Часть 4

2.9K 115 24
                                    

Антону уже три года снились мрачные сны. Сны, в которых он медленно погибает в заброшенном подвале от нехватки воздуха, где он кричит, но никто не приходит на помощь. Сны, в которых он трясётся от мучений из-за введённого под кожу наркотика. Сны, в которых он не в силах остановить свою льющуюся из носа кровь, а многочисленные прохожие не замечают его мольбы о помощи.       Сегодня Антону снится, что его мать всё-таки сделала аборт. Что врач не отказался брать сложную пациентку, которой операция могла грозить бесплодием и отказом некоторых органов. В этом сне Антон — наблюдающий со стороны. Но почему-то мама и врач слишком большие. И стены. И потолок очень уж высоко. В этом сне он ещё малыш. Он всё видит. Видит, как его мать ложится на кушетку. Видит, как врач в последний раз пытается отговорить её. Видит, как женщина настаивает на своём. Мальчик прижимается к стене, шепча «мама, не надо». Не слышит. Ей вводят наркоз. «Мама, пожалуйста!» — уже громче. Женщина прикрывает глаза. «Мама, я тут!» — Антон уже кричит, чувствуя на щеках мокрые дорожки слёз. Не услышала.

— Тише, чудо, тише, я не твоя мама.       Антон распахнул глаза. Первое, что он увидел — беспокойно склонившегося над ним Арсения. Этого ещё не хватало. Шастун испуганно провёл ладонью по лицу, проверяя, не мокрые ли щёки. Мокрые. Прекрасно.       — Ты кричал во сне, — пояснил мужчина, гладя мальчишку по волосам, — что тебе снилось?       — Какая разница? — Антон недовольно увернулся от руки Попова. Что за нежности, в конце концов? Мужики мы, или кто?       — Ну, вообще-то я психолог.       — Хуёлог, — для себя Арсений подметил, что мальчишка был куда милее, когда спал, пуская слюни на подушку. Но, хотя, что он ожидал? Что этот подросток будет показывать свою слабость? Может быть какие-нибудь пиздострадальцы, но не Антон. Это Арсений понял ещё вчера.       — Не матерись, — «хуёлог» поморщился, — не хочешь рассказывать — не надо. Никого не заставляю, — мужчина направился в сторону двери. Обиделся, что ль? — и, кстати, я прекрасный специалист.       — И скромный, — брякнул Антон, тут же пожалев об этом.

 — И скромный, — как ни в чём не бывало кивнул Арсений и вышел из комнаты.       Ути-батюшки, какие мы нежные. Уже и сказать ничего нельзя! Антон ещё минут десять отказывался прощаться с такой мягкой подушкой и таким тёплым одеялом. Но, когда на кухне что-то начало греметь, а именно — Арсений посудой, оставаться в кровати уже стало невозможно. Шастун прошлёпал босыми ногами в ванную. Там он быстро умылся холодной водой. Ну, как умылся, брызнул пару капель на лицо, чтобы проснуться окончательно. Не помогло. Поэтому на кухню парень зашёл зевая.       — Ты вовремя, — Попов поставил на стол две кружки кофе, — я как раз с завтраком закончил. Садись есть.       Шастун придирчиво осмотрел пищу, так заботливо приготовленную психологом.       — А это что за херотень? — Антон пальцем ткнул в миску с какой-то зелёной травой.       — Салат с рукколой, — пожал плечами Попов, — садись, накладывай, сколько тебе нужно.       — Понятно, а нормальная еда когда будет? — Антон устроился напротив Арсения, подвигая к себе кружку с кофе.       — Что ты подразумеваешь под словом «нормальная»? — Арсений удивлённо поднял бровь, — салат это очень даже нормально. А еще и полезно. И вкусно, — дабы продемонстрировать, мужчина отправил себе в рот вилку, полную этой, как показалось Шастуну, гадости, а для пущего эффекта даже застонал от удовольствия.
  — Нормальная — это сосиски там всякие. Бутерброды. Яичница, в конце концов. Но никак не эта ваша хренукулла, — Антон отодвинул тарелку, недовольно поморщившись.       — Ешь, не выпендривайся, — Арсений пододвинул «полезную и вкусную пищу» обратно.       — Не буду, — и вновь тарелка на другом конце стола.       — А я разве спрашивал? — и вновь около Антона.       — Не хочу, — чуть со стола не свалил.       — Тош, либо ты ешь, — голос Попова стал приторно-сладким, — либо я тебе этот салат в задницу засуну.       — Не засунете, — подросток скрестил руки на груди.       — А ну вставай, — Арсений набрал ещё одну вилку и угрожающе навис над в край обнаглевшим мальчишкой.       — Ладно, я понял, — пискнул Шастун и тут же начал уплетать салат за обе щёки, за что Арсений наградил того лучезарной улыбкой.      
 — Вот и умница. Чудо, а не ребёнок, — поговори ещё тут, — ну как, вкусно?       
— Очень, — сквозь сжатые зубы пробубнил Шастун, натянуто улыбаясь. Гадость редкостная.

Его любимое Чудо.Место, где живут истории. Откройте их для себя