Боевой абибас

14. Кексики и сырники

Как описать одним емким словом то, что произошло с Рудиком за последние двое суток, да еще желательно окультуренно, чтобы Коля не смотрел в его сторону уничтожающе? Хотя иногда Рудику кажется, что стоит матюкнуться, как Колян прожигает взглядом дыру у него в груди, будто мысленно одновременно нагибая. Ведь кроме как «охуенными» эти выхи по-другому и обозвать нельзя. Ну кайф, да, возможно. Вот только кайф — это холодного пивка в жару попить или после смены на диване растянуться, а то, что Рудика щемит всего, это уже не кайф, это что-то другое. И, чтобы не палиться перед остальными, Рудик подальше задвигает все еще слишком яркие впечатления от переодевалок, Колиного танца, утреннего секса, валяний на полянке и покатушек на досках по реке и даже реагирует на чьи-то вопросы и смеется над мопсярскими недовольными интонациями, когда Жан, театрально вздыхая, жалуется, что им еще пару часов по трассе ебошить до города. Воскресенье плавно закругляется, и, наверное, впервые за долгое время Рудику будет настолько влом наутро вставать на работу. Поэтому, вывалившись из китайской четырехколесной блохи, он чешет не к себе на шестой и не к пацанам на лавочки под сиренью, а прямиком в семьдесят четвертую, начав лапать Коляна еще в лифте, увязавшись вслед за красными сапогами, перекинутыми через его плечо. И дело здесь уже даже не в том, что охота урвать как можно больше, пока дают, а просто невозможно держать руки по швам смирно, когда всю дорогу только и делал, что ощущал на ладонях фантомные отголоски прикосновений к Коле — абсолютно во всех местах, каких хотелось.

Но в прихожке Коля, бросив все свои вещи на пол, резко хватает Рудика за яйца и прижимает предплечьем другой руки к стене, рыча ему в рот:

— Не борзей, мы больше не одни, как на речке.

— А ты меня заставь, — пыхтит Рудик, пытаясь поймать поцелуем Колины губы. — Сейчас мы, тащемта, совершенно одни. Ты и я. Может, уже перестанем быть одни?

— С тобой?! — Голубые глаза напротив округляются удивленно, как будто, блин, только сейчас до него доперло.

— А хули нет-то? — Рудик вздергивает подбородок. Отводить смущенно взгляд поздно, теперь-то уж точно.

— А как же твои братки «с раёна»?

— А че они, они в курсах насчет меня. Ну а ты как был человек-загадка, так и будешь, им-то какой резон? А если забудут, я напомню.