Всего лишь омега?

Часть 3

Утро встретило Облачные Глубины прохладой и первым выпавшим в этом году снегом. Было всего лишь начало ноября, только недавно у Цзян Чэна был день рождения, а уже выпал снег. Всего за одну ночь появившийся нежный и белый покров, устилающий Облачные Глубины и еще не успевший подтаять, распростер свои объятия всему Гусу. Солнце теперь всходило достаточно поздно, но привыкшие к режиму адепты клана Лань все равно вставали ровно в пять утра. Ни позже, ни раньше. Стоило только ударить в гонг, как все поднимались с постелей, под утро находясь в более легкой фазе сна. Но сегодня будущие главы двух могучих Орденов совсем не желали просыпаться именно тогда, когда положено.

Цзян Чэн просыпался в Облачных Глубинах тогда же, когда и все остальные приглашенные ученики. Но сегодня он хотел поспать подольше, ведь учитель Лань Цижэнь уезжал в Нечистую Юдоль на совет кланов, заодно и решив рассказать о успехах его учеников, которых родители отправили на перевоспитание в самый праведный Орден, понадеявшись, что там их чадо сможет стать благороднее и научиться уму-разуму, а ведь и обучение в Облачных Глубинах считалось очень престижным, и только самые талантливые дети могли туда попасть. И омега поспал бы подольше, если бы с первым восходом солнца его не разбудил щебет птиц за окном, хотя наследник клана Цзян точно помнил, что деревьев, где могли поселиться птицы, за окном его ученического дома не было. Распахнув глаза, парень сквозь дрему подскочил на кровати, отмечая, что она отличалась от тех кроватей, что находились в ученических домах. Да и на его домашнюю очень не похоже. К тому же, температура в комнате была совсем не похожа на ту, что была в его комнате в Пристани Лотоса. Обрывки воспоминаний обрушились как ушат холодной воды, что не пришлось даже продрать глаза. Они распахнулись еще шире сами, а омега медленно чуть скосил взгляд вбок, увидев черноволосую макушку, лежащую на краю кровати к нему спиной. Не стоило догадываться, кто лежит рядом с Цзян Ваньинем. Цзян Чэн не сомневался, даже во сне Лань Сичень выглядел прекрасно, словно вот-вот снова улыбнется своей доброжелательной улыбкой и поможет нуждающимся. Если бы не идеальность Лань Хуаня (мог ли Цзян Чэн теперь осмелиться называть его так после всего, что произошло?), то влюбился бы молодой, только-только расцветший омега в этого Альфу? Или все дело было не только в том, что Лань Сичень был весь идеальный, а сколько в том, что он был парой для Ваньиня? Стыд обрушился лавиной, заставив глаза заслезиться, а омега прижал к себе колени. Что же он натворил? Как он вообще посмел? Сердце сжималось в агонии, а в висках билась только одна мысль: «Воспользовался им… Он был в таком состоянии, а я…».
Вспомнив о том, что ночью у него началась самая настоящая течка, Цзян Чэн вновь почувствовал зуд, граничащий с удовольствием. Хотелось, чтобы его снова коснулись, чтобы снова погладили и приласкали пальцами, а может, и не только. У Лань Хуаня тоже было состояние, когда он не смог отказать желанной омеге. Но желанной ли? Мог ли что-то чувствовать к такому несуразному подростку такой недостижимый Лань Сичень? Ответа на этот вопрос омега не знал. Ему было жутко стыдно за собственное поведение. Он соблазнил Лань Сиченя запахом, заставил его разделить с ним ложе, предал собственные слова о том, что он будет первым независимым главой Ордена, да еще и омегой. Впервые молодой господин Цзян чувствовал себя настолько разбито и потерянно. Он не знал, что ему делать. Поговорить с Лань Сиченем? Прояснить ситуацию, объясниться в чувствах и попросить взять ответственность? Нет, Цзян Чэн так не мог. Он не мог заставить Лань Сиченя быть с ним лишь из-за того, что сам омега не совладал со своим организмом, да еще и остался рядом с Альфой, у которого был гон. Испугавшись возможных последствий для них обоих, Цзян Ваньинь решил перенести разговор в более удобное для них двоих время. И оно было точно не сейчас. Взглянув на спящего Лань Хуаня, которого разбудишь сейчас вряд ли даже пением петухов под ухом, Ваньинь сглотнул тугой ком в горле, рассматривая светлое тело перед собой. Он обвел взглядом каждое созвездие из родинок на широкой спине, подумал о том, чтобы провести по каждому кончиком языка, затем скользнул взглядом чуть ниже, где часть тела скрывало легкое одеяло, которым были укрыты они оба. Обнаженные, разгоряченные после ночи любви. Цзян Чэн снова сглотнул, чувствуя как возбуждение огромным комом взлетело от низа живота к желудку и назад, заставляя чувствительную плоть потребовать к себе внимания. Поддавшись порыву, омега коснулся темных волос Лань Сиченя, пропуская пряди сквозь пальцы и наклоняясь поближе к Альфе, убирая прядь волос с его красивого лица. О красоте Лань Сиченя можно было писать баллады. Настолько она сводила с ума.
Вздрогнув, когда Лань Хуань тихонько вздохнул сквозь сон, Цзян Чэн аккуратно перелез через тело любимого мужчины, встав босыми ногами на холодный пол, что еще не прогревали, быстро одевшись, позабыв даже про исподние штаны, просто схватив их в руки и проверяя весь пол, чтобы не забыть что-то из своих одежд. Он бежал, как трус, вместо того, чтобы поговорить, но гулко и быстро бьющееся сердце в груди заставляло его испытывать стыд, испуг, любовь и все это смешивалось в убийственный коктейль. Если кто-то узнает о том, что произошло, Лань Сичень мог пострадать. Альфа, образец для подражания всех адептов, слетел с катушек, озверел и возлег с омегой, которого знал не так много, да еще и незамужним. Пошли бы слухи, репутация их обоих могла пострадать, а Цзян Чэн не мог этого допустить. Только не для Лань Хуаня, о котором теперь он будет лишь вспоминать, пока не наберется смелости поговорить с ним.
Бесшумно пробравшись к двери, Цзян Чэн еще раз оглядел Лань Сиченя, повернувшегося сквозь сон на другой бок, отчего его волосы теперь спадали с кровати, а нижняя часть тела совсем слегка оголилась. Густо покраснев, Цзян Чэн шустро вдел ноги в свои сапоги, которые принес от самой кровати, выскакивая в морозное утро, понадеявшись не встретить абсолютно никого и надеясь, что Вэй Усянь уже не спит. Ему нужно было срочно поговорить с шисюном.