Бордовый потолок

24.

— Объясни мне одну вещь. Почему ты нарушил своё обещание? Мы договаривались, - Чан сидел на краю кровати, переплетая пальцы между собой, смотря озлоблено изподлобья. Он звучал мрачно осипшим голосом.
— Я просто не хочу жить, хён. Как ты может так спокойно сидеть рядом с убийцей!? Рядом со мной!? Я убил своих родителей! Я убил Минхо! - голос безбожно срывался, переходя на крик.
— Я обо всём знал ещё с того момента, когда ты чуть было не совершил самоубийство, в больнице. Я думал, что ты мне сам расскажешь, но, видимо, никто ещё в этом мире не заслужил быть тебе настолько близким человеком, чтобы знать такие вещи, - Крис серьёзно смотрел в напуганные глаза напротив. Джисон глупо хлопал зарёванными широко распахнутыми глазами.
— Почему ты не сдал меня полиции? Или?..
— Я заплатил. Знаю, мой поступок был аморальным, но я видел, как тебя прибило, знал, что ты изменишься, потому что у тебя появились я и Мари. Я был уверен, что тебя перевернёт, выпотрошит авария родителей, их смерть и изнасилование. Я знаю, на самом деле, ты не хотел, чтобы родители погибли. Также, как... - Чан вздохнул, - В конце концов, Джисон, никто не должен умирать от собственных рук. Даже убийца. Если ты всё ещё жив, значит ты для чего-то нужен здесь. Ты, конечно, можешь ломать меня во всех смыслах, можешь обругать, но повторюсь, я каждый раз буду спасать тебе жизнь. Живи ради тех, чьи жизни ты отнял. Не будь слабым и бездушным. На сегодня я оставлю тебя. И ты ничего с собой не сделаешь больше. Приведешь себя в порядок, поешь и завтра выйдешь на учёбу, будто ничего и не было. Ты должен. Не ради меня, не ради себя, а ради родителей и Минхо, - Крис смотрел тяжело, его сердце болело, но он не подавал виду. Было тяжело держать обещание, что он дал Минхо. Последнее обещание.
Джисон плакал, беззвучно роняя слёзы на истощённые руки. Он кивнул. И Чан ушёл, напоследок разложив купленные свежие продукты в холодильник.
Дверь хлопнула, оповещая об уходе. И Хана взорвало. Его разрубило, распилило, вывернуло и стиснуло в маленький комочек. Он задыхался, бил себя по груди и не мог остановить это жестокое чувство вины.
Он убил свою семью. Он убил человека, которого полюбил больше жизни. Это чувство к Минхо было столь сильным, что он просто не мог позволить узнать ему правду. Но, он ничего не сделал для того, чтобы правда не всплыла. Чонин. Этот маленький... Это его вина тоже. Он тоже виноват в смерти Минхо. Джисон не мог больше терпеть эти чувства, что терзали своими шипами, стискивая лозой в силках всё сильнее. А он всё бил себя по груди, до цветных гемотом. Как он мог жить дальше, когда любовь его жизни больше никогда не ступит на порог однушки с бордовыми потолками? Как, если они больше не будут безмолвно заниматься учёбой, сидя на полу спальни? Как, если больше старший не приготовит ему яблочный пирог с корицей за достижения? Как, если больше не почувствует его взгляда на себе, прикосновений тёплых сухих ладоней, не услышит смех, что переливается звоном колокольчиков? Просто... как!?
Джисону было настолько плохо, что он думал о том, как умрёт от этого изъедающего внутри чувства. Такой моральной боли он не ощущал никогда. Эта боль была не сравнима ни со сломанными рёбрами, ни с глубокими порезами на запястьях. Такого он никогда не забудет, никогда не сможет почувствовать что-то более саднящее и давящее, ведь эта боль — тот край, та конечная остановка, та сотня из ста.
Агония пожирала изнутри, запирая сердце в оболочку вины.
Джисон помнил каждый миг. Осень с пожухлыми листьями на дорожке в парке, первый взгляд кошачьих глаз, ухмылку, смех. То, как они танцевали в студии, как пластично и экстравагантно двигался Минхо под ритм песни. Их первый поцелуй. Разговоры за завтраками; живого, активного Хо, что мило реагировал на прозвище "кот", его спину, что Хан привык наблюдать за готовкой. Их первый раз, та голодная страсть и огонь в глазах. Признание в чувствах. Обещание, что он дал Минхо:
《— Минхо, - уверенно, но с солёной жидкостью под веками, что мешала видеть лицо напротив чётко, - я не думал, что смогу полюбить тебя, но теперь не знаю, как буду жить без любви к тебе. Я... ты мне дорог. Настолько, насколько могут быть ценными все богатства в мире, во всей вселенной. И, моя любовь к тебе — это безграничное чувство, что заставляет меня жить. Я буду жить ради тебя, уже живу и, если понадобиться, я умру за тебя. Я обещаю.》– он помнил каждое слово, сказанное им же тогда. Он был серьёзен, но так и не умер за него. И, как он может? Теперь, он не заслуживает ни того, ни другого. Ему оставалось стать пустотой — ничем. Ничтожеством. Жить в одиночестве, не иметь права больше хоть к кому-то приближаться. Ведь всё, что он делал — это ломал. Ломал психику, людей, жизни.