Danke

25.

      На самом деле я отнёсся к этому гораздо спокойнее, чем окружающие.

      Я не совсем завалил, у меня были средние баллы по всем предметам. Ниже, чем пробник, ниже, чем средний балл по классу, ниже, чем нужно было на бюджет. Стало очевидно, что я не поступлю. Для меня это было ударом первые пару часов, а дальше навалила сильнейшая меланхолия, и я выслушивал охи и ахи взрослых будто через пелену.

      Не многие одноклассники были довольны своими результатами. Даже Дима со своим самым высоким баллом был совсем кислым: всё-таки этого было мало для меда. Оксана тоже переживала, но, как оказалось, совсем не из-за низкой оценки своих знаний. Классный ругался на систему ЕГЭ, мама печально сокрушалась, считая суммы, необходимые для учёбы в вузе, литератор недовольно качал головой, говоря, что я способен на большее. Я чувствовал сильный стыд перед всеми ними, но где-то глубоко в себе. Внешне мне всё ещё было похуй.

      Очнулся я только у Попова дома, с чаем в руках и слезами на глазах. Он не был как все. Не ругался, не щурился разочарованно, не лепетал про потерянный год. Он вообще будто не был в этом заинтересован. И почему-то именно из-за этого мне стало легче. Пелену прорвало, чувства вылились наружу, грозясь затопить пространство, но он подхватил меня как раз вовремя. Шептал что-то успокаивающее, гладил по мокрым волосам, пахнущим его любимым шампунем, и обнимал так нежно и крепко, что сердце успокаивалось, прекращая вырываться из грудной клетки.

      Я потянулся к его сухим и тёплым губам своими мокрыми и солёными, а он не отстранился, не притормозил. Ответил так горячо и сильно, что я потерял всякие крохи разума.

      Мы должны были о чём-то поговорить. Он звал меня для этого. Но всё ушло на второй план, когда он погладил кожу поясницы кончиками пальцев. Я не заметил, как потянулся к его рубашке, но меня совершенно смутило, с какой лёгкостью ткань соскользнула с его плеч. Потом моя футболка оказалась на полу, как и несколько колец и браслетов, соскользнувших с мокрых ладошек от резкого движения. Объятия становились теснее, поцелуи дольше, и он не спрашивал, уверен ли я. Ему хватило одного короткого взгляда на задыхающегося в любви меня, чтобы в этом убедиться.

      В какой-то момент струна напряжения лопнула, и мы сорвались во что-то безумное. Остатки одежды были брошены где-то на лестнице, когда мы ввалились в его комнату и упали на кровать. Попов потянулся в сторону тумбочки, показательно отодвинул наручники в сторону, заставляя меня покраснеть, усмехнулся и вытащил упаковку презервативов и смазку.