Поддельная девушка звезды

24

ОН
1doodlebug1 @JonJonkook_stan№ 1Чонгук такой классный. Я посмотрела видео с извинениями раз сто. Он просто чудо.

JonJonkook_stan№ 1 @1doodlebug1 я тоже. Он потрясающий, подтверждает, что стоит нашего восхищения

JonJonkook_stan№ 1 @1doodlebug1 вот скриншот
@JonJonkook ты прощен

Jon Jonkook Verified @LalisaManoban Прости меня

@JonJonkook Извинения приняты. И кстати, я думаю, что ты настоящий мужчина;)

@JonJonkookFord_stan№ 1 спасибо!!!!!!!!!!!!! Они такие милые. Жаль, я не могу все время следить за их перепиской!

Лалиса ведет себя странно. Она молчалива и задумчива и за весь вечер отпустила только один саркастический комментарий – это дает повод думать, что публичные извинения все равно не искупили моей вины.
— Как тебе праздник? – спрашиваю я, когда мы выходим из очереди и с бумажными тарелками с хот-догами и салатом в руках идем в сторону берега, подальше от шума.
— Нормально, – произносит она не слишком убедительно. – А тебе?
— Отличный пикник! Я просто в восторге.
Это чистая правда. Я с самого утра пребывал в ужасе, когда Дженни позвонила и сказала, что вечером я должен пойти на пикник с Лалисой и ее семьей. Во-первых, потому что мы с Лалисой не разговаривали после той истории с УУ, а во-вторых, потому что сама идея благотворительного пикника с учащимися средней школы Карделл Хиллс, где учатся братья Лалисы, выглядела как скука смертная.
Я думал, что меня весь вечер не оставят в покое, но, к моему удивлению, никто не обращает на меня внимания. Пикник проходит на пляже Эль-Сегундо, но школа выставила охрану, чтобы случайные прохожие не ворвались на вечеринку и не съели всю еду. Хотя вряд ли кому-то интересен школьный пикник и в списке только сами школьники, их родители и учителя. Так что возраст участников – либо моложе тринадцати, либо старше сорока.
Здесь меня никто не узнает – кажется, впервые в жизни, – и это совершенно восхитительное чувство. Было бы еще лучше, если бы моя девушка на меня не дулась, но в этом я сам виноват.
Мне надо научиться обращаться с ней как-то по-другому.
А еще перестать думать о том, что я хочу ее поцеловать.
— Дай пас! Сюда! – кричит один из близнецов товарищу по команде. Я отвлекаюсь от своих размышлений и поворачиваюсь в ту сторону, где в ста метрах от нас ребята играют в футбол. Техен и Чимин в одной команде, но я не могу их различить, потому что они одеты в одинаковые синие футболки и защитного цвета бриджи с карманами.
Зато Лалиса явно понимает, кто из них кто, потому что громко кричит:
— Молодец, Чимин! Давай! – и начинает улюлюкать, когда один из братьев в синей футболке забивает гол.
Вслед за Розэ, которая чуть поодаль болтает с Таем, я тоже одобрительно кричу близнецам. Сложно не заметить, как сестра Лалисы увлечена моим телохранителем: она раскраснелась, а когда тот аккуратно берет ее за руку, чтобы отвести в сторону от проносящейся мимо своры подростков, она заметно волнуется.
Во взгляде Тая в этот момент я замечаю непривычную нежность. Ничего себе, похоже, он отвечает ей взаимностью!
— По-моему, твоя сестра и мой телохранитель серьезно увлечены друг другом, – говорю я Лисе, надеясь сплетнями отвлечь ее от мрачных мыслей.
Это до определенной степени работает. Она смотрит на них с грустной улыбкой и произносит:
— Возможно.
— Жаль, что у них ничего не выйдет.
— Почему?
— Тай не будет встречаться с девушкой, которая работает на Джина, – поясняю я. – Потому что будет очень неловко, если они расстанутся.
— Рози работает не на Джина, а на его брата.
— Это почти одно и то же.
— А может, они не расстанутся, влюбятся, поженятся, нарожают десяток детишек и счастливо состарятся вместе.
Она говорит каким-то поникшим голосом, и я с тревогой спрашиваю:
— Ты в порядке?
Она вздыхает:
— Да. У тебя хот-дог остынет.
Я откусываю кусочек, а Лиса снова погружается в игру. Я же продолжаю следить за ней. Мне не нравится, что она такая тихая. Лучше бы она иронизировала надо мной, как обычно.
— Что случилось? – снова спрашиваю я.
— Ничего.
— Это из-за того, что я сказал про УУ?
От упоминания его имени она вздрагивает.
— Нет. Я же приняла твои извинения, – резко отвечает она. – Даже написала тебе, какой ты взрослый и сознательный.
— Мы оба знаем, что ты пишешь только то, что тебе велит Дженни. – Я внимательно вглядываюсь в ее равнодушное лицо. – А на самом деле ты меня простила?
— Да, простила. И, бога ради, мы можем больше не обсуждать УУ?
Я недоуменно хмурюсь:
— Почему?
Но она не успевает ничего сказать, потому что к нам застенчиво подходят две девочки – одна с косичками, другая с очень милой короткой стрижкой. На вид им лет одиннадцать-двенадцать, и они прямо-таки трясутся от волнения. Одна из них достает телефон.
— Привет. Извините… Чонгук… а можно… можно с вами сфотографироваться? – заикаясь, бормочет та, что с косичками.
Я проглатываю смешок:
— Без проблем.
Они обе заливаются краской и молча смотрят на меня некоторое время.
Наконец Вонн прерывает неловкую паузу.
— Я сфотографирую, – говорит она, хватая телефон.
Я почти на полметра выше девчонок, так что сажусь на корточки и жду, что они сейчас на мне повиснут, но они просто испуганно стоят по бокам. Кажется, впервые в жизни я жестом приглашаю поклонниц подойти ближе:
— Идите сюда, а то мы в кадр не поместимся.
Они подходят ближе, я приобнимаю их за плечи, и у обеих такой вид, как будто они сейчас упадут в обморок.
Как только Лалиса делает фотографию, девочки со всех ног убегают, словно олимпийские спринтеры. Через несколько секунд вокруг них собираются еще несколько ребятишек, все громко перешептываются и периодически взвизгивают, глядя на экран.
Но больше никто ко мне не подходит. Похоже, только у этих двоих хватило духу.
Как-то… странно.
— Они такие милые, – Вонн впервые за вечер искренне улыбается.
— Ага, – соглашаюсь я.
Она удивленно смотрит на меня:
— И ты инициировал физический контакт.
Я киваю.
— Почему?
Я на мгновение задумываюсь, потом пожимаю плечами:
— Они сами не пытались ко мне прикоснуться. Для них это было как подарок, а не как нечто само собой разумеющееся. Кроме того, иногда физический контакт – это приятно.
Я беру ее за руку, и она замирает.
Внутри меня зарождается недовольство. Я едва не говорю, что именно за это ей и платят, – но, черт побери, я не хочу, чтобы она держала меня за руку из-за денег! Мне нужно, чтобы она сделала это добровольно.
Поэтому решаю немного подождать.
И вот… она сплетает свои пальцы с моими, и что-то внутри меня оттаивает.
— Давай немного прогуляемся, – предлагаю я.
Мы бросаем тарелки в ближайшую урну и бредем по песку. Я украдкой ее разглядываю, пока мы идем. Сегодня на ней босоножки, а не потрепанные кеды. Обтягивающие синие джинсы подчеркивают фигуру. Полосатая майка сползла с одного плеча, обнажая гладкую загорелую кожу. Я понимаю, почему Джин и пиар-команда сочли Лису идеальным воплощением «обычной» девушки. В ней есть что-то неповторимо милое и трогательное.
______
Мы идем молча, стараясь не отходить далеко от места проведения вечеринки. Я оглядываюсь и вижу, что Тай следит за нами, как орел из поднебесья, но в то же время сосредоточенно слушает Розэ.
Мы останавливаемся у кромки воды и смотрим вдаль, где небо сливается с океаном.
— Ты очень понравилась моей матери, – почему-то вдруг говорю я.
— Она мне тоже. Потрясающая женщина.
Я удивлен услышать такое. Но потом мне становится стыдно за такое недоверие – моя мать все-таки не какая-нибудь сварливая ведьма. Почти все мои воспоминания о ней полны радости. Но несколько лет назад все закончилось. Одновременно с тем, как она перестала мне звонить.
— Она очень тобой гордится, – добавляет Лалиса.
Я неловко переступаю с ноги на ногу.
— Что-то сомневаюсь.
— Нет, правда. Она только и говорила, что о твоих достижениях. И еще показала мне тонну твоих фотографий на телефоне.
Я прищуриваюсь:
— Например?
Лалиса улыбается:
— Ничего особенно постыдного. Если, конечно, не считать тех, на которых ты оделся Железным человеком на Хэллоуин.
— У меня был супергеройский период, – оправдываюсь я. – И вообще на них мне восемь лет! – Тут я морщу лоб в раздумьях: – А у нее в телефоне есть эти фотографии?
— По-моему, у нее там вообще нет ничего другого. Там есть даже твои совсем младенческие снимки. Я же сказала, она тобой очень гордится и… – Лиса умолкает.
— Что? – осторожно спрашиваю я.
— По-моему, она думает, что ты ее ненавидишь.
Я не верю своим ушам.
— Да не может такого быть.
Лалиса пожимает плечами:
— Мне так показалось.
Ясное дело. Моя мать – великолепная актриса. Скорее всего, она просто хотела выставить меня в плохом свете, чтобы самой выглядеть лучше.
Я грустно отвечаю:
— Она мне звонила после того, как вы встретились. А до этого от нее месяц не было ни слуху ни духу. А перед этим – полгода. Если уж тут кто-то и делает что-то не так, это точно не я.
— А ты сам часто ей звонишь?
В точку. Я отвечаю сквозь зубы:
— Я не звоню, потому что знаю, что ей плевать.
Вонн осуждающе качает головой:
— Ну конечно, Чонгук, утешай себя этим.
Я начинаю злиться:
— Ты недостаточно знаешь, чтобы судить: ели ты провела с ней два часа, это еще не делает тебя специалистом по чувствам Катрины Чон.
— Как скажешь. Считай, что я вообще ничего не говорила, – обиженно отвечает она.
Отлично, теперь у нас обоих плохое настроение.
Я делаю глубокий вдох и новый заход:
— Почему ты сегодня такая мрачная?
Я не ожидаю ответа, поэтому ее молчание меня не удивляет, но беспокоит и пробуждает к жизни внутреннего провокатора:
— Неужели вы поссорились? – Лалиса морщится. – Я попал в точку?
Она поджимает губы.
— Наверное, знатно поругались, да? Дай угадаю, он…
— Меня бросил, – резко отвечает она.
— Что?
— Он меня бросил, – с вызовом повторяет Лалиса. – Ты ведь это хотел услышать? Что мой парень больше не хочет иметь со мной дела? Ну так он это сделал, в тот вечер, когда ты приехал без предупреждения.
Очень трудно подавить радостную улыбку, которая так и стремится вырваться наружу.
— Вот дерьмо. Сочувствую.
— Не притворяйся, – произносит Лиса. – Ты с самого начала говорил о нем гадости, считая его пафосным кретином.
Ну да. Тем не менее я отвечаю:
— Ты же знаешь, я просто шучу.
— Но теперь-то ты можешь говорить о нем что хочешь. Все кончено. И давай больше не будем это обсуждать, хорошо?
Она чуть не плачет, и я чувствую себя полнейшим мерзавцем, потому что подтрунивал над ней. Нужно ее как-то развеселить, отвлечь, пока она не бросилась в океан и не утопилась или что-нибудь такое. К счастью, я знаю безотказный способ: нужно включить «обаяние Чон Чонгука». Это гибрид наглеца и трикстера, перед которым невозможно устоять.
— Значит ли это, что теперь ты перестанешь страдать и наконец начнешь получать удовольствие от пикника? – дружелюбно спрашиваю я.
— Я не страдаю! – возмущенно смотрит на меня Лалиса
— Страдаешь, и еще как, – ухмыляюсь я. – Честно говоря, это выглядит крайне непривлекательно.
На ее лице поневоле появляется улыбка.
— А знаешь, что еще выглядит крайне непривлекательно? Ты, когда весь вечер набиваешь брюхо хот-догами! Как ты умудряешься не разжиреть при таком аппетите?
Операция «Отвлечь Лису», похоже, проходит успешно.
— Много занимаюсь спортом. – Я напрягаю мышцы. – А ты думала, откуда взялись эти мускулы?!
— Опять про свои мускулы? Да ты просто зациклился на себе!
— А почему бы и нет? Я красавчик!
Она фыркает.
— Вот ты смеешься, но я-то знаю, что на самом деле ты тоже так думаешь. Ну давай, скажи: «Чон, ты красавчик».
— Ни за что, – твердо возражает Лиса.
— Я думаю, тебе все-таки стоит это сделать…
— А то что? Ну что ты со мной сделаешь, Чон? Будешь дергать за косички?
— Нет, я сделаю вот так!
И не успевает она моргнуть, как я взваливаю ее себе на плечо.
Воздух оглашает громкий визг:
— Немедленно поставь меня на землю, Чон Чонгук!
— Может, потом. – Я фиксирую ее захватом у себя на плечах и бегу к воде. – Кажется, тебе надо слегка остыть, – продолжаю я, пока Лиса колотит меня по спине маленькими кулачками. – В общем-то, я сам виноват. Многие девушки становятся слишком разгоряченными, столкнувшись с моей непревзойденной мужественностью.
— Даже не думай! – ругается Лиса, хотя на самом деле слышно, что она смеется. Я продолжаю бежать, и она бьет меня по плечам.
— Сейчас февраль! – вопит она. – Честное слово, если ты бросишь меня в эту ледяную воду, я тебя убью!
Тут ей удается дотянуться и ударить меня четко в живот, отчего я на мгновение останавливаюсь. Этого ей достаточно, чтобы вырваться из моей хватки и встать на ноги.
Она немедленно бросается прочь, подальше от берега.
— Вернись, Лис! – хохоча, кричу я.
— Ни за что!
Мне удается схватить ее за футболку, но не успеваю я подтянуть ее к себе, как она обо что-то спотыкается и мы оба кубарем летим на песок и с гулким стуком приземляемся: Лиса на спину, а я сверху на нее.
Мы хохочем и одновременно пытаемся отдышаться. Я приподнимаюсь на локте, внимательно смотрю на нее сверху вниз, и веселье почти сразу пропадает, уступая место чему-то более серьезному, какому-то напряжению.
Ее щеки розовеют.
Мое дыхание учащается.
Она слегка размыкает губы.
Я чуть наклоняю голову.
Мне никогда так сильно не хотелось кого-то поцеловать…
Вдруг нам в лица летит песок, и мы тут же отодвигаемся друг от друга. Я недоуменно оглядываюсь и вижу неподалеку футбольный мяч. Чертовски вовремя.
— Эй! Киньте мяч! – кричит кто-то из игроков.
Я поднимаюсь, подхожу и пинаю мяч обратно толпе игроков. А затем поворачиваюсь к Лалисе и протягиваю руку.
Через секунду она дает мне свою, позволяя притянуть себя ближе.
— Пойдем назад, – не глядя на меня, говорит она.
— Ага. – Мой голос звучит чуть более хрипло, чем обычно.
Мы возвращаемся и видим, что образовался музыкальный кружок. Темноволосая женщина играет на гитаре, а вокруг нее собралась группка школьников и их родителей. Сейчас она поет песню Кэти Перри. Некоторые подпевают, но большинство просто слушает.
— Это учительница музыки Техена и Чимина– шепотом говорит Лиса. – Миссис Гринспун. Она даже заставила школьный оркестр разучить эту песню!
Я пытаюсь представить себе, как можно сыграть это на флейтах и кларнетах, и подхожу чуть ближе. Миссис Гринспун неплохо играет, и хотя временами фальшивит, явно наслаждается собственным исполнением.
Мы с Лалисой садимся в ближайший шезлонг и слушаем. Я в задумчивости поглаживаю ее волосы, но замечаю это, только когда она поворачивается и пристально смотрит на меня.
— Извини, – бормочу я.
— Ничего. Я не против. Это… мило, – ворчливо произносит она, но в ее голосе одновременно слышатся и растерянность, и капелька грусти.
В какой-то момент песня заканчивается. Миссис Гринспун ставит гитару на стул и начинает беседовать с кем-то из родителей. Все остальные просто разбредаются в разные стороны, и никто на меня даже не смотрит. Все видели, что я тут сижу… и никто даже не попросил меня что-нибудь сыграть.
В кои-то веки я чувствую себя обычным человеком. Так приятно находиться в окружении людей, которым от меня ничего не нужно.
— Мы можем уйти, когда игра закончится. – Лиса машет в сторону поля.
— Я не тороплюсь. – Мой взгляд падает на оставленную гитару. – Как думаешь, они не обидятся, если я немного поиграю?
Лиса смотрит на стул, а потом на опустевшую лужайку. Почти все ушли смотреть игру.
— Никто даже не заметит.
Кажется, мне впервые в жизни говорят что-то подобное.
С чувством странного возбуждения я беру гитару и сажусь обратно в шезлонг. Вонн по-турецки устраивается в другом, напротив меня. Я беру несколько случайных аккордов, она наблюдает.
— Какие-нибудь пожелания? – шутливо говорю я.
Но она вполне серьезно раздумывает.
— А ты знаешь что-нибудь из The Lumineers?
Я удивленно поднимаю брови:
— Серьезно? Ты не хочешь услышать ни одной моей песни?
Не могу поверить, что она просит меня спеть что-то чужое!
— Я думала, тебе надоели твои песни, – ухмыляется она.
— Тоже правда, – я с трудом пытаюсь вспомнить аккорды к самой известной песне этой инди-фолк группы.
Вступление у меня толком не выходит, но как только я начинаю петь, аккорды вспоминаются сами собой. Лалиса в полном восторге, она не отрывает от меня взгляда. Я немного меняю мелодию припева – нужно же привнести в эту песню хоть что-то свое! – и она радостно улыбается. Моя версия песни быстрее и несколько ближе к року, чем оригинал, и это звучит просто потрясающе. Честно говоря, я и сам в восторге.
Наконец я заканчиваю, и вдруг раздается шквал аплодисментов. Я чуть не падаю с шезлонга – так увлекся, что даже не заметил, что здесь есть еще кто-то, кроме Лисы.. Кто-то начинает фотографировать… чувство «нормальности» пропадает. Вот она, моя «нормальная» жизнь: не могу даже спеть песню своей девушке, чтобы кто-нибудь это не зафиксировал.
Но Лис все еще пристально смотрит на меня, и в ее глазах снова какая-то растерянность. Я хочу спросить ее, что не так, но тут ко мне начинают подходить люди и благодарить за песню. Несколько человек просят меня выступить, но я вежливо отказываюсь, беру Лис за руку, и мы уходим прочь от толпы.
Матч уже закончился, и к нам подбегают потные и растрепанные близнецы. Мы вместе подходим к Розэ и Таю и принимаем единодушное решение пойти домой.
— Было очень здорово, – тихо шепчет Лиса мне на ухо, пока мы идем по песку.
— Спасибо.
Когда подходим к лестнице, которая ведет на парковку, Лиса  останавливается, пропуская всех вперед.
— Что такое? – спрашиваю я.
— Часто ты открываешь рот, чтобы сказать какую-нибудь гадость, и мне хочется тебе врезать, – говорит она с грустной улыбкой. – Но когда ты поешь… очень сложно плохо к тебе относиться.
Я обдумываю ее слова, пока мы идем к парковке. Младшие садятся на заднее сиденье «ниссана» Розэ, а сама она – за руль. Лиса собирается сесть вперед, но я ловлю ее за руку:
— Подожди минутку. Дай мне свой телефон.
Она непонимающе хмурится:
— Вот, держи. Но зачем тебе?
Я молча беру из ее руки телефон и открываю список контактов. Вбиваю туда десять цифр и возвращаю телефон ей.
— Это мой номер, – хрипло говорю я. – Звони, если захочешь поболтать, ладно?
Лиса стоит в оцепенении.
Пока она не успела ни о чем меня спросить, я наклоняюсь, целую ее в щеку и иду к машине.
Мы с Таем садимся, и он, заводя мотор, бросает на меня беглый взгляд.
— Здорово было, да? – говорит он.
— Потрясающе, – отвечаю я.
И ни капли не преувеличиваю.
______
Утром в интернете появляется короткая запись моего исполнения. Я просыпаюсь от звонка Джина, решившего разбудить меня, чтобы об этом сообщить. Но он не сердится, а, наоборот, доволен.
— У видео уже больше миллиона просмотров! – каркает он мне в ухо. – А комментарии! Иди почитай комментарии. Я только что прислал тебе ссылку.
Я сонно сажусь в кровати и включаю громкую связь, а потом открываю ссылку на видео в «Инстаграме», но не смотрю его, а сразу начинаю читать комментарии.
ОМГ! Так здорово!
Он вернулся, сучки! А я говорила, что он не исписался!
ТАК ЗДОРОВО СНОВА СЛЫШАТЬ ЧОНГУКА.
Это там его девушка? Лалиса Ох. Вот бы на меня кто-нибудь когда-нибудь так посмотрел, как он на нее смотрит.
*мурашкиМУРАШКИ
ОМГ. У меня по спине мурашки побежали.
Я невольно улыбаюсь. «Мурашки» – самое любимое слово в музыкальном мире. Я бросаю читать, потому что там больше пяти тысяч комментариев, и если захочу прочитать их все, то буду заниматься этим до самой смерти и еще половину загробной жизни.
— Твои фанаты по тебе соскучились, – заявляет Джин. – Это очевидное подтверждение. Тебе нужен новый альбом, Чон.
— Я стараюсь.
Как обычно, хорошее настроение быстро пропадает. Вот ему обязательно постоянно напоминать мне, как все плохо?
— Старайся лучше!
Я сжимаю зубы.
— Ты сегодня едешь на студию?
— Да. Выезжаю через час. – Я обдумываю следующую фразу. – Хотел попросить Лису тоже поехать.
— Хорошая идея. Вчера вы были вместе, и кончилось тем, что ты записал хит. Может, она твоя муза.
— Ну, я же просто спел кавер, – бурчу я.
— Это неважно, – возражает он. – Ты немного изменил песню, и теперь она частично твоя. Но главное, ты спел ее с душой. Люди всегда реагируют на всю эту фигню с эмоциями.
— Эмоции – фигня? – смеюсь я. – Сочувствую твоей жене, чувак!
Он не реагирует на насмешку.
— Езжай и запиши что-нибудь   стоящее. Я тебе потом позвоню и… Стоп, у меня входящий. Повиси на линии.