Я не отвернусь

Позволь мне

Цзян Чен сидел всего полчаса и ему уже надоело. Казалось, сиди и ничего не делай, а ты попробуй ничего не делать, когда у тебя столько дел! Но Лань Хуань важнее. Улыбка этого человека важнее всех дел этого мира. А именно сейчас он улыбался, поэтому он был готов потерпеть.

Да по правде говоря, грех было жаловаться, когда ты можешь без зазрения совести любоваться красивыми чертами лица, мягкой улыбкой и потрясающими ореховыми глазами, которые словно светятся изнутри.

Сичень думал почти точно также. Он любовался главой Цзян и пытался перенести его опасную красоту на бумагу. И у него это прекрасно получалось, но ему чего-то все-таки не хватало.

Он отвёл взгляд от бумаги и внимательно посмотрел на Ваньиня. Спустя несколько очень долгих минут он понял, чего ему так не хватает.

— Ваньинь, — он улыбнулся еще нежнее, чем прежде. — Не мог бы ты распустить пучок, пожалуйста.

— Зачем? — Цзян Чен нахмурил брови, хотя уже знал, что согласится. Он просто не мог отказать этому человеку, когда тот так улыбается.

— Мне кажется, что так будет лучше.

Цзян Чен покачал головой и все-таки потянулся к заколке.

— Нет, позволь мне.

Сичень поднялся из-за своего места и плавно подошел к мужчине. Он протянул руку к заколке, в каких-то сантиметрах остановливаясь и вопросительно заглядывая в глаза. Он спрашивал дозволения. А Цзян Ваньинь, который даже своему брату не позволял прикасаться к своим волосам, молча кивнул. Лань Сиченю он доверял, позволяя делать ему многие вещи, которые другие не могли. Лань отвечал ему темже.

Получив разрешение, Сичень снял заколку, а затем и ленту. Волосы тяжелой волной упали на плечи. Лань Хуань провел по ним рукой. Они были мягкими и гладкими, как шелк. От волос шел слабый аромат лотосов. Хотелось зарыться в них носом, чтобы лучше почувствовать запах и мягкость волос.

Сичень и сам не понял, как сердце забилось чаще, а рука поднесла шелковистую прядь волос к губам.

Все это время Цзян Чен сидел не дыша. Он чувствовал, как рука Сиченя проводит по волосам, иногда задевая шею и уши. Почему-то от этих простых действий он покраснел, как девица перед первой брачной ночью. А затем он краем глаза заметил, как Лань Хуань целует пряди его волос. Сердце забилось об грудную клетку так, что причиняло боль. Кажется он еще больше покраснел.

— Прошу прощения, — Сичень быстро убрал руку и отвёл взгляд.

Он долго не мог поднять их на мужчину, сидящего перед ним. А когда все-таки решился увидел, как лицо, уши и даже шея Цзян Ваньиня покраснели. Это было настолько мило и очаровательно, что Лань Сичень не смог себя сдержать.

Он взял оторопевшего мужчину за подбородок и прошептал почти в самые губы:

— Прости, — а затем поцеловал.

Поцелуй был легким и невинным, но у Цзян Чена закружилась голова. Губы что его целовали были настолько мягкими и нежным, что их не хотелось отпускать.

Сичень видя, что Ваньинь никак не реагирует, начал было отстраняться, но затем его резко притянули к себе за ворот ханьфу.

Лань Хуань принял это за разрешение и провел языком по податливым губам. Почти нежно прикусил нижнюю губу, провел языком по верхнему нёбу. Послышался тихий стон, больше похожий на вздох. Но это только сильнее распалило его. Поцелуй из нежного перешёл в страстный.

Они уже и забыли про портрет. Белый лист одиноко остался лежать на столе.