Полное разочарование и юное очарование

Плечи в веснушках

«Блять, это какой-то пиздец». «Я ничего не помню». «Вообще!» «Закрываю глаза, пытаюсь повторить полномочия субъектов». «И ничего!» Лёша строчил ругательства, материл себя, экзамены, законы, которые никак не хотели запоминаться. Нервное напряжение последних недель вылилось в агрессию на всё и вся. Но за этой агрессией несложно было заметить усталость и ощущение полного бессилия. Нужно было спасать парня.
«Можешь выйти куда-нибудь? Хочу позвонить».
Ответа не последовало, но уже через несколько минут раздался звонок от пользователя «Алексей Макаров». — Умница, — сказал Кирилл, стараясь звучать как можно мягче. Он слышал тяжёлое дыхание по ту сторону звонка и сам невольно вспоминал свой одиннадцатый класс. Только вот у Кирилла всегда были пути отступления, у Лёши — нет. Он пребывал в полной уверенности, что провал экзаменов закончится армией. А армия — это год без Лизы. Лизы, которая совершенно одна останется в детском доме, без старшего брата, заменившего ей всех, в столь юном возрасте. У него был только один вариант — поступление. И нервный срыв — мизерная цена за такое, как он считал. — А теперь закрой глаза, сделай глубокий вдох, — В ответ ни звука. Тогда Кирилл снова повторил, спокойно и мягко, — Давай со мной? Вместе? Вдох. Он шумно вдохнул, дожидаясь, пока Лёша повторит за ним. И тот всё же вдохнул. Кирилл так же громко выдохнул. — Выдох, — Лёша вновь послушался, проделывая вслед за Гречкиным то же самое, — Ты всё помнишь, ты всё знаешь. Всё будет хорошо. Кирилл говорил твёрдо, убедительно, но без давления и нравоучительного тона. Запугивать парня он точно не собирался. Лёша не должен был чувствовать ответственность ещё и перед ним, желая оправдать его «всё будет хорошо». Макаров нервно рассмеялся. По звуку Кирилл догадался: он вышел в уборную, чтобы позвонить. Слишком гулко звучал смех, отбивающийся от кафельных стен. — А если не будет? Если я ничего не помню? Правда, совсем ничего, — Лёша звучал так отчаянно, что хотелось наплевать на всё и мигом рвануть к нему, чтобы прижать пацана к себе. А ещё прикоснуться ко лбу губами, чтобы убедиться, что он не температурит. Слишком непривычно было слышать его таким, — всё спуталось, я, блять, вообще ничего не знаю... — Лёш, — Кирилл позвал его, но парень никак не отреагировал, продолжая тихо и грустно вещать: — Эта карга раздала нам сегодня задания из первой части. А у меня буквы перед глазами поплыли, как будто впервые задания вижу. А она ещё орёт... И я половину наугад расставил, потому что вопрос понять не смог. Это пиздец, Киря, это такой пиздец, — Лёша прерывисто дышал в трубку, его ощущение беспомощности хорошо чувствовалось в голосе, хоть он брал паузы, чтобы перевести дыхание и успокоиться. — Лёшенька, — начал было Кирилл, но слова утешения никак не хотели складываться в голове. Гречкин сам прикрыл глаза, вздохнул. Он будто снова стал ребёнком. Вернулся во времена, когда его близкий человек страдал, а он ничего не мог с этим сделать. Никакие слова не могли помочь. Плачущая мать предстала перед ним словно наяву. Ещё молодая, такая красивая... Но смотрящая на него глазами, полными слёз. И как бы сильно он тогда ни пытался её поддержать, как бы ни пытался привлечь к себе внимание, это не помогало. Ей не помогало ничего. Из этого воспоминания хотелось поскорее вынырнуть и никогда больше не возвращаться туда, в те минуты. Лёшино дыхание наводило на мысли о подступающей панике, о срыве. А если он заплачет? Что делать тогда? Сбросить трубку? Так нельзя. Нельзя, Кирилл! Нужно было говорить хоть что-нибудь, дабы успокоить не только Лёшу, но и себя. Говорить, душить в себе это желание сбежать от страдающего человека, поддерживать. Нужно, да... Но как же тяжело было снова чувствовать собственную немощность, неспособность спасти кого-то важного и нужного. — Всё будет хорошо, — тупо повторил он, уже даже не для Лёши, а для себя, — хорошо, правда. Там ведь... Там будет время. Много времени и тишина. Ты главное выспись перед экзаменом. И всё пройдёт отлично. Придёшь, возьмёшь с собой водичку, сядешь за парту, просмотришь бланки. Ты поймёшь, что там нет ничего нового. Там всё то, что ты видел уже сотни раз. Нужно будет только успокоиться и вспомнить. В нужный момент всё обязательно всплывет. Кирилл монотонно перечислял, как Лёша одно за другим выполняет задания; выходит из аудитории, чтобы немного размяться в уборной; спокойно убирает листы в сторону и думает над ответами. В его словах всё выглядело так просто. Элементарные действия: прочитать, записать, отметить нужные ответы. Всё так спокойно и привычно. Гречкин был уверен, что Лёше по силам с этим справиться. Речь Кирилла ярко контрастировала с запугиваниями учителей. Просто задания, просто экзамен. Не пытка, не смертельно опасное приключение. Да, важный этап. Да, судьбоносный. Но Лёша был готов к нему. Он отработал сотню заданий, десятки тестовых вариантов. Он знал, что делать, умел мыслить логически, заучил шаблоны, которые могли бы пригодиться во второй части. Лёша ярко представил перед глазами задания. Пронеслись типичные вопросы под номерами. И на все из них он знал ответы. Он представлял, как заносит их в бланки, уже виденные десяток раз на ОГЭ и всяческих пробниках. И всё получалось так просто... Привычно даже. Все задания оказались знакомы. Типичные графики, таблицы и столбцы. Он глупо засмеялся, чувствуя, как паника отпускает. — Лёша? — Кирилл прервал свой рассказ. Звучал он обеспокоенно. — Ты плачешь? От этого вопроса смех только усилился. Зато теперь его легко было идентифицировать именно как смех, Кирилл облегчённо выдохнул. Он уже испугался, что сделал своими словами только хуже. — Спасибо, — успокоившись, сказал Лёша. Он тихо зевнул, надеясь, что Кирилл этого не слышал. Хотелось поговорить ещё. Они не общались нормально, казалось, целую вечность. Почти две недели редких переписок ощущались именно так. — Обращайся, солнце, — было слышно, что Кирилл улыбался, — а сейчас иди спать, ладно? И шли нахуй всех старых сук, делающих тебе мозг. У тебя всё будет заебись, это точно. — Кирь, — Лёша усмехнулся, покачав головой. Ну уж нет, он не будет подавать сестре плохой пример и слать кого-то. Разве что... мысленно, — спокойной ночи, солнце. — Эу, это моё обращение! — Кирилл смеялся. — Художественный фильм «Спиздили», — в тон ему отвечал Лёша. — Так и знал, что пиздюкам верить нельзя. Спокойной ночи, шапочка. Звонок завершился. Конечно, паника подступала ещё не раз. Но справиться с ней уже было проще. Не в последнюю очередь потому, что уроки закончились, а на консультации Лёша ходить отказался даже под угрозой расстрела. Разве что посещал занятия с учительницей математики, которая единственная из всех прочих спокойно объясняла темы, а не пыталась как-то унизить учеников. Без давления демона, ведущего у Макарова обществознание, и его подружки из Ада, как-то ставшей учительницей русского языка и литературы в питерской школе, справляться со стрессом было проще. К тому же без необходимости вставать к первому уроку Лёша начал хоть немного, но высыпаться.