Полное разочарование и юное очарование

Месть самому себе

Утро началось уже типично. С головной боли. Кирилл в отчаянии вдавил ладони в голову с разных сторон, надеясь удержать на месте раскалывающиеся половины. Легче не стало. От одного взгляда на разворошенный бар замутило. Он обошёл его стороной, направился на кухню. Засыпал в тарелку мюсли. Полез в холодильник и неожиданно обнаружил, что йогурт закончился. Еду придётся заказать. Пиццу доставили быстро. Кирилл бездумно жевал кусок за куском, переключая каналы. Не то, не то, не то. Всё хрень. Но он всё равно продолжал жать на кнопки, не ища в сущности ничего конкретного. Так, звука ради и какого-нибудь примитивного занятия, чтобы ни о чём не думать. Стыд и отвращение, подаренные прошлой ночью, не отпускали. Ему не впервой запираться в туалетах клуба: чтобы поразвлечься с кем-нибудь или поблевать. Но никогда он ещё не рыдал, заперевшись в кабинке. Это было унизительно. Кирилла тошнило от самого себя. Насколько же он слаб в действительности оказался...

Стоило ненадолго окунуться в новые для себя чувства, прикоснуться к свету — и вся броня порушилась. А за ней — ничего. Кирилл забыл, что всё это время никакой личности под слоями бравады не было. Наружу вылезли боль, слабость, разочарование. В последний раз он плакал так часто и много только после смерти матери, когда ещё не успел привыкнуть, что больше не проплаченного интереса к нему никто не проявит. Тогда он потерял родного, самого близкого человека и был юн, отсюда и слёзы. А сейчас? Сейчас что? Почему ты ноешь, тряпка? Кирилл всё списал на алкоголь. Это он сделал его таким чувствительным. Конечно! Это чёртовы бутылки играли на его нервах, заставляли терять самообладание. Но больше он себе такого не позволит. Хватит слёз. Ему, блять, двадцать лет, он взрослый мужчина и он больше не станет рыдать на полу зассаного клуба. Кирилл, вымещая злобу, пнул бутылку, валявшуюся на полу, и поднялся к себе в спальню. Нужно привести себя в порядок. Нужно снова попытаться собрать себя. Вернуть внешнюю защиту. А на пустоту внутри плевать. В конце концов, ему ведь и так неплохо жилось, верно? До всего этого пиздеца. Он сможет вернуться к прежней жизни: к кентам, клубам, моделям и «феям». Неважно, что они будут с ним из-за денег, пока эти деньги у него есть. Он наконец приехал в спортзал, ухмыльнулся девчатам на стойке регистрации и прошёл сразу к тренажёрам. Коротко размявшись — Вова за такое бы дал нагоняй и сказал нормально подготовиться, — Кирилл включил музыку в случайном порядке и заткнул уши наушниками. Заскочил на беговую дорожку. Бег выматывал, но останавливаться он себе запрещал. Надо, Киря, беги, слабак! Несколько недель ебланил, вот теперь и отрабатывай. Один трек в наушниках сменялся другим, и Кирилл не придавал этому значения, он попросту не вслушивался в песни. Есть подходящий ритм — отлично. Но в этот раз начало включившегося трека обратило на себя его внимание. Он неловко шаркнул ногой по дорожке, сбился с прежнего темпа. Прислушался. Узнал, конечно, узнал. С первых же секунд. Слишком часто слышал эту песню, любимую Лёшину. Он продолжал бежать, вслушиваясь в слова. Они удивительно хорошо ложились на его жизнь. Он ведь действительно был тем самым отрицательным героем в своей судьбе. Кирилл, пыхтя от нагрузки, повторял за исполнителем вслух некоторые строки. И даже когда трек сменился, в голове всё ещё крутились слова: «месть самому себе». Именно такой путь он и выбирал для решения своих проблем. Даже сейчас, мучая свои мышцы этими чёртовыми тренажёрами и упражнениями до самого закрытия. Голова кружилась, зато тело напоминало лёгкое облачко. Он не шёл, парил по залу, по улице до припаркованного на платной стоянке авто. Дома он уснул почти мгновенно, стоило только воспарить на верхний этаж, к себе в спальню. Тело бухнулось в постель, на лице расплылась улыбка. Наконец не проторчал весь день дома, наконец не напился до чёртиков. Есть чем гордиться, хотя бы сегодня. Но, засыпая, в голове он всё равно слышал слова той песни, смешавшиеся с обидными словами отца. На утро болело всё, что только могло болеть, кроме головы. Обычно было наоборот. Кирилл валялся не в силах пошевелить нормально ни рукой, ни ногой. Но нужно было вставать. Снова ехать в зал, да... Снова бегать, тренироваться, забивать голову музыкой. Не давать себе расслабиться. Расслабление — прямой путь к бутылке, от неё — к размышлениям о жизни, от них — к боли моральной. А её перетерпеть сложнее, чем эту, физическую, в мышцах. Кирилл усмехнулся. И ведь пил изначально, чтобы избавиться от лишних мыслей. Но те оказались хитрее, пробрались в пьяный мозг, научились поджидать прямо в бутылке. Интересно, а на зал это тоже перекинется? Штанга начнёт навевать уныние и заставлять разочаровываться в жизни? Он всё же заставил себя добраться до спортзала. Как оказалось, было это бессмысленно. Сегодня у Вовы стояла смена, и он, увидев Гречкина на пороге, покрутил пальцем у виска и развернул его к выходу. — Совсем поехал? Мне тут уже рассказали про твои вчерашние приключения. Меру ж знать надо. Травм хоть нет никаких? — он вскользь оглядел Кирилла, провожая его до машины. Кирилл покачал головой. Вова остался на улице, посмотрел на него. И когда Кирилл уже открыл дверь, чтобы забраться в машину, остановил, — слушай, не знаю, чё у тебя там произошло, но ты б за помощью обратился. То пропадаешь на несколько недель, то здоровье гробишь чрезмерными упражнениями. Так нельзя, Кирюх. Гречкин дёрнул правым уголком рта и посмотрел на Вову надменно. Но натолкнулся на участливый взгляд. Оборона надтреснула. Кирилл отвернулся. Чёрт, чёрт, чёрт! Ну не сейчас же. Давай, скажи, что всё супер, что его это ебать не должно, что ты точно поживаешь лучше какого-то ебаного тренера. Нет, нихрена не лучше. Гречкин ощутил себя таким жалким. Даже Вова заметил, что с ним что-то не так. Пожалеть решил. Его, Кирилла! Ему не нужна жалость, нет. Нужно съязвить. Пошутить про возраст. Что-то сделать, чтобы задеть. Не вышло... Посыпалась самоуверенность. Кирилл на секунду прикрыл глаза, а после упёр взгляд в салон автомобиля, делая вид, будто изучает там что-то, чтоб совсем уж в чужих глазах не упасть. — Я знаю, — хмыкнул он, а после усмехнулся, вспомнив песню. В голове снова закрутились строки про месть. Месть самому себе, — Но мне не нужна помощь, реально. У меня... альтернатива есть. Кирилл улыбнулся и забрался в машину, пока Вова непонимающе смотрел на него. — Дайте танк послушай, «Альтернативу», — пояснил он, опустив окно, и выехал с парковки. Пальцы по привычке потянулись к кнопкам на панели, включили нужный плейлист. Петь в одиночестве было не так приятно да и голос у Кирилла был какой-то скуляще-завывающий. Это и странным образом веселило, и расстраивало. Его всё тянуло в парк. Удельный парк недалеко от «Радуги». Но вдруг там будет Лёша? Перспектива встречи с живым, настоящим Лёшей на трезвую голову пугала. Не столько даже гневом отца и возможными последствиями, сколько необходимостью оправдаться, что-то сказать в свою защиту. Но говорить Кириллу было нечего. Поэтому в парк он не поехал, вернулся домой. И снова всё по кругу: еда, тупое щёлкание каналов, грустные взгляды в сторону бара. В конечном итоге он не выдержал. Снова потянулся к бутылке. Пожалел об этом почти сразу же, но не остановился. Парящие в мыслях обрывки фраз делали больно, заставляли влагу вновь скапливаться под сомкнутыми веками. Голос убаюкивающе рассказывал сказочку о глупеньком мальчике, не имеющем ничего по-настоящему своего: ни любви, ни влияния, ни даже мнения. Кирилл нежился в жалости к себе, вил кокон из этих мыслей, компенсируя тяжесть в груди редкими слезами. Он опять напился. Опять уснул на полу. Опять проснулся с головной болью в час дня. Может, это теперь его жизнь? Новый этап. Никчёмный и полный разочарования в себе. До первых дней августа о проблемах Кирилла знал только он, отец и его верные, бдящие через камеры за Кириллом псы. Ещё Вова, конечно, подозревал, что что-то случилось, но мог лишь гадать на эту тему. В августе же круг людей, узнавших об убойном запое Гречкина, расширился. Кирилл никогда бы не вмешивал в свои проблемы этого человека. Не доверял ему настолько. Но он был пьян в тот день, ему было плохо, и до зуда в ладонях хотелось набрать этот номер и узнать, ну как там Лёша. Получилось ли у него поступить? Он ведь так готовился... Переживал.