Their madness

30. Чонгук

Чонгук просыпается, когда из щели под железной дверью бокса начинает литься дневной свет. Осторожно вытаскивает руку из-под головы Лисы, разглядывает ее какое-то время, мягко убирает темные спутанные волосы с лица. Смотрит, смотрит... Машинально проводя пальцами по щеке, по шее, опускаясь ниже, к груди. Лиса сонно бормочет что-то неразборчивое и чуть выгибается навстречу его рукам.
И это надо прекращать. Потому что Чон уже ощущает, как от ее малюсенького движения к нему, все внутри начинает пылать. Он и не думал, что способен так заводиться. Пока не встретил свою куклу.
На улице что-то рычит матерно Хосок. Гремят железками работники. И надо бы выйти, хотя бы обозначить свое присутствие, как управляющего, мать его, бизнеса. Но как это сделать? Как отойти от нее? Нереально , невозможно просто.
Всю эту неделю, что он провел без Лисы, настраивался, готовился, думал... Чонгук только теперь понимает, что облажался. Решив, что он без нее сможет, очень крупно просчитался. Переоценил себя, конкретно так. Потому что он без нее не сможет.
Он дебил, тупое животное, подставил ее под удар и вывести не смог. И не сможет. Попытался, но куда ему, мудиле, тягаться с Мигелем.
Неделю назад, вернувшись обратно в мастерскую после того, как отвез Лису в универ, Чонгук с беспомощной злостью смотрел, как хваткие латиносы распоряжаются в его крайнем боксе. Надо сказать, вели они себя спокойно. Тихо. Не отсвечивали, не толпились. Что-то привезли, закрыли на ключ и свалили. А Чон, с трудом сдерживая дикое желание надраться до синих чертей, сцепил зубы и начал работать.
Это, конечно, нихера не спасало от мыслей о том, в какую жопу он втащил сам себя и свою девочку, которая уже не его, но, по-крайней мере, помогало отвлечься.
По ночам он, все еще не позволяя себе нажраться, потому что нехер, он не папаша и не Хосок, просто выкуривал сигарету, пил кофе и валился спать, унимая внутреннего зверя, рвущегося к его малышке. Не его. Не его, бля! Забыть надо, забыть!
Ей же лучше будет! У нее и так жизнь тяжелая, так повезло же мудака такого встретить на своем пути! Проблемного, с плохими генами и паршивой семейкой. Зря он думал, что сможет выбраться. Не сможет. Нихера не сможет. На роду ему написано то же, что и всей родне: дешевое пойло, дешевые бабы, шмаль, драки, пьянки, тюрьма, дно. Днище. Ни один из Чонов не выбрался. И он не сможет.
Чонгук не был дураком и понимал, что, в любом случае, эту историю с разбором паленых тачек прижмут. И он пойдет, как соучастник. А, учитывая его приводы, драки и вообще другие... данные, ясно, что сядет он в первый раз уже плотно и хорошо. Поэтому все он сделал правильно. С Лисой.
Хотя, чего там, бля, правильного? Изначально не надо было на нее смотреть. думать о ней. Хотеть ее. Не твое это, Чонгук-малыш. Не твое.
Сердце с мозгом не соглашалось и все время ныло, подкидывая дурмана в голову. И тогда Чонгук с трудом себя сдерживал, чтоб не бросить все, не свалить к Лисе, схватить ее и смотать куда-нибудь на край света. Только вдвоем. Положив на все и всех. Ну а что? Она наплюет на университет и перспективы. Он наплюет на доверие Сону, хотя это он уже все похерил, конечно, но тут уж окончательно, подставит его под разборки с латиносами, и положит большой такой хер на возможность вырваться из жопы.
Они уедут к океану, например, на Чеджу. И будут там жить. Он будет бухать, а Лиса... А Лиса жалеть, что связалась с таким дерьмом.
Нет уж. Нечего. Пусть лучше раньше поймет, кто он. Если еще не поняла, не прочувствовала до конца.
И живет своей жизнью. Счастливой, без него.
Чоны никогда благородством не отличались, это он, Чонгук, выродок какой-то. Папаша, вон, и не задумался, в какое дерьмо мать тащит. А ведь ее родня против была. Сильно против. Рассказывали, его дед, отец матери, за папашей гонялся с дробовиком по всему городу.
А его бабка слегла с сердцем, когда узнала, что ее правильная дочка связалась с ублюдком Уокером. И так и не встала. Дед умер через год после бабки, так и не простив дочь. А мать какое-то время еще держалась, ага. Терпела. Любила эту тварь. Хосок помнил ее, их мать. Чонгуку не свезло.
И теперь он в точности повторяет судьбу папаши. Тащит хорошую девочку в свою конуру, трахает ее, приучает к себе, заставляет верить себе, жить с собой. А сам-то - дерьмо. Полное. Неспособное даже защитить свое.
Нечего такому дерьму рядом с чистой девочкой делать. И так запачкал.
Два дня пролетели в работе, ночи - в тоске и табачном дыме.
А на третий явился Хосок.
И это было неожиданно.
Оказывается, его выпустили по амнистии, учли хорошее поведение и прошение адвоката.
Это было пиздец, как странно, учитывая, что брат вообще никогда не отличался хоть немного правильным поведением, да и адвоката у него, кроме назначенного государством, отродясь не водилось.
Но, за что купил, за то и продал.
Хосок освободился, славно погулял примерно неделю в Сеуле, потом вспомнил, что у него есть брат, и приехал в их занюханный городок. Там его поджидал сюрприз в виде пошедшего с молотка родного гнезда и пьяного, валяющегося в грязище прямо на улице папаши. Ну, последнее сюрпризом не было, собственно.
Хосок с чувством поприветствовал папашу кулаком по харе, прошелся по старым знакомым, но, как выяснилось, за время его отсутсвия, всех либо посадили, либо угомонили землей или женитьбой. Скучный стал городок, дохлый.
Сону, ворча и матерясь, что ему одного Чона за глаза, все же дал наводку на Чонгука.
И вот Хосок уже у него.
Чонгук брату, конечно, обрадовался, но на приглашения развлечься особо не повелся. Он работает здесь, и собирается и дальше так делать.
За два дня бессильного скрипения зубами на наглючих латиносов и беспросветной тоски по Лисе воспаленный мозг выдал новую идею. Собрать побольше бабок. Выкупить у Сону эту мастерскую, чтоб не подставлять больше. А потом сдать латиносов копам. И пойти по программе защиты свидетелей. А что? Вполне себе тема. Хорошая. Лисы-то ему в любом случае не видать, а так хоть тварям насолит, и сам получит возможность начать все на новом месте. И не Чоном.
Поэтому жизнерадостность Хосока и его попытки превратить мастерскую в бордель, он не привествовал.
На работу брата взял, конечно. Потому что Хосок, насмотря на безбашенность и полную отмороженность, руками работал хорошо. И быстро.
Девки, которых так и не удавалось отвадить от мастерской, появлению здоровенного татуированного парня дико обрадовались, Хосок им тоже был рад. А Чонгук просто притащил в бокс-офис еще один диван и запретил к нему подходить. На игрища брата ему было насрать, ночами он все равно всех выпроваживал, а днем пусть развлекается, отрывается за годы воздержания. Главное, чтоб дело не стояло. А оно не стояло. Наоборот, поперло.
Хосок особо не пытался выяснить, чего это Чонгук такой отмороженный, потому что брат всегда был слегка не в себе, чуть больше, чуть меньше, да похер. Пару раз великодушно пытался делиться телками, Чонгук спихивал их с коленей и рычал так, что становилось понятно: заделался брат монахом.
Хосок над ним прикалывался, конечно, но особо не настаивал. Ему больше достанется, нафига париться.
Чонгук отдал брату полностью работу в бокс-офисе, предупредив только, чтоб девки не разворотили машины клиентов и не трогали его диванчик, и занялся остальными тремя. Последний, пятый бокс, оккупировали латиносы. Работали они тихо и шустро, так, что даже Чонгук не понимал, чего они делают. Он опасался, что Хосок просечет тему и с радостью в нее впишется, но тому пока что хватало и работы и траха, чтоб не лазить по другим боксам.
В конце недели латиносы подоргнали бабки. Сука, много бабок. Больше, чем он предполагал. Чонгук смотрел на толстенную пачку и лихорадочно соображал, во что же он, мать его, в итоге вперся. Явно не просто в разбор левья. Явно. Наркота? Сука, неужели наркота?
От понимания, насколько может увеличиться предполагаемый срок, если не выгорит идея с покупкой мастерской и программой защиты, шевелились волосы.
Хорошо, очень хорошо, что вовремя вывел Лису из-под удара! Правда, теперь появился Хосок... Который заявил, что с прошлым завязал, и теперь собирается нормально работать и жить. И Чонгук понимал, что и его по-скотски подставляет. И это дополнительно доставляло.
А потом появился Мигель и, ласково улыбаясь, поинтересовался, как там его миленькая подружка.
Чонгук, опасливо оглядываясь на бокс, где вовсю развлекался брат, прорычал, что она ему никто, и у него тут баб хватает.
Мигель улыбнулся еще шире:
- Ну тогда ты же не обидишься, амиго, если мои парни к ней подвалят? Она заинтересовала Югёма. Помнишь Югёма?
Чонгук не помнил Югёма, да это и неважно было. Сцепив зубы, чтоб не кинуться на тварь, он только головой замотал, полностью выдавая себя:
- Пусть только попробует... Порву, нахер!
- Воу, воу, мальчик! Так она же тебе побоку, так? Почему не дать шанс моему другу? Она ему очень понравилась.
- Она не для него!
- Но и не для тебя, так, амиго? Или ты обмануть меня решил?
- Нет. Я с ней разбежался.
- Тогда никаких обид?
Мигель повернулся, чтоб сесть в машину, но Чонгук перехватил его:
- Стой! Не трогайте ее! Ты слышишь?
- Я-то слышу. И я свои обязательства выполняю. А ты? Ты, малыш?
- Я тоже.
- Ну вот и хорошо. Мы услышали друг друга, да?
- Да.
- Ну и отлично. Не скрипи зубами, амиго, все нормально. Не тронут твою-не твою девочку. Приглядят просто.
Мигель улыбнулся, сел за руль и уехал.
А Чонгук еще долго стоял, бессильно сжимая руки в кулаки и понимая, что просчитался он. Что мудак, кретин, и тварь. И ничего, вообще ничего не может сделать.
И что яма, в которую он угодил, засасывает все больше и больше. И ладно бы его одного.