Его любимое Чудо.

Часть 27

 Зайдя в квартиру, первое, на что обратил внимание Попов — отсутствие вещей мальчишки. Он был тут. И забрал их. Мужчина был готов скулить от отчаяния и ненависти к самому себе. Всё, что осталось от Чуда в его квартире — коробочка коктейля в холодильнике. Арсению казалось, что он чувствовал каждый удар сердца, которые оно, кстати, пропускало. Время — ближе к пяти утра. Ложиться спать бессмысленно, а бодрствовать — значит заниматься самокопанием и терзать себя ещё больше. Работа спасала всегда. Если он поедет прямо сейчас — к шести будет на месте. А какие клиенты приходят на приём в шесть утра? Самый ранний обычно приходит в десять. Время есть. Желания спать нет. Машина есть. Сил на что-то серьёзное нет. Адрес Антона есть. Вопрос «а откроет ли он мне вообще?» возник лишь тогда, когда мужчина уже поднимался по лестнице в знакомом подъезде, невольно сравнивая себя с обшарпанными стенами. Такой же мерзкий. Попов осторожно нажал на звонок. Резкий звук по ту сторону двери разрушил тишину. Естественно, больше ничего не произошло. «Даже если бы спал – услышал». Арсений нажал ещё раз, чувствуя, как с каждой секундой надежда увидеть сейчас подростка куда-то пропадает. Третий, последний. Не впустит. Попов фыркнул, еле сдержавшись, чтобы не пнуть дверь. Вместо этого мужчина лишь устало вздохнул и, достав из кармана пальто взятую из дома коробочку «Чуда», поставил её у двери.

***

Антон не спал всю ночь. Проведя всё время у открытого окна, Шастун обдумывал, что будет делать дальше. Денег нет. Приедут родители — и дома не будет. Любимого человека нет. И парень не знал, что из этого хуже всего. Трель звонка заставила подростка вздрогнуть. Я знал, что ты придёшь. Зря. Ещё звонок. У Антона даже на долю секунды промелькнула мысль открыть и впустить психолога, а он точно знал, что это он за дверью, но парень всё-таки предпочёл остаться на подоконнике. Звонок. И тишина. Всего три? Серьёзно? А ты не очень-то настойчив. Вопрос «где достать деньги?» всё ещё маячил на горизонте. Кушать на что-то надо. В школу ходить он точно не собирается. Можно, конечно, найти подработку, но больше десяти тысяч в месяц школьнику никто платить не будет, да и этого хватит только на еду и сигареты. А ему ещё на жильё и билет до бабушки откладывать. И на что-то до первой зарплаты жить. Парень вздрогнул от мысли, пришедшей в голову. Нет, Антон, ты не будешь этого делать! Бля, буду. Шастун не знал, стоит ли даже начинать. Сама идея казалась такой отвратительной, что даже начинать её реализацию не хотелось. Но выживать-то надо, в конце концов! Парень боялся. И это вводило в азарт. Первым делом подросток решил обследовать кухню. Скорее всего там. Парень без особого труда дотянулся до верхней полки, вспоминая всё, что мог услышать в разговорах родителей. От одного воспоминания об этих людях захотелось блевать. Гречка, пшеница, рис... У него аллергия на последнее. А упаковка всегда была в их квартире. Значит, точно. Подростка передёрнуло, когда он дрожащей рукой взял картонную коробку. Рис. Ага, конечно. Парень фыркнул, начиная высыпать крупу прямо до тех пор пока коробка не стала слишком уж лёгкой. Антон, сглотнув, посмотрел во внутрь. На дне лежало несколько стеклянных пузырьков с таблетками. Экстази. Сбагрить какому-нибудь подростку — пять штук за пузырёк. Антон знал, к кому обращаться и что делать, и это его пугало. Позвонить по первому номеру в телефонной книжке, лежащей под подушкой в спальне родителей, попросить найти клиентов, отдать проценты. Отец нечасто торговал наркотиками, но, когда с бизнесом было слишком туго, приходилось. Парень заходил в родительскую спальню с особой неохотой и даже каким-то страхом. Тут он не был очень давно. Да и вообще она была заперта, так что подростку ещё пришлось повозиться, откапывая ключ где-то в недрах квартиры. Антон, открывая дверь, даже зажмурился, будто боялся увидеть что-то, что напугает его до смерти, или вообще сразу убьёт. Он снова чувствовал себя маленьким беззащитным мальчиком, ищущим поддержки бабушки. Только бабушки рядом нет. Шастун открыл сначала один глаз, потом второй. Тут ничего особо не изменилось. Такие же мерзкие ярко-жёлтые, ободранные в некоторых местах из-за припадков отца стены, огромная кровать со смятыми шёлковыми простынями, старый шкаф, где даже запеклись капли крови (это они так ругались иногда, ну, родители), и общие семейные фотографии. Ну, как «семейные». Антона не было ни на одной. Лишь отец и мать, иногда с друзьями. Парень осторожно поднял подушку двумя пальцами, будто боялся испачкаться чем-то очень отвратительным. Телефонная книга. А они не изменяли привычкам. Антон хотел побыстрее выйти из комнаты, но в последний момент остановился. Парня накрыла какая-то волна злости и ярости, пожирающая изнутри. Подросток даже заметить не успел, как его рука сама схватила самую большую рамку с фотографией и кинула в шкаф. Та разлетелась вдребезги с характерным пронзающим тишину звуком, отрезвляя парня. Шастун договорился о встрече в двенадцать дня у ближайшей станции метро. Павел (а именно так звали мужчину, ради которого вновь пришлось научиться пользоваться домашним телефоном) вошёл в положение парня, максимально быстро нашёл клиента, попросил всего двадцать процентов, посоветовал получше исследовать квартиру, так как был уверен, что у отца подростка что-нибудь ещё завалялось и даже (!) подкинул несколько номеров, где можно найти работу. Чудо, а не человек. И чего мне раньше этот дохляк не нравился? Антон даже не знал, стоит ли радоваться тому, что так сложились обстоятельства. Такой же низкий, как и отец. Что бы сказал Арсений? К чёрту Арсения. Почему я вообще опять думаю о нём? Мысль о том, что наконец-то он оправданно похож в своей чёрной толстовке с капюшоном на наркодиллера, одновременно смущала и заставляла улыбаться. Правда, в этот раз под толстовку пришлось натянуть две футболки, так как погода не радовала, да и вообще благоразумнее было бы просто надеть куртку, но... Надо же всё-таки придерживаться образа! Антон положил баночку в карман, ведь так делают диллеры в фильмах, да? Когда подросток закрывал дверь квартиры, его взгляд зацепился за красную коробочку, аккуратно стоящую на полу. Чудо. Комок подступил к горлу, заставив парня то ли испуганно, то ли разочарованно выдохнуть. Стало стыдно. Шастун дрожащей рукой поднял коктейль и сунул его в другой карман. Так и пошёл. В одном — наркотики. В другом — «Чудо». Холодный воздух и порывы ветра заставляли ёжиться и чуть ли не полностью закрывать лицо капюшоном. Дойти бы. У станции было безлюдно. Единственные, кого увидел парень пока подходил — бабушка и дедушка, идущие под руку, чтобы поддержать друг друга. Наконец, Антон подошёл к нужному месту и огляделся. Он ожидал увидеть какого-нибудь здорового амбала, высокомерного богатенького подростка или уставшую от жизни женщину. Но пока парень видел только маленькую худенькую девочку не больше десяти лет в тоненьком пальто, дрожащую, когда порывы ветра были слишком уж сильными. Шастун уже хотел было закурить и проклясть судя по всему опаздывающего клиента, как девчонка осторожно подошла к нему. Чтобы заговорить, ей пришлось полностью задрать голову, и парень мог рассмотреть её огромные голубые глаза, красные щёки и носик. — Вы от Павла? — девочка говорила тихо, и из-за ветра её почти не было слышно. Шастун сдавленно кивнул, не понимая, откуда ребёнок вообще знает его имя. — Тогда это вам. Девочка протянула парню ладонь с зажатой в ней купюрой. — Ч-что, прости? — Шастун не совсем верил в реальность происходящего. Наверное, ждала человека не от того Павла и ошиблась. Точно. — Вы должны дать таблетки, братик сказал, что лекарство, — девочка пожала плечами и даже встала на цыпочки, чтобы её было хоть чуть-чуть слышнее. — Вот деньги. Антон почувствовал, как внутри что-то сжалось в комок. Какого хрена тут вообще происходит? — Братик... а он часто посылает тебя за лекарством? — как бы «между прочим» поинтересовался парень, беря деньги. — Не, не часто, — девочка не убирала руки, ожидая, когда «дядя туда положит лекарство». — Он обычно сам ходит, но вчера он пришёл домой очень поздно и поэтому хочет спать. И ещё у него голова болит. — Для подтверждения своих слов она закивала. — А твои родители? — Мы живём вдвоём с братиком, — девочка как-то нахмурилась, будто почувствовала подвох. — Но он очень хороший. Иногда он даже покупает мне конфеты... А его друзья, которые приходят, очень весёлые, правда-правда! Дяденька, а можете уже дать лекарство? Я замёрзла... Не отдавать. Спасти ребёнка. Возможно, позвонить в полицию. Сейчас всё говорило поступить именно так и прекратить уже быть ненужной биомассой. Но... — Конечно, держи. Антон, мать твою, что ты творишь? Парень дрожащей рукой протянул ребёнку пузырёк, который она тут же затолкала в карман своего уже явно старого и грязного жёлтого пальто. — Спасибо, — девочка кивнула и готова было убежать, но парень осторожно остановил её, притянув к себе за плечо. — И это тоже возьми, — Антон вложил в ладонь коробочку коктейля, найденного сегодня у своей двери. Глаза девочки загорелись, а сама она покраснела ещё сильнее. — Спасибо огромное, — она смущённо улыбнулась, — вы классный. Она как-то совсем уж по-детски подпрыгнула и спустя ещё пару неловких секунд помчалась в метро. Чем больше времени проходило с ухода девочки, тем больше Антон начинал ненавидеть себя. Если после получения денег он и считал сделку более-менее удачной, то сейчас казался себе самым мерзким и отвратительным человеком в мире. А ведь так и есть. Идя домой по набережной, парень видел перед собой эти огромные голубые глаза. Грустные, блять, глаза! Он будто слышал тоненький голос девочки. Чувствовал, как холодно ей было в своём пальто. Рука сжимала и разжимала купюру в кармане. Вырученные деньги сейчас казались такими же мерзкими как и он сам. Желание выкинуть их в реку было неимоверным. Только вот река уже замёрзла. Дойдя до ближайшего банкомата, парень положил всё полученное на карту Павла, данные которой тот ему продиктовал для процентов. Вновь без денег. Вновь совершил необдуманный отвратительный поступок. Вновь ненавидит себя.