольно улыбается.
— Это тебе не реалити-шоу, – сердится Кэрри и уводит Кики в дом.
— Конечно, они интереснее.
Не удержавшись, я начинаю смеяться, потом говорю:
— Пойдем тоже внутрь.
Чонгук обнимает меня крепче:
— А это обязательно?
У меня такое чувство, что моя кожа стала мне мала. Все чувства обострились. Его руки у меня на бедрах кажутся слишком тяжелыми. Прохладный воздух щекочет нервы.
— А как у вас это было? С Момо? – негромко спрашиваю я.
Он тут же отвечает, сразу понимая, что я имею в виду.
— На самом деле, мы не были даже друзьями, несмотря на то что я только что говорил. Мы были просто избалованными детьми, которые считали, что достойны большего, чем у них уже есть, хотя, если разобраться, мир лежал перед нами на тарелочке. Я считал, что она должна делать все, что я ей скажу, и она считала так же, только наоборот. Я не слишком хорошо с ней обходился. – Он корчит гримасу. – Ты меня за это осуждаешь?
— Нет. Просто интересно, как тебе удавалось разделять. Ты что, считал ее другом, но в определенные моменты начинал воспринимать по-другому?
Он касается большим пальцем моего подбородка и поворачивает мою голову так, чтобы я не могла смотреть больше никуда.
— Я хочу, чтобы ты меня видела, пока я буду тебе объяснять. Мы с Момо никогда не были вместе по-настоящему. Все, что ты могла видеть в прессе, – это не более чем актерская игра ради слухов и внимания. Дженни хотела, чтобы во время своего тура я каждый день появлялся на обложке какого-нибудь издания. Момо и ее семья вообще живут только ради популярности. В финале этой истории кое-чьи чувства были задеты, но я понятия не имел, что так получится. Я думал, она просто очень хорошая актриса. Мне жаль, что я сделал ей больно. И если уж у кого-то из нас двоих проблемы, – он жестом обводит пространство между нами, – то, скорее, у меня. Думаю, ты понимаешь.
— Честно говоря, я совсем запуталась. – Я вытираю вспотевшие ладони о джинсы.
Окли проводит указательным пальцем по моей нижней губе.
— Знаю, солнышко. И тебе страшно, да? – Я киваю. – Мне тоже страшно. Предлагаю разобраться с этим вместе. Посмотреть, куда эта дорога нас приведет. Давай просто будем вместе.
Я тяжело вздыхаю и киваю головой.
______
— Так, значит, Мэтт играет на гитаре?
— Хочешь сыграть?
— Почему бы нет? – Он ухмыляется. – Я слышал, это очень нравится девушкам. – И убегает в дом раньше, чем я успеваю ткнуть его в бок. – Есть у кого-нибудь гитара? – громко спрашивает он.
Мэтт так быстро вскакивает, что чуть не опрокидывает стол. Откуда ни возьмись появляются сразу четыре гитары – и одна даже принадлежит Джастину, который, будучи в пятом классе, положил флейту на асфальт и принялся ездить по ней на велосипеде. Флейта была пластиковая, поэтому с ней ничего не случилось, а вот Джастину отец надрал зад.
— Ты ведь даже не умеешь играть на гитаре! – возмущаюсь я.
— Да, но это для Чона, – по-идиотски улыбается он. – Просто на всякий случай. Взял у дяди.
— Кстати говоря, отличный инструмент, – Чонгук берет пару аккордов.
— Что будешь играть? – с жаром спрашивает Мэтт. – Я знаю все твои песни. Даже новые.
Мы с девчонками прыскаем со смеху.
— Нет, свое я играть точно не буду. Знаешь что-нибудь из The Smashing Pumpkins?
— Да, я знаю «Нескончаемый взгляд» и «Сегодня», – кивает Мэтт.
— Тогда «Сегодня». А где будем играть?
Мэтт ведет его в гостиную.
— Вот тут. – Он показывает на диван. Окли садится посредине, а Мэтт пристраивается на скамейке прямо напротив него.
— По-моему, Мэтт собирается отбить у тебя парня, – бормочет Кики мне в ухо.
— Да уж, он действительно похож на влюбленного.
— Похож! – фыркает Кэрри с другой стороны. – Да если бы Чонгук похлопал ресницами, Мэтт бы рухнул к его ногам, и весь дом бы вздрогнул.
— М-м-м, какая соблазнительная картина.
— Иди сюда, солнышко. – Чонгук похлопывает рукой по подушке рядом с собой.
Кэрри и Кики ошеломленно смотрят на меня. «Солнышко?» – беззвучно произносят они.
Но я делаю вид, что ничего не заметила, и стараюсь не покраснеть как рак, перешагивая человек через десять, чтобы добраться до Чонгука. Он слегка изгибается, прижимаясь ко мне спиной, а гитарный гриф направляет в противоположную сторону. Мы сидим так близко, что я чувствую движение его руки, когда она скользит по струнам.
Они поют одну песню The Smashing Pumpkins, но довольно быстро переходят к One Direction. Чонгук даже исполняет, несколько более низко, чем в оригинале, песню Тейлор Свифт «Я знаю, что от тебя одни проблемы», время от времени поглядывая на меня. И все присутствующие, конечно же, это замечают.
Когда Чонгук поет для меня при всех, это совсем не так, как в студии. Там он просто работает, часто бросает песню на середине, и они с Кингом начинают все переделывать. Услышать композицию от начала до конца почти невозможно.
Но сейчас каждое слово, которое он произносит, – для меня. Он поет о том, как я ему нравлюсь, что я – лучшее, что с ним произошло, и в некотором смысле его спасение.
То, что я сижу рядом с ним и он постоянно на меня смотрит, – публичная демонстрация его чувств. УУ почти никогда так не делал. Он даже не носил те кеды, которые мы вместе разрисовали. Говорил, что бережет их, но на самом деле я даже тогда понимала, что ему просто стыдно.
А Чонгук совершенно спокойно поет в присутствии целой толпы народа о том, как он в меня влюблен и как ему со мной хорошо.
— Сыграй что-нибудь новое, – прошу я. Он очень бережно относится к своей музыке, но, по-моему, не осознает, как она на самом деле прекрасна. И такая доброжелательная аудитория, как здесь, – отличная возможность показать песню-другую.
Чон, видимо, тоже так думает и начинает наигрывать тот припев, из-за которого они тогда спорили с Кингом.
— Сыграть? – говорит он.
Все в комнате громко его подбадривают. В итоге он исполняет чуть ли не половину нового альбома, но потом, наконец, перестает играть и просит пить. Сразу несколько гостей наперегонки бросаются на кухню, чтобы принести ему воды.
Чонгук вспотел. Играть на гитаре на самом деле довольно тяжело. Я провожу пальцем вдоль его шеи, и он вздрагивает, а затем откидывается назад и прижимается ко мне.
— Каково это на самом деле – быть тобой? – спрашивает Джастин. Музыка разрушает барьеры, и правила, которые установили Кики и Кэрри, больше не работают.
Чон берет мою руку и перекидывает ее себе через плечо. Сплетает свои пальцы с моими и прижимает мою ладонь к своей груди:
— Не могу пожаловаться.
Это значит, что он просто не хочет. Со стороны кажется, что у него не жизнь, а малина, поэтому было бы лицемерием жаловаться на то, как все плохо, хотя на самом деле временами все действительно так.
— Что самое лучшее? – не отстает Джастин.
— Девушки, наверное? Девушки – это круто! – говорит Мэтт, и в его голову тут же летит несколько пластиковых стаканов. – Ну что? – возмущается он. – Это же так и есть!
Чонгук слегка улыбается:
— Даже если это так – чего я вовсе не утверждаю, – было бы неуважением к Вонн говорить о других девушках в ее присутствии. Теперь мы вместе, и я не вижу смысла вспоминать о ком-то еще.
Он говорит так просто и искренне, что у каждой девушки в комнате, включая и меня, замирает сердце. Я крепче сжимаю его ладонь. Он думает, что это у него проблемы? Ничего подобного. Это я влюбилась по уши.
Он слегка барабанит пальцами по деке, а потом говорит:
— Лучше всего – это когда выходишь на сцену, а тысячи людей в один голос поют твои песни. Ты можешь в любой момент остановиться, а они продолжат. Это невероятно. Даже не знаю, какими словами это описать. В эти моменты чувствуешь себя неуязвимым. Как будто можешь летать на крыльях их голосов.
Мэтт, похоже, недоволен ответом – но он один такой.
— А что самое сложное? – спрашивает Кэрри, подавая Чону стакан воды, и я благодарю ее взглядом.
— Спасибо. – Он берет его свободной рукой. – Вот такого рода вещи редко со мной случаются. – Он жестом обводит комнату. – Например, если я захочу пойти с Лис посмотреть, как играют «Рэмс», мы не сможем просто прийти на стадион. Мои менеджеры свяжутся с менеджерами «Рэмс», нам понадобятся пропуска на поле для меня и примерно четырех телохранителей, на скамейке запасных будут репортеры и прочие люди, и даже если в начале матча никто не будет обращать на меня внимания, то к середине окажется, что у кого-то есть приятель, чей дальний родственник хочет пробиться в музыкальную индустрию, поэтому не соглашусь ли я послушать демо. А те, кто не спрашивает про музыку, фотографируют меня или делают селфи на моем фоне, чтобы скорее сообщить всему миру, что видели Чон Чонгука. Конечно, я понимаю, что, говоря нечто подобное, выгляжу как полный кретин. «О, бедненький Чонгук, у него такие серьезные проблемы». Но знаете, вот сегодня мы просто играли во фрисби и пели песни, и это круто. Никто не обращает на меня внимания, все просто веселятся.
Мэтт слегка виновато бросает взгляд на гитары.
— Да нет, я не против поиграть немного. Мне нравится. Но большую часть времени, даже когда ты просто выходишь из дома, то должен быть начеку, и это угнетает. С другой стороны, фанаты приносят деньги и именно благодаря фанатам я вообще стал тем, кто я есть. Так что я стараюсь быть благодарным и не жаловаться, – он хлопает ладонью по гитаре. – Ну а теперь, когда я вас всех удивил, давайте еще пару песен, и я поведу свою девушку домой.
Мэтт с готовностью берется за гитару, Чонгук с неохотой отпускает мою руку и садится.
Он делает это, потому что ему нравится играть. Но знаете что? Пока мы будем вместе, я о нем позабочусь. Я постараюсь, чтобы у него были те вещи, которых он лишен просто потому, что он Чон Чонгук, что бы это ни было – возможность просто общаться с ровесниками или примирение с мамой. О чем бы он ни мечтал, у него это будет.