Полёт ласточки

Глава 14. О навалившихся тяжбах

       В темнице было по-мерзки холодно. Чувствовалось приближение осени. Её промозглое дыхание ползло из каждого угла, из каждой щели.

       Фёдор поёжился и прижал колени к груди. Усталость и недоедание ударили по нему и его телу. Не впервой, конечно, в походах и похуже бывало, но как же сильно било по самолюбию пребывание в зловонной клети. И оттого злость бушевала в нём. Он старательно давил её внутри себя, но она никуда не пропадала и лишь усиливала свою хватку.

       Седмицу отсидел. Осталось столько же.

       Малюта и другие опричники часто мелькали перед глазами и ещё больше раздражали Фёдора. Они-то, собаки, на воле, хотя ручонки у них и погрязней его будут.

       Федька сплюнул. Лицемерие, ударившее в его сторону, выводило из себя. Все ведь убивают! Одно различие меж ними: Федька в храме убил. Холопа! Да он даже помер быстро, не мучился. Да и вообще, Иван Васильевич разрешил без суда и следствия рубить гнойник измены. Вот Федя и рубил.

       Стоны тоже раздражали. Тяжёлые вздохи, тихие проклятия и шипящее, противное «Молю тя», обращённое к Скуратову, только распаляли в Фёдоре гнев.

       Он запустил руку в волосы. Чёрные пряди засалились и грязными змейками сцепились вместе. Шелупень с шеи можно было отскребать ногтями. И под ногтями собрались серо-чёрные полосочки всякой пакости.

       Но больше всего злила нестерпимая скука. Он развлекал себя пением, но Малюта, уже под конец утомившийся его горлодёрством, пригрозил, что если ещё один звук сорвётся из Федькиных уст, то он голыми руками вырвет ему язык.

       — Григорий Лукьяныч! — Бориска, скользя на облизанных морозом ступенях, нырнул в темницу и отряхнулся. — Две вести. Сима этот вернулся. Сказал, никого не нашёл и от людей отстал.

       — Вот ведь шлында недоученная! Где мне теперь сына искать? Чья была мысля этого дуралея в погоню отсылать? А, Бориска?

       Борис виновато опустил глаза. Федино лицо окрасила злорадная улыбка: наконец-то! А то ведь не ему одному здесь страдать! На чужие беды смотреть куда веселей, чем на свои, верно?

       — Вторая весть: Иван Васильевич велел Федьку Басмана из темницы выпустить.

       Федька чуть воздухом не подавился.