— Да как ты их так спокойно жрёшь? Они ж солёные что пиздец, — Кирилл недоумевал: он уже допивал полуторалитровую бутылку воды, пока Лёша спокойно поедал крекеры всухомятку. И ведь даже не посмотрел на бутылку. — Мне норм, — запихивая в рот ещё один крекер, ответил Лёша. Он протянул пачку Кириллу, — будешь ещё? Гречкин с сожалением оторвался от бутылки, утирая пролившуюся каплю с подбородка. Хотелось пить ещё, но пацану надо было оставить. Рано или поздно сушняк настигнет и его. Наверняка так. Он же не монстр какой, чтобы сожрать столько солёного без последствий?
— Не-не, сам давись этой гадостью, — Кирилл показательно скривился, закрутил крышку бутылки и поставил её между ними. Шутку с «присядешь?» он благородно сдержал. Они сидели на стрелке Васильевского на плитке. Сегодня Нева спокойна, можно не бояться, что волны взбунтуются и зальют дорогие джинсы водой. Погода выдалась хорошая. Перистые облака редкими полосами протянулись по небу, не скрывая алых разводов заката. Романтика да и только. Неудивительно, что к воде спустилось несколько влюбленных парочек. Одна из них стояла в нескольких метрах от Кирилла. Гречкин опёрся руками на кладку позади и откинулся, глянув на чужой экран телефона. Девушка фотографировала Петропавловку, стараясь запечатлеть и мягкое сияние шпиля собора, и побагровевшее небо. Но не выходило: камера смартфона фокусировалась или на небе, затемняя собор, или на шпиле, высветляя небо. Но девушка не сдавалась, продолжала упорно нажимать на экран. Парень же, уткнувшись в её плечо, терпеливо ждал, пока она сделает снимок. — Подглядывать нехорошо, — тихо — так, чтобы парочка не услышала — сказал Лёша. Кирилл резко обернулся, и от этого движения из укладки выпала прядь. Он пытался сдуть её, но прядь упорно падала назад, неприятно щекоча кожу возле глаза. Пацан же даже не посмотрел в его сторону, хотя прекрасно слышал попытки Гречкина. Когда прядка снова, покачнувшись, проехалась по переносице, Кирилл заканючил: — Ну, Лёх, ну помоги. А Макаров всё продолжал разглядывать тёмную воду. И чего только там высмотреть хотел? Вода как вода. С изредка проплывающими мимо бутылками и прочим мусором. Гречкин подозревал, что пацан попросту не хотел смотреть на него, а потому глядел куда попало. — Помоги себе сам, — Лёша так к нему и не повернулся, — вот, знаешь, как говорят: спасение утопающих — дело рук самих утопающих. В голове сразу же закрутилась тупая шутка: вот скинуть бы его сейчас и дать ему спасаться самостоятельно. Ну Кир не то что делать, он говорить такое Лёше не желал. Шутки, хотя бы косвенно затрагивающие тему смерти, Гречкин старался обходить. Его это, мягко говоря, напрягало. Лёша хоть и вспомнил ночь аварии, но его воспоминания были отрывочны. Из всего только ослепляющий свет фар и крик сестры запомнил. Кирилл же помнил всё. Отвратительно хорошо помнил. И широко распахнутые глаза, и глухой стук тела о капот, и красную толстовку, капюшон которой сначала принял за кровь на асфальте. Для него образ сбившего Лёшу мажора не был абстрактным. Гречкин прекрасно знал: этот мажор — он сам. И теперь, глядя на такого уютного Лёшу рядом, Кирилл не хотел думать об этом. От собственной тупости и трусости становилось мерзко, так что Гречкин старательно избегал это воспоминание. Поэтому вместо подобной шутки он сказал, наигранно недовольно: — У меня руки грязные, давай ты. — У меня тоже, — Лёша поднял ладонь с зажатым между пальцами крекером. Когда же Кирилл заговорил про вторую руку, он, не дожидаясь конца вопроса, потряс пачкой, — а она занята. Ничем не могу помочь. Пацан усмехался, явно довольный собой. Что же, Кирилл пытался решить вопрос нормально — не вышло. Придётся действовать по-другому. Уже даже не из-за мешающей прядки, из принципа. Гречкин ткнулся головой в плечо Лёши и потёрся, убирая лезшие в глаза волосинки. Макаров инстинктивно отпрянул поначалу, но, за доли секунды поняв, кто рядом с ним, придвинулся назад. Он вновь отвернулся, но поздно — Кирилл уже разглядел улыбку на его лице. Бутылка была отставлена назад, Кир придвинулся ближе. Лёша тёплый. И пахнет яблоками. Такими зелёными, кислыми — как раз те, что Кирилл любит. Он в общем-то не был уверен, что по запаху можно определить сорт яблок, но сейчас, тычась носом в Лёшин затылок, Гречкин мог смело заявить: Гренни Смит! Как же вкусно... Кирилл недолго коротко потёрся носом о шею, подбородком улёгся на плечо пацана. Тот словно окаменел. Не дёргался, хоть чужое дыхание, вероятно, и щекотало кожу, молчал. И даже всё ещё сдерживался, чтобы не повернуться и не посмотреть на Кирилла. Изо всех сил пытался показать, что происходящее его ничуть не смущает. Но Кирилл-то чувствовал: спина едва заметно выпрямилась, плечико напряглось. Кирилл дальше полез ластиться, тычками-потираниями подобрался к линии челюсти. Запах яблок стал немножко слабее. Похоже, с этим запахом у Лёши был шампунь. Стоило поднять взгляд — наткнулся на ответный. Лёша скосил на него глаза и следил. Кирилл даже приподнялся и двинулся вперёд, чтобы облегчить ему задачу. Взгляд у Лёши мутноват, ни черта непонятно. То ли в реку сбросить хочет, то ли попросить продолжить эту странную игру. Гречкин решил не рисковать и, пока не оказался в воде, вывернулся и с громким «мяу» завалился спиной на Лёшины колени. — Совсем дурак? — насмешливо спросил пацан. Кирилл довольно мурлыкнул, имитируя кота, и неторопливо заёрзал на чужих коленях, — похоже получается. Прям такой большой и наглый кот. Гречкин усмехнулся, а Лёша запустил ладонь в его волосы, осторожно продираясь пальцами через слипшиеся от геля пряди. Действовал он мастерски, больно не было. Пальцы легко поглаживали кожу головы. Приятно. Кирилл, продолжая изображать кота, удовлетворённо зажмурился. — Жаль, не рыжий, — вздохнули сверху. Гречкин приоткрыл один глаз и изогнул вопросительно бровь. Он надеялся, что вид его передавал мысль: «охуел?». Видимо, да. Потому что Лёша тут же улыбнулся и пояснил, — в моём представлении все наглые коты — рыжие. А ты не рыжий. Вон, свои волосы тёмные, а на концах вообще... жёлтый? Кирилл скривился, словно Лёша его ударил. — Жёлтый... Грубо, Лёша. Нормальный у меня блонд, — И он принялся крутить головой, отчего плохо зафиксированные пряди начали трепаться и бить его по лицу. Лёша весело хмыкнул, он позволил руке свободно упасть, и теперь ладонь лежала рядом с шеей Кирилла. Достаточно близко, чтобы почувствовать чужое тепло или нарваться на случайные прикосновения. И Кирилл нарывался, часто намеренно. Специально вертел головой так, чтобы кончики Лёшиных пальцев задевали кожу на шее. Лёша не мог этого не заметить. Подвинь он ладонь всего на сантиметр-другой, это бы прекратилось. Но не двинулся, руку не убрал. Всё так же улыбался, вероятно, привыкший уже к дурачествам Кирилла. Макаров огляделся. У воды остались лишь они и парочка. Они, казалось, не обращали на них с Киром никакого внимания. И всё же открытость места напрягала. Как будто в следующую же секунду их заметят. Увидят их странные недоигры-недофлирт. И придадут этому больший смысл, чем сами Кирилл и Лёша. Что будет после этого — Лёша не задумывался. В голове всплывали разные сценарии, плохие. Стоило бы прекратить. Но сейчас... Ещё секундочку, ещё одно касание — и прекратит, остановит. — Вставай. Пойдём отсюда, — Лёша потрепал его по волосам и медленно задвигал ногами, не давая Кириллу спокойно лежать. Гречкин притворно надулся, но поднялся. Лёша встал следом. Он отряхнулся, провёл пару раз ладонью по джинсам, проверяя, нет ли на заднице теперь жвачки или какого-либо пятна. Вроде бы нет. Лёша хотел уже оправить футболку, но по пути ладонь перехватили. Кирилл крепко сжал его пальцы в своей ладони. Большим пальцем он медленно погладил Лёшино запястье. Это... ничего, да. Чем больше Кирилл открывался Лёше, тем больше он стремился к контакту. Гречкин оказался весьма тактильным, но некоторые проявления этого выбивали Лёшу из колеи. Вот как сейчас, например. Он взглянул на Кирилла, и всё сразу стало понятно. Незнакомец, отвлекшись от своей дамы, теперь недовольно зыркал на них, и Гречкин смотрел в ответ. Смотрел с ухмылкой, но не той, к которой Лёша теперь привык. Это был «старый» Кирилл. Наглый, вызывающий. Он смотрел свысока и всем видом кричал: «ну давай, доебись!». Но парень отвернулся, лишь неодобрительно покачав головой. Торжество отразилось на лице Кирилла. Лёша цокнул языком и, сжимая его ладонь, потянул Гречкина к подъёму. Руки они расцепили, только скрывшись за поворотом.
