Бордовый потолок

8.

Было чертовски больно в груди. Снова. Феликс не мог даже вздохнуть без боли. Было так чертовски больно... 《Господи, молю, забери меня, можно я просто уже умру?》- Ликс сполз на пол по кафельной стене. В руке лезвие, что приносило ему столько облегчения. В какой момент жизни Феликс стал зависим от физической боли, что стал резать себя? В тот момент, когда его забрали из приюта или ещё раньше? Он уже не помнил этого. Но знал, что физическая боль — это полная херня по сравнению с ментальной болью. И, каждый раз, он растворялся в боли от нового пореза, словно так выпускал всю её из своего сердца. Бесило, что под вечной улыбкой и застенчивостью скрывалось столько боли... Краснощёкий и улыбчивый, словно солнышко, человек, был самым избитым и замученным.
В приюте было плохо, сколько Ликс себя помнил. Его били и презирали за то, что он был самым красивым, самым добрым и самым солнечным. Его ненавидели за то, что он был счастливым даже тогда, когда мир пытался задушить своей мглой?
Было чертовски тяжело освоиться, наконец, в семье, которая приютила его. Феликс и не помнил, когда стал таким родным и любимым новыми родителями. Он не помнил кровных родителей. Единственное воспоминание, это он – совсем ещё малыш лет семи и размытые лица матери и отца, что ссорились. Разбитая бутылка – "розочка" и много крови. Всё, что осталось от семейных воспоминаний. Ликсу казалось, что в его голове одна каша из редких воспоминаний, будто он под наркотиком. Затуманенные мысли...
Умереть хотелось, но косвенно. Будто ты не принадлежит ни одной из своих личностей. Чёрт, бред. Феликс, словно сумасшедший сидел на холодном кафеле ванной, по руке к запястью стекала кровь, а нервные окончания получали эйфорический эффект от физической боли.
Однажды, Минхо заметил порезы на руках Феликса. Был долгий разговор. Ли Минхо очень помог Ликсу разобраться в себе, помог найти психотерапевта, помог просто тем, что был рядом и дарил позитивные эмоции и подзатыльники. Однажды, Феликс даже подумал, что влюблён в Минхо, но быстро об этом забыл, ведь тот был просто самым замечательным старшим, который дал ему стимул жить. Но никто, ни Минхо, ни психотерапевт, ни Чонин, ни родители, ни сам Феликс, не могут оградить его от этого наркотика — физической боли.

***
Стерев с лица маску усталости ладонью, Чан глубоко вздохнул.
— Чан~и, пойдём спать, - Мари вошла в кабинет, закутавшись в плед и сощурив глаза от света настольной лампы.
— Конечно, родная, - вымученно улыбнувшись, Чан отложил на край стола папки с отчётами и счетами за кофейню, переложил в ящик стола документы по усыновлению и банковскому счёту.
— Если тебе так тяжело работать в одиночку, может стоит взять кого-то в помощники? Вести дела в одиночку становится для тебя мучением. Я не могу больше смотреть на то, как ты работаешь сутками напролёт, потом спишь по часу за ночь и ещё заботишься в свободное время о друзьях, - Мари обеспокоенно смотрела на парня. Чан подошёл к ней и, прижав к себе, вдохнул родной запах, что всегда успокаивал и давал подавлять чувства тревоги и моральной усталости.
— Я знаю, что ты переживаешь. И, если тебе и мне станет от этого легче, то я возьму кого-нибудь в помощники, - он снова вздохнул.
— Супер, - Мари улыбнулась, - нужно подумать, вдруг, есть кто-то, кто смог бы отлично справиться с этой работой. Нужен кто-то надёжный. Но! Это завтра, а сейчас мы идём спать!