Антону уже три года снились мрачные сны. Сны, в которых он медленно погибает в заброшенном подвале от нехватки воздуха, где он кричит, но никто не приходит на помощь. Сны, в которых он трясётся от мучений из-за введённого под кожу наркотика. Сны, в которых он не в силах остановить свою льющуюся из носа кровь, а многочисленные прохожие не замечают его мольбы о помощи. Сегодня Антону снится, что его мать всё-таки сделала аборт. Что врач не отказался брать сложную пациентку, которой операция могла грозить бесплодием и отказом некоторых органов. В этом сне Антон — наблюдающий со стороны. Но почему-то мама и врач слишком большие. И стены. И потолок очень уж высоко. В этом сне он ещё малыш. Он всё видит. Видит, как его мать ложится на кушетку. Видит, как врач в последний раз пытается отговорить её. Видит, как женщина настаивает на своём. Мальчик прижимается к стене, шепча «мама, не надо». Не слышит. Ей вводят наркоз. «Мама, пожалуйста!» — уже громче. Женщина прикрывает глаза. «Мама, я тут!» — Антон уже кричит, чувствуя на щеках мокрые дорожки слёз. Не услышала.
— Тише, чудо, тише, я не твоя мама. Антон распахнул глаза. Первое, что он увидел — беспокойно склонившегося над ним Арсения. Этого ещё не хватало. Шастун испуганно провёл ладонью по лицу, проверяя, не мокрые ли щёки. Мокрые. Прекрасно. — Ты кричал во сне, — пояснил мужчина, гладя мальчишку по волосам, — что тебе снилось? — Какая разница? — Антон недовольно увернулся от руки Попова. Что за нежности, в конце концов? Мужики мы, или кто? — Ну, вообще-то я психолог. — Хуёлог, — для себя Арсений подметил, что мальчишка был куда милее, когда спал, пуская слюни на подушку. Но, хотя, что он ожидал? Что этот подросток будет показывать свою слабость? Может быть какие-нибудь пиздострадальцы, но не Антон. Это Арсений понял ещё вчера. — Не матерись, — «хуёлог» поморщился, — не хочешь рассказывать — не надо. Никого не заставляю, — мужчина направился в сторону двери. Обиделся, что ль? — и, кстати, я прекрасный специалист. — И скромный, — брякнул Антон, тут же пожалев об этом.
— И скромный, — как ни в чём не бывало кивнул Арсений и вышел из комнаты. Ути-батюшки, какие мы нежные. Уже и сказать ничего нельзя! Антон ещё минут десять отказывался прощаться с такой мягкой подушкой и таким тёплым одеялом. Но, когда на кухне что-то начало греметь, а именно — Арсений посудой, оставаться в кровати уже стало невозможно. Шастун прошлёпал босыми ногами в ванную. Там он быстро умылся холодной водой. Ну, как умылся, брызнул пару капель на лицо, чтобы проснуться окончательно. Не помогло. Поэтому на кухню парень зашёл зевая. — Ты вовремя, — Попов поставил на стол две кружки кофе, — я как раз с завтраком закончил. Садись есть. Шастун придирчиво осмотрел пищу, так заботливо приготовленную психологом. — А это что за херотень? — Антон пальцем ткнул в миску с какой-то зелёной травой. — Салат с рукколой, — пожал плечами Попов, — садись, накладывай, сколько тебе нужно. — Понятно, а нормальная еда когда будет? — Антон устроился напротив Арсения, подвигая к себе кружку с кофе. — Что ты подразумеваешь под словом «нормальная»? — Арсений удивлённо поднял бровь, — салат это очень даже нормально. А еще и полезно. И вкусно, — дабы продемонстрировать, мужчина отправил себе в рот вилку, полную этой, как показалось Шастуну, гадости, а для пущего эффекта даже застонал от удовольствия.
— Нормальная — это сосиски там всякие. Бутерброды. Яичница, в конце концов. Но никак не эта ваша хренукулла, — Антон отодвинул тарелку, недовольно поморщившись. — Ешь, не выпендривайся, — Арсений пододвинул «полезную и вкусную пищу» обратно. — Не буду, — и вновь тарелка на другом конце стола. — А я разве спрашивал? — и вновь около Антона. — Не хочу, — чуть со стола не свалил. — Тош, либо ты ешь, — голос Попова стал приторно-сладким, — либо я тебе этот салат в задницу засуну. — Не засунете, — подросток скрестил руки на груди. — А ну вставай, — Арсений набрал ещё одну вилку и угрожающе навис над в край обнаглевшим мальчишкой. — Ладно, я понял, — пискнул Шастун и тут же начал уплетать салат за обе щёки, за что Арсений наградил того лучезарной улыбкой.
— Вот и умница. Чудо, а не ребёнок, — поговори ещё тут, — ну как, вкусно?
— Очень, — сквозь сжатые зубы пробубнил Шастун, натянуто улыбаясь. Гадость редкостная.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Его любимое Чудо.
Fiksi PenggemarЧто делать если ты сбежал из дома, друзей, у которых можно пожить, нет, а мужчина, которого ты попросил купить тебе выпить, покупает не водку, а молочный коктейль и вроде как хочет тебе помочь? Ангел, блять, недоделанный.
