Поддельная девушка звезды

31

ОНА
КЭТ ЧОН В ЗВЕЗДНОМ СОСТАВЕ ВАЙЗЕНБЕРГА!

Еще одна известная актриса присоединилась к составу оскароносного режиссера Мика Вайзенберга в его новом триллере, сьемки которого начнутся этим летом. Катрина Чон, звезда романтических комедий «Мистер Прямо Сейчас» и «Романтик, полный надежд», подтвердила свое участие в новом остросюжетном триллере. Для съемок этого весьма ожидаемого фильма мисс Чон, похоже, отправит в утиль свои комедийные навыки и вспомнит былой опыт королевы фильмов ужасов («Мачете 2», «Глухая ночь 1–3»).
Также в фильме, название которого пока не упоминается, сыграют Джули Дрейк, лауреат «Оскара» Фредди Херрера и многообещающая актриса Натали Гейл.
— Твоя мама носит спортивные костюмы с вышивкой? Серьезно? – спрашиваю я, глядя на Катрину Чон, которая с опаской заходит в наш дворик.
Она не одна – с ней двое мускулистых парней, предположительно телохранителей, и ассистентка, одетая во все черное, с двумя телефонами, большой сумкой под мышкой и огромной белой коробкой. На Катрине закрытый спортивный костюм малахитового оттенка, украшенный цветами, – одна из тех вещей, о которых, когда видишь в витринах магазинов, думаешь, как это вообще может хоть кому-то нравиться. Ну вот, маме Чона, похоже нравится.
— С ней никогда не угадаешь, – бормочет он.
______
Очевидно, Чонгук до сих пор не в восторге от того, что она здесь – как будто ее приезд означает конец веселью. Меня даже немного изумляет то, с каким непритворным удовольствием в эти несколько месяцев он проводит время, просто общаясь со мной и моей семьей.
Когда он не в студии, то всегда приходит к нам. Да и близнецы не нарадуются. Им, видимо, не хватает папы сильнее, чем я думала, и Чон для них как старший брат, о котором они всегда мечтали. Помогает и то, что они любят одни и те же вещи. Хотя, как мне кажется, мальчишки все равно ходили бы за ним, как утята, даже если бы у них не было общих увлечений.
Чонгук в душе еще ребенок, и я подозреваю, что у него было не так уж много времени для игр. О да, тысячи людей хотят быть с ним, но он всегда начеку. И это, наверное, очень выматывает.
— Надеюсь, Тай принесет еще еды. Того, что я купила, не хватит на всех, – ворчит Рози.
— Мама не ест мяса, – успокаивает ее Чон.– Сгодится все, что у вас есть.
— Ты не хочешь с ней поздороваться? – спрашиваю я.
— Ну это же ты ее пригласила.
Да, все еще обижен. Я хватаю его за руку и тащу к Катрине. Я все чаще делаю это в последнее время – беру его за руку. И это… правильно, что ли.
УУ никогда не одобрял публичного проявления симпатии. Говорил, что держаться за руки на людях – это показуха. Мол, настоящим парам не нужно хвастаться своими отношениями. Конечно же, я соглашалась, потому что не хотела с ним ссориться. Мне нужен был он, и я могла пожертвовать «держанием» за руки.
Но, боже мой, какая же приятная дрожь бежит по телу, когда ладонь Чона тут же смыкается вокруг моей. Он держит меня так крепко, словно не хочет отпускать никогда.
Он ведет себя так же, когда мы обнимаемся и когда… занимаемся другими вещами. Одна только мысль обо всех наших шалостях заставляет мои щеки пылать. Чон не давит на меня и не требует большего, но поцелуи… и эти прикосновения… это что-то невероятное.
Я прогоняю неуместные мысли и здороваюсь с мамой Чона:
— Привет, Катрина. Здорово, что вы заглянули.
— Что ты, тебе спасибо за приглашение! – Она слегка наклоняется вперед и обнимает меня. Без каблуков она всего сантиметров на десять выше, а на каблуках – почти одного роста с Чоном.
— Я кое-что привезла на ужин. – Она жестом подзывает ассистентку, и та протягивает мне коробку. – Я снималась в «Маленьких чудесах», и моя героиня всегда приносила еду и цветы, когда ее приглашали в чей-то дом. Цветы были ее визитной карточкой. В конце фильма Сесси, падчерица, дарит ей цветы из сада матери – и в этом так много смысла. Очень красивая сцена. Ты видела?
Я мотаю головой и сразу жалею об этом, потому что вижу, как гаснет ее энтузиазм.
— Лис больше любит приключенческие фильмы, – вмешивается Чон. – Давай это мне. Лис, это Аманда, мамина ассистентка. А парни позади – Гэри и Тобиас.
Он выпускает мою руку, чтобы взять коробку и поставить на стол, где и так уже полно еды. Рози немного сорвалась в супермаркете, ей хотелось, чтобы Чону точно понравился ужин у нас дома. Но я не берусь ее судить, потому что вчера вечером и сама приготовила три разных десерта.
Я жму всем руки, даже Гэри и Тобиасу, который смотрит на мою ладонь так, словно это змеиная голова.
— Давайте я познакомлю вас с моей семьей. – Я веду Катрину к сестре. – Это моя сестра Розэ. Благодаря ей мы все вместе.
— Господи, не могу поверить, что стою перед Катриной Чон и выгляжу, как повариха в школьной столовой, – сокрушается сестра, вытирая руку о фартук и протягивая для рукопожатия. Но Катрина просто заключает Рози в объятия, невзирая на грязный фартук.
— Ты такая красивая! Почему ты работаешь за кадром вместо того, чтобы играть перед камерой? – восклицает она, отпуская ее.
Розэ краснеет и смущенно бормочет:
— Мне нравится работать в «Даймонд».
Внимание Катрины Чон может быть довольно навязчивым, но, к счастью, мне удается отвлечь ее от сестры и повести к близнецам, которые теперь играют в мяч с Большим Ди.
— Это мои братья Техен и Чимин.
— Ой, у меня аж сердце схватило. – Катрина потирает грудь рукой. – У тебя такая чудесная семья. Вот бы забрать вас всех с собой в Малибу. Навсегда.
— Вы живете на пляже? – интересуется Техен. – Потому что у нас-то его нет.
Чимин энергично кивает.
— Ну да! – отвечает Катрина. – Это общественный пляж, но от моего крыльца до воды совсем близко.
— Круто. – Техен и Чимин стукаются кулаками. – Когда переезжаем?
— Так, вы двое никуда не переезжаете, – прерываю я их. – Идите лучше внутрь и вымойте руки. У Рози уже почти все готово.
Близнецы начинают возмущаться, но они знают по опыту, что не доберутся до еды, если не послушаются. Катрина поворачивается ко мне:
— А где ваши родители?
Я бросаю на Чона неловкий взгляд, а он в ответ строит гримасу. Ну да, он-то со своими родителями не разговаривает, так откуда же Катрине знать о моем прошлом?
— Они погибли несколько лет назад. Автокатастрофа, – объясняю я.
Она ошеломленно смотрит на меня:
— Извини. Я не знала.
— Все в порядке.
На самом деле, конечно, все не в порядке. И никогда не будет в порядке. Но со временем становится проще рассказывать об этом как о факте из жизни. Мне семнадцать лет, я окончила школу имени Томаса Джефферсона, мои родители погибли, когда мне было пятнадцать.
— Мама, это что, кашемир? – вдруг спрашивает Чон.
Я с облегчением вздыхаю – наконец удалось сменить тему и мы перестаем говорить о грустном.
— Разве не восхитительно? Карло прислал сегодня. Это Гуччи.
— Мам, на дворе двадцать один градус.
— Вечерами холодно, – возражает она.
— Вы просто отлично выглядите, – говорю я ей и беру Чона за руку, на этот раз чтобы ущипнуть. Он затыкается, и я почти сразу об этом жалею.
К счастью, Рози уже зовет всех ужинать. Из кухни вынесли стол и поставили на террасе, так что всем теперь хватит места. Сестра отказывается садиться, пока не рассядутся остальные, даже телохранители и ассистентка.
Катрина устраивается между близнецами, которые по очереди смотрят на нее со смущенным обожанием, поедая кусочки стейка.
— Веди себя хорошо, – еле слышно бормочу я Чону, который садится ко мне так близко, что мы оказываемся почти что на одном стуле. Но я не стану сейчас выяснять, почему бы не сесть посвободнее, хотя вообще-то между мной и Рози довольно много места.
— Мама сводит меня с ума.
— Когда она умрет, тебе будет ее не хватать.
— Да, ты права, я знаю. Я постараюсь для тебя.
— Постарайся лучше для себя.
Следует отдать должное Чону, он старается. За ужином спрашивает Катрину, как продвигается ремонт, и они оба смеются над тем, сколько раз она уже все переделывала в доме, – хотя в этом разговоре отчетливо слышны нотки грусти, как будто они оба знают, что она пытается построить что-то новое заново в своей жизни, но ничего не получается.
— Может, стоит поставить там горку? Я видела, кто-то поставил у себя возле дома горку для детей, – говорит Катрина.
— Мы любим горки, – говорит Техен.
У нас с Розэ отвисают челюсти, ведь до сих пор наши двенадцатилетние братья предпочли бы утонуть в кислоте, чем быть замеченными на детской площадке.
— Не любите, – возражает Розэ.
— Нет, любим, – настаивает Техен. Чимин согласно кивает.
— И с каких же это пор? На прошлой неделе я предложила вам сходить в парк, а вы ответили, что это для младенцев.
— Нам нравятся горки, – упрямится Техен. – Мы просто не хотели идти в тот дерь… дурацкий парк на Пятой улице. Там воняет, будто на помойке.
— Но это лучший парк в Эль-Сегундо, – обижается Розэ.
— Значит, весь Эль-Сегундо воняет, как свалка.
— Хм, что ж, наверное, горку можно не ставить, – вмешивается Катрина, переводя взгляд с братьев на Розэ.
— Нет. Горки классные. Розэ в этом не разбирается.
— Она уже старая, – добавляет Чимин, – скоро ей нужен будет слуховой аппарат.
— Чимин , что ты такое говоришь? Мне даже двадцати трех нет! – восклицает Рози. Она смотрит на меня в надежде, что я помогу, но я слишком занята тем, что хихикаю, прикрываясь салфеткой.
Чон утыкается лицом в мою шею, изо всех сил стараясь подавить смех.
— Обожаю твою семью, – давится он.
Я тоже. Я тоже.
После ужина мы убираем со стола, и Чон еле слышно бормочет что-то о том, что лет с пяти не видел свою мать убирающей тарелки не в кадре. Но Катрина старается не меньше других. Может, какая-то из ролей и помогает ей сейчас, но в любом случае получается мило и искренне.
Большой Ди находит в гараже игру в лесенки и тащит ее во двор.
— Как вы считаете очки? – спрашивает он у Рози, крутя в руках мячик для гольфа на веревочке.
Она пожимает плечами:
— Одно очко за нижнюю трубу, два за среднюю и три за верхнюю.
Тай хмурится:
— Нет. Надо считать, сколько бол осталось на ступеньках. За каждую – одно очко.
— Что такое бола? – нервно спрашивает Катрина, стоя рядом со мной. – Я никогда в это не играла.
— Бола – это нитка с мячиком на обоих концах, – объясняю я. – Нужно, чтобы как можно больше ниток осталось на перекладинах.
— Будь ты в своем доме, мог бы установить свои правила, но ты у меня, так что будем играть по-беннеттовски! – Пейсли задирает нос.
— Узнаю этот взгляд, – говорит Чон. – Это означает «будем делать как я скажу, и никак иначе». – Он подносит ладони ко рту и говорит Таю, как суфлер: – Брось, Тай. По опыту говорю, спорить бесполезно.
Я оборачиваюсь и бью Чона кулаком в плечо.
— Ай! – притворяется тот. – Не повреди товар!
— Это твой отец сделал? – вмешивается Большой Ди, так что мне не удается еще раз врезать Чону
— Ага. Просто труба из полихлорвинила.
Простая конструкция высотой в полтора метра состоит из трех перекладин и стойки. Суть игры в том, чтобы твои болы, то есть мячики на веревках, обматывались вокруг перекладин.
— И куча клея! – добавляет Чимин и близнецы дают друг другу «пять».
Я улыбаюсь. Наконец-то они с радостью, а не с грустью вспоминают о том, как вместе с папой делали эту игру.
— Они потом целый день ходили как пьяные, – объясняю я Чону и его маме.
Тай и Рози все еще спорят о правилах, пока Большой Ди делит нас на команды. Мы решаем, что Манобаны будут играть против Чонов. Тай играет за нас, а Большой Ди и телохранители Катрины – за Чонов.
Аманда вызывается вести счет – по правилам Манобанов.
К середине игры мы явно ведем. Тай бормочет, что мы жульничаем.
— Ты в нашей команде, Тай, – замечает Розэ.
— Какая радость выиграть, если жульничаешь? – угрюмо отвечает тот.
— Давай уже, бросай этот чертов мячик, – кричит Чон. – Ты всех задерживаешь. Сейчас выпишем тебе штрафные очки.
— Мы из-за тебя проиграем, – говорит Рози вырывает болу из его рук, бросает – и нитка полностью оборачивается вокруг перекладины. Идеально.
Наша бола сбивает один из мячиков Чона, и это значит, что мы снова выиграли. Близнецы пробегают и дают всем пять, а мы с Розэ хлопаем друг друга по рукам. В детстве мы постоянно играли с родителями в эту игру, так что Чонам никогда нас не победить. И неважно, как считать очки.
* * *
— Давай, ма, у тебя получится, – говорит Чон  Катрина шагает вперед, держа в руках болу.
Он стоит у нее за спиной и не видит, как напрягается ее лицо и как она закрывает глаза от волнения. Она зажмуривается, словно пытаясь запомнить это мгновение. Момент гармонии и единения с сыном.
— Давайте, Катрина! – подбадриваю я.
— Она в другой команде! – одергивает меня Розэ. – Вы с Таем словно нарочно стараетесь, чтобы мы проиграли.
Я только улыбаюсь. Слишком счастлива, чтобы переживать за результат игры, потому что, как бы банально это ни звучало, сам этот день – уже победа.
После победы над Чонами три раза подряд близнецы тащат телохранителей Катрины в дом – показать всякие штуки для компьютерных игр. Рози и Тай спорят, убирая игру. Большой Ди шагает за ними, и Аманда куда-то ушла, оставив меня, Чона и Катрину на лужайке.
Мы с Катриной садимся в садовые кресла, Чон опускается прямо на траву и прислоняется к моей ноге.
— Как вообще дела? – спрашивает Катрина. Дружеская атмосфера игры немного улетучилась, и снова видно, что глубинного напряжения между сыном и матерью не стереть одной лишь игрой в лесенки.
— Хорошо, – отвечает Чон. Он наклоняет голову ближе к моей ноге, и его мягкие волосы щекочут мне кожу. Я протягиваю руку и немного приглаживаю их, чтоб не лезли ему в глаза. – А у тебя?
Она пожимает плечами:
— Ну, ты же знаешь. Я уже старая, так что мне достаются одни объедки, но есть пара интересных проектов.
— Жаль, – говорю я.
— А что за проекты? – Чону явно интересно.
— Парочка мелких второстепенных ролей в новых фильмах. Кроме того, взяла роль в новом триллере Вайзенберга. Остальное – в основном мелодрамы, буду играть возрастных героинь. – Она смущенно разглядывает свои руки. – Я безнадежна, дорогой, ты сам знаешь.
— Они должны сказать спасибо, что ты с ними сотрудничаешь, – резко отвечает Чон. Оба смотрят вниз, боясь взглянуть друг на друга.
— О, не стоит. Но хватит обо мне. Над чем ты сам сейчас работаешь?
Чон молча рисует пальцем круги на каменной брусчатке. Заметив, что Катрина расстроена его молчанием, я выпаливаю:
— Он пишет новую музыку.
— Правда? Это так здорово!
Чон откашливается:
— Да, работаю над новым звучанием, но не знаю пока, что из этого получится. Может, будет уныло.
— Не будет. Это очень круто. У меня, например, мурашки по коже, – заявляю я.
Он поворачивает голову и смотрит на меня:
— Ты раньше так не говорила.
— Череп побольше тебе точно не нужен. Твое эго скоро захватит всю страну отсюда до южного побережья. – Я слегка сжимаю его плечо, давая понять, что это шутка, и обращаюсь к Катрине: – Музыка, которую он сейчас делает, великолепна. В ней очень много самого Чонгука и мало всего остального.
— Это действительно звучит прекрасно. Хотя мне просто не верится, что Чон позволяет тебе слушать то, что пишет, прямо в процессе. Он раньше никому не позволял. А что Джин думает?
— Я еще ему не показывал, – признается Чон и трется щекой о мою ладонь.
От глаз Катрины, так похожих на его собственные, не укроется ничего.
— В любом случае, думаю, получится замечательно.
— Вы с папой были против того, чтобы я подписывал контракт, – тихо говорит Чон.
— Ох, милый. Папа просто беспокоился, что тобой будут пользоваться все подряд, учитывая твой юный возраст. Ведь так много людей, которые ищут в тебе лишь выгоду.
— Ты прекрасно знаешь, что папа был против не поэтому. – В его голосе звучит горечь.
Она кусает губу:
— Мы лишь хотели сделать лучше для тебя.
— Да ну? Вы оба перестали со мной разговаривать после этого! – Теперь он поднимает взгляд на Катрину, и я вижу в нем обвинение.
— Ты решил выйти из-под опеки! – кричит она. – Что нам оставалось думать? Только то, что ты больше не считаешь нас родителями!
— Нет, я просто хотел сам принимать решения относительно своей жизни и карьеры.
Сперва Катрина открывает рот, чтобы возразить, но желание воссоединиться с сыном берет верх над попыткой доказать свою правоту, и она замолкает.
— Значит, мы все сделали неправильно. Думаю, никто из нас до конца не понимал, что случилось, когда наш маленький мальчик вдруг стал Чон Чонгуком – мужчиной, который в шестнадцать лет уже способен сам решать свою судьбу, несмотря на юный возраст. Мы очень любим тебя. Мне тебя не хватает, Чон. Мы не могли бы видеться чаще? Ну, хоть немного?
Ее просьба так трогательна, что у меня все внутри сжимается. Я бы все отдала за еще один день с мамой и папой. Чон поворачивается и смотрит на меня, и я знаю, что он видит мою зависть и печаль. Он протягивает руку и сжимает мою ладонь, и такое чувство, что отвечает он не Катрине:
— Хорошо. Я понимаю, что это для тебя важно.