9.

654 7 1
                                    

заслужено *нервный смех*
9. Не пустое место
Сумерки, обдавая летней мягкостью, уже сгустились, когда Минхо
закрывал стеклянную дверь магазина на ключ. Развернувшись на пятках, он
зашаркал по грунтовке навстречу резко-холодному свету фар. Микроавтобус
проехал мимо, окутав горьким запахом выхлопных газов. Минхо сморщился и
прибавил шаг.
Над горизонтом, где еще виднелись приятные глазу янтарные отголоски
тёплого дня, уже занялись одинокие блеклые звездочки. Час уже поздний, но
Уджин всё равно ждет и ворота совершенно точно еще не закрывал.
В голове назойливо жужжала мысль, что не помешало бы покурить. Почти
каждый вечер Минхо налегал на пачку и порой безбожно выкуривал две
сигареты за раз. Странно, что Уджин, чувствительный к запахам и жадный до
объятий, до сих пор Минхо не спалил.
Рука нырнула в карман, нашарив помимо пачки свернутые купюры. Сегодня
после пары дней задержки пришла зарплата. Как раз вовремя, думал Минхо,
хлопая по карману, — долг друзьям, которым его щедро наградил отец, стоило
наконец отдать.
В день, когда мать положили в больницу, вопрос о деньгах встал остро. Пусть
купить все медикаменты не представлялось возможным, но на необходимую их
часть уж наскрести можно. Минхо, спланировавший все расходы еще тогда,
сейчас держал нужную сумму в руках и бранил себя нещадно за то, что в тот
злополучный день согласился встретиться с отцом.
По правде говоря, его согласие или несогласие не сыграли бы никакой роли.
Отец, позвонивший с неизвестного номера, заявился в больницу и за закрытой
дверью палаты принялся о чем-то говорить с матерью.
Выяснять отношения в коридоре отделения терапии было не самым лучшим
решением в жизни Минхо. Его, взвинченного и разгоряченного от избытка
чувств, отец за шиворот вытолкал прямиком на заднее сидение машины.
Единственное о чем мог думать Минхо в тот момент, когда машина выруливала с
парковки на проезжую часть, так это об изрядно помятой гордости. Гордость —
единственное, благодаря чему Минхо до сих пор держался на плаву. Однако
отец не постыдился отнять последнее, когда затормозил у вычурного ресторана
премиум-класса.
В такое сверкающее чистотой и роскошью место едва ли кто ходил в потёртых
джинсах и мятой рубашке. Минхо чувствовал себя просто ужасно под
оценивающим взглядом чванливых незнакомцев, что коротко кивали его отцу.
Скромные по размерам блюда со сложными названиями пахли травой и не
вызывали ничего кроме неуемного желания побыстрее свалить. Отец, убрав
назад тусклые с проседью волосы, принялся медленно жевать.
80/286Он сидел с прямой как жердь спиной, не позволяя себе даже на миг расслабить
плечи. В противоположность, Минхо, ссутулившись и специально расставив
локти на столе, ел с демонстративным отвращением.
Разговор и без того отвратительный перешел на опасные обороты, когда на стол
рядом с недопитым бокалом опустился пухлый конверт. Минхо ощерился в то же
мгновение и медленно убрал вилку. Дураком быть не надо, чтобы понять, что
внутри совершенно точно деньги. В отцовском жесте виделось уж точно не
желание помочь, скорее оскорбить и подавить. Минхо беден, как церковная
мышь, и морально почти раздавлен, а ситуация с матерью играла отцу на руку
как никогда.
Минхо тогда много плохого наговорил, послав к черту все условности.
Непозволительно грубую речь отец слушал молча, замерев как истукан. Но его
взгляд глубокий, будто понимающий, вызывал бурю противоречий. От этого на
душе становилось ещё гаже, а язык принялся извергать яд еще пуще прежнего.
Голос напротив едва заикнулся о Сонми, а Минхо уже минул точку невозврата —
его прорвало напрочь. Он не постыдился нелестно спросить, всё ли в порядке у
впечатлительной мачехи-полячки с корейским, или до сих пор ни «бэ», ни «мэ».
О кульминации вечера возвестил звонкий хлопок бокала, сжатый в крепком
отцовском кулаке. Минхо от неожиданности вздрогнул и прикусил кончик языка.
Отец резко стряхнул стеклянную крошку с рук и грузно встал из-за стола. Минхо
выслушивал в свой адрес кучу гневных оправданий, почему развод был так
необходим, а конец речи вылился в нотацию о мнимой самостоятельности и
отсутствии здравомыслия у нерадивого сына. Кинув напоследок что-то про
молоко на губах, Господин Ли забрал конверт и вышел вон.
Минхо праздновал победу ровно до того момента, пока не принесли счет.
Самостоятельный и гордый он в итоге дрогнул, когда осознал, что воны в
умелых руках не только решают проблемы, но с тем же успехом их создают.
Около двух часов потребовалось, чтобы разобраться с переводом суммы от
хёнов на счет ресторана. Администратор смотрел на его внешний вид до
невозможного брезгливо, пока Уджин говорил в трубку, что они до сих пор ищут
исправный терминал.
После резкой затяжки во рту неприятно загорчило. Дорога завернула за угол
небольшого дома с красной черепицей. Минхо смотрел на железные прутья
калитки с необъяснимой грустью. Когда-то здесь стояли деревянные дощечки, а
рядом с тем местом, где кучей громоздились садовые инструменты, раньше
переплетались кронами две яблони. Чужой двор Минхо выучил от и до, будучи
мелким.
Он был в то далекое время неусидчивым ребенком с вечно зелеными от травы
коленками и неуемным желанием рушить чужой порядок. Однако воровал
всегда грамотно и редко палился. Минхо хорошо помнил тот день, когда
упавшие стволы распиливали на части, и уши закладывало от рева бензопилы.
Вместе с умершими яблонями детство дало трещину — в тот же вечер родители
впервые поругались.
Минхо неприлично харкнул в траву и двинулся вдоль чужого двора, проклиная
себя за излишние сантименты. Всё уж давно быльём поросло — незачем
81/286вспоминать. Но тоска и потребность в обычном человеческом счастье накрепко
засели внутри и периодически скребли и надламывали.
В стороне раздались звуки гитары, а вслед — неловкое пение. Минхо мгновенно
напряг слух, замерев у конца забора. Створки окна приоткрыты. Желтый свет
пробивался сквозь полупрозрачный кружевной тюль. Силуэт мальчишки, слегка
раскачивался из стороны в сторону в такт музыке. Голос немного неустойчивый
с заметным напряжением, но с приятными слуху высокими переливами. Хан
Джисон определенно талантливый малый — одна дикция чего только стоит. Чан
с Уджином хорошо его поднатаскали.
Минхо невольно нахмурился. Во внутреннем кармане куртки сложенный вдвое
желтый листочек будто принялся жечь грудь. Почему не выбросил до сих пор —
бог его знает. Минхо долго думал над содержанием, и многое его до сих пор
смущало. Например то, с какого перепугу Хан Джисон вообще затесался в
компании хёнов? Чем сумел очаровать? Непонятно. Как и то, какого хрена Хван
Хенджин прохаживался рядом с ним тогда в магазине. Если Хан Джисон так
открыто общается с ним, почему Уджин и Чан до сих пор не узнали об этом?
Хёны уж точно не предатели, Минхо уверен, но всё это вкупе с содержанием
записки ещё сильнее путало.
Звуки струн прекратились неожиданно. Силуэт за стеклом встал на ноги,
задвинул шторы, и свет в окне погас. Стало на порядок холоднее и тревожнее.
Так же тревожно ему было пару дней назад, когда Сонми неожиданно принесла
законченный рисунок. Сестра не поскупилась на желтый цвет и закрасила им
почти весь фон. Картинка в целом казалась довольно жизнерадостной и теплой,
несмотря на общую подавленность Сонми, ее частые слезы по ночам и не
проходящую тоску по маме. Среди множества ярких звездочек и цветов под
кривой радугой стоял персонаж со светлой головой, на котором Сонми,
очевидно, хотела сделать акцент. Минхо крепко прижимал сестру, шмыгающую
носом, к груди, в попытке подавить мелкую дрожь от нахлынувшей паники.
Рисунок после он забрал и еще на протяжении нескольких дней внимательно
рассматривал эти рваные желтые штрихи от фломастера на нарисованных
волосах. Это до сих пор сбивало с толку.
А потом Хан Джисон ворвался в его зону комфорта в слепой попытке получить
хоть каплю расположения. Его протянутая рука, как жест хорошего отношения,
была проигнорирована. Минхо нисколько не пожалел, что пресек стороннюю
инициативу на корню. Реагировать на любые поползновения в свою сторону
максимально черство Минхо научила жизнь. От нее же он усвоил, что эмпатия от
незнакомых людей обычно имеет под собой подоплеку и не всегда приятную.
Собака пронзительно завыла, услышав скрип ворот и шарканье по деревянному
тротуарчику. Семья Ким в такое время еще не спала: во всех окнах горел свет, а
в гараже под звуки радио раздавалось гудение чего-то механического вкупе с
невнятной речью.
Мама Уджина встретила Минхо в прихожей, когда тот мялся у порога,
раздумывая, стоит ли сначала подождать, а потом пройти, или вообще лучше
кого-нибудь окликнуть. Семью Уджина он знал еще с яслей, и стеснения в их
доме никогда не испытывал, однако после всех тех жестоких слухов, почву
которым два года назад дал Хенджин, уже не получалось ощущать себя так
расслаблено. К тому же, начиная с того лета, когда Чан и Уджин выпустились из
82/286школы и уехали в университет, Минхо редко попадался на глаза супругам Ким. И
только этим летом он решился пойти на контакт, ведь Сонми требовалась
поддержка, а ему самому — место, где сестре не причинят вреда, пока он
работает.
Госпожа Ким сочувствующе обняла Минхо и повела на кухню, где тут же
принялась накрывать на стол. Такая оперативность смущала неимоверно:
хозяева давно уже отужинали, и он не собирался оставаться здесь надолго.
Только сестру забрать, поблагодарить и отчалить.
— Мальчики сейчас спустятся, — произнесла женщина, вручив горячую кружку с
дымящимся какао. — А ты перекуси хоть. Исхудал совсем. Где же твои щёки,
Минхо-я?
Он, неловко усмехнувшись, сказал, что не знает. От счастливого щекастого Ли
Минхо почти ничего не осталось. Имя да и только.
Есть за чужим столом казалось непривычным, из-за стены, которую сам же и
воздвиг, будучи уверенным, что такой проблемный парень как он, здесь никому
не сдался.
Мама Уджина тихонько присела рядом и погладила сгорбившегося над тарелкой
Минхо по спине. Он вопросительно глянул на нее, прекратив жевать на
мгновение. Кожа от поглаживаний начала медленно и приятно теплеть, словно
от втертого горчичного масла.
— Приходи к нам почаще, хорошо? — проговорила она тихо. — Не бойся
принимать помощь, ведь в нашем доме тебе всегда рады. Пожалуйста, помни об
этом.
Минхо отвернулся и проморгался. Эта безвозмездная отзывчивость вызывала
бесконечное чувство неловкости. И невозможность отплатить за такое хорошее
отношение вгоняла в уныние. Одно хоть немного, но успокаивало — сегодня он
наконец отдаст хёнам их деньги.
— Ты ездил к маме? Как она?
— Еще месяц лежать. Врач сказал, всё запущено, — ответил нехотя. Не привык
делиться проблемами, с которыми, уверен, справится сам. В поддержке он при
этом нуждался отчаянно, но намеренно не принимал. К хорошему ведь быстро
привыкают, верно?
Госпожа Ким тяжело вздохнула и потерла переносицу, взяв с Минхо очередное
обещание, что в случае чего он обязательно обратится к ним за помощью. Задав
еще парочку вопросов о работе, она вышла из кухни «поторопить мальчиков».
Через некоторое время сверху заскрипели ступени, и послышался громкий
зевок. На кухню, опередив осоловелого Чана, протиснулся Уджин. Минхо, допив
залпом остатки какао, привстал, чтобы обняться и вдохнуть пряно-цитрусовый
запах чужой толстовки.
Чан пожал руку и грузно опустился на стул, вытянув ноги и запрокинув голову.
Затем вяло произнес, что гарнир Уджин пересолил и есть его опасно для жизни.
За что тут же получил легкий удар по животу и наигранно-обиженный ответ,
83/286мол, сам же уплетал за обе щеки и добавку просил. Чан, несмотря на настрой
подшучивать, выглядел вымотанным и, похоже, здоровски стрессовал в
последнее время: круги под глазами помассивнее чем у Минхо, и голос совсем
севший, будто сорванный воплями.
Уджин часто смаргивал усталость с глаз и в целом тоже выглядел неважно. Чан
в стороне зевнул громко до хруста челюсти и со стоном потянулся на стуле.
— Спал что ли? — Минхо запустил палочки в слипшийся рис под внимательным
взглядом Уджина. Тот, похоже, повелся на шутку и теперь на полном серьезе
переживал за вкус.
— Покемарил немного, — ответил Чан. — Через час на смену.
Минхо поджал губы. Чан сам предложил отрабатывать его смены на заправке,
пока Минхо ездил в город к матери и разбирался с прогулами в магазине. Хён не
переставал пахать за двоих, будучи на пределе, но всё равно не переставал
помогать. До чего же больно и совестно. На нем ведь помимо всего и тренерство
вместе с приближающимися соревнованиями. Ещё и этот Хан Джисон, будь он
неладен со своими уроками.
— Я, наверное, поговорю с управляющим, — произнес Минхо с мнимой
уверенностью в голосе, но взгляд на Чане задержать не хватило храбрости. — И
тебе больше не придется тянуть столько на себе. Спасибо, что держишь моё
место.
— Нормально же было. Чего начинаешь-то? — Чан, продолжая жмуриться,
скривил рот в обиде. — Просто разберись с проблемами, а тыл я прикрою. В
конце концов, чем тяжелее неделя, тем приятнее расслабляться в выходные.
Скажи, я не прав?
Прав. Ещё как прав. Минхо всегда старался контролировать приём алкоголя,
если Чан решал устроить посиделки. Но последнее время зверски хотелось
напиться, хотя нет… именно надраться. Да так, чтоб на ногах не стоять, не
видеть ничего перед собой кроме качающейся земли, забыть своё имя, своё
прошлое и настоящее. Хоть на вечер, но исчезнуть.
Вдвоем они встречались редко, но всегда инициатором был и остается Чан. Хён
никогда не требовал какого-то особого отношения к себе, никогда не учил
жизни и не навязывался со своим мнением… просто звонил и писал в моменты,
когда Минхо остро нуждался в поддержке. Будто на подсознательном уровне
чувствовал.
С Чаном один на один приятно молчать. Он даже в полной тишине старался
проявлять участливость и никогда не пренебрегал спокойствием Минхо. Встреча
с бутылкой соджу и коробкой пиццы могла начаться почти в безмолвии и так же
закончиться. Всех всё устраивало, и никто дискомфорта не ощущал.
Зашумела кофемашина. Уджин, наклонившись над ней, долго смотрел на
вытекающую в кружку пенистую струйку и обменивался репликами с Чаном. Они
говорили о тренировках, используя эти свои непонятные спортивные словечки.
Минхо тоже нуждался в разговоре, но по душам.
Сейчас многое его волновало и выводило из равновесия, но обнажить душу он
84/286мог лишь Уджину. С Чаном о многих вещах не поговоришь. Хён хорош по части
физической силы, и в былые времена при малейших подозрениях, что Минхо
ущемляют в чём-то, рвался устраивать профилактические «беседы». Именно у
Чана в свое время Минхо научился давать сдачи.
— Сколько я там должен? Около девяноста? — Минхо достал из кармана деньги.
Чан уже собирался уходить, к тому же, сам Минхо уже перекусил и стоило
поскорее забрать Сонми. Которая, к слову, до сих пор не спустилась.
— Э, друг, — Чан коротко взглянув на протянутые купюры, выставил вперед
ладонь в категорическом отказе. — Убери-ка это. Совсем нас не уважаешь?
Минхо непонимающе моргнул. Он всего лишь хотел наконец вернуть
потраченное по его вине, но строгость в глазах Чана сбивала с толку.
— Не стоит, — Уджин гладил по плечу, пока Минхо рылся в мыслях и неуверенно
таращился на свои же деньги. — Тебе они нужнее. Мы ведь помогли тебе, а не
дали в долг.
— Ну даёшь, — Чан дёрнул головой, усмехнувшись, и принялся зашнуровывать
кроссовки.
— Не делай так больше, хорошо? — Уджин устало улыбнулся, и Минхо невольно
кивнул ему. Хотел как лучше, а в итоге стыдно и противно от самого же себя.
Просто отпад.
Чан накинул куртку на плечо и уже протянул руки, чтоб на прощанье обняться,
как Минхо встрепенулся:
— Хён, постой, я с тобой пойду, — а после повернулся к Уджину: — Позовёшь
Сонми? Нам уже пора.
— А остаться не хочешь? — последовал ответ. — Сонми уже переодета и спит.
Мне разбудить её?
— Спит? Да, наверное… — Сестра заснула впервые до прихода Минхо. Обычно
она всегда ждала его, а сейчас… На самом деле, будить её хотелось меньше
всего.
— Перестань, — умоляюще произнёс Уджин. Чан терпеливо стоял у порога, хоть
время и поджимало. — Она устала и сегодня совсем мало ела. Просто останься.
Не ради нас, так ради неё.
Минхо вымученно выдохнул и кивнул, после чего Чан ободряюще хлопнул по
спине и отсалютовал двумя пальцами. Дверь, захлопнувшись за ним, обдала
ночным холодом и освежила перегруженную голову.
Сонми лежала на верхней полке двухъярусной кровати, свернувшись калачиком
под одеялом. Минхо переодевался в полутьме под механический скрежет, что
доносился из открытой форточки. Господин Ким с младшим сыном еще копались
в гараже.
Минхо уперся рукой в верхнюю перекладину кровати, в попытке перекинуть
колено и лечь рядом с сестрой, но голая ступня наступила на что-то бумажное.
85/286Желтый стикер выпал из внутреннего кармана куртки, и Минхо неожиданно
быстро наклонился поднять его. В комнату проникал только фонарный луч из
окна, но даже при такой тусклости записка оставалась читабельной. Буквы
жирные и местами кривые, видно, как карандашом водили резко и с силой. Со
злостью и обидой.
«Хён. Я не пустое место.
Назови причину, почему я не должен улыбаться тебе».
Минхо, уткнувшись задумчивым взглядом в бумажку, нервно тёр переносицу.
Кто бы мог подумать, что Хан Джисон, этот бесячий мальчишка, осмелится на
такую выходку. Еще и номер любезно предоставил в желании получить
«причину». Так по-подростковому импульсивно и… вместе с тем наивно. За всю
свою жизнь Минхо получил порядка сотни записок, и все они либо сочились
ненавистью и пожеланиями скорой смерти, либо пестрели нарисованными
членами и просьбами взять в рот.
Это лето началось сумбурно, и чего ждать дальше — неизвестно, оттого
неуверенность буквально во всём росла в геометрической прогрессии. Нужно
срочно поговорить с Уджином, и именно сейчас, а не утром, когда полно суеты.
Сонми заворочалась наверху, скрипя пружинистым матрасом. Минхо легонько
погладил по вздыбленному одеялу, где предполагалась спина.
Уджин разместился в гостиной, но ещё не спал. Залипал в телефон.
Минхо без слов забрался под чужое одеяло. Так же без слов Уджин убрал
телефон и примостился рядом, касаясь плечом. Сквозь прозрачные тюли на
ковер лился серебристый свет, а со стороны лестницы слышалось тиканье
настенных часов. Минхо не знал, с чего начать, он уже давно позабыл каково
это — откровенничать перед другом. Но Уджин всегда спасал его. Даже сейчас:
— О чём-то думаешь?
— Да, причем давно, — Минхо еще не был уверен, стоит ли конкретизировать
свои мысли, или ограничиться размытыми ответами. Но одно он знал точно —
сегодня должно всё решиться.
— Знаешь, — Уджин нервно усмехнулся. — Прости, это может быть не совсем
моё дело, но мне кажется я должен поделиться с тобой.
— Тебя тоже что-то беспокоит? — Минхо повернулся к нему вполоборота. Между
ними осень, зима и весна, проведенные порознь. Очень хотелось вернуть
прежние времена, когда они всё друг другу рассказывали.
— Не совсем, — Уджин потер шею и опустил взгляд на пятно света на ковре. — Хан Джисон, тот светловолосый паренек, которого ты видел на днях в моей
комнате…
Минхо зажмурил глаза и тут же распахнул их вновь, полный неверия. Уджин что
ли мысли его читает? Как они одновременно могли думать об одном и том же
человеке? Не просто думать, но и хотеть поделиться мыслями о нем!
—… Минхо, мне кажется, он тобой заинтересован, — закончил Уджин. Слова уж
точно не являлись неожиданностью, но били под дых именно тем, что даже со
86/286стороны попытки Хан Джисона настолько очевидны.
— Только не обижайся на меня, ладно? — Уджин мягко переместил руки ему на
плечи и виновато улыбнулся, — А то я знаю, как ты любишь воспринимать всё в
штыки. Парень просто часто спрашивает о тебе.
— Понятно. И что спрашивает? — честно, Минхо нисколечки не интересно,
просто беседу важно не слить. Уджин видел его прикрытое равнодушием
любопытство, и Минхо чувствовал благодарность хотя бы за то, что друг не
подтрунивал над ним. Уджин знал, что это важно, и комфортом Минхо никогда
не пренебрегал.
— Спрашивает, почему ты такой сухарь.
— Интересуется, — в ответ легкий усталый смех. — Никто мной не интересуется.
Мне же лучше. Ты же помнишь, чем всё кончилось в прошлый раз?
Уджин поджал губы и переместил медвежью ладонь Минхо на спину,
поглаживая. Этот жест успокаивал, и Минхо на несколько мгновений прикрыл
веки.
Он до сих пор не знал, кто накалякал то уродство, ведь в художественном
кружке на тот момент числилось десять человек. Но Минхо железобетонно
уверен, что Хёнджин имел прямое отношение к той подставе. Кому как не ему
на руку подкинутый рисунок любителя-извращенца? Только он так отчаянно
трясся за свою репутацию образцового старосты. Чтобы защитить себя от своих
же страхов, Хёнджин не придумал ничего лучше, как испортить чужую жизнь.
Минхо ненавидел себя за недальновидность, ведь с самого начала было ясно,
что дружба у них на слабую троечку. Хёнджин не скрывал своей брезгливости и
в стенах школы никогда с Минхо не здоровался — боялся, что подумают другие.
Принцу школы не пристало общаться с сыном потаскухи.
— А Чан? — Минхо открыл глаза. Уджин смотрел на его опущенное лицо и руку
со спины не спешил убирать. — Не все такие как Хван Хёнджин. Чан не делал
тебе больно, он оберегает тебя, и мне до сих пор кажется, что его появление в
твоей жизни — это помощь свыше, не иначе.
— Да, Чан-хён. Я ведь тогда думал, что он это всё… из жалости делал, и поэтому
злился на тебя, что ты привёл его.
— Ну дура-а-ак, — раздался мягкий добрый смех, и Минхо в ответ тоже
улыбнулся.
— Я тоже люблю Чан-хёна. Если бы не он… Да, я рад, что он в своё время
заинтересовался мной, но спасибо сказать до сих пор трушу. Только ему не
говори, хорошо?
— Не скажу, ты же знаешь. Могу я сказать о своём страхе тоже?
Минхо кивнул и уперся лбом в чужое плечо.
— Я боюсь, что когда приеду сюда следующим летом, от настоящего тебя ничего
не останется. Передо мной будет уже другой Минхо. Сломанный одиночеством
парень, отвергающий любую помощь.
87/286— Я не… — Минхо не мог не заметить едва промелькнувший укор в голосе друга. — Я постараюсь почаще приходить к вам. Но приходить без причины мне просто
неловко. Извини за это. Ещё сложно привыкнуть.
— Просто открывайся людям почаще. Они ждут этого, — Уджин убрал отросшие
волосы со лба Минхо и успокаивающе провел по щеке. — Чем крепче связь, тем
сильнее отдача.
— А если ошибусь? Что тогда? — вопрос вышел невольно, и к семье Ким, с
которой Минхо только-только начал строить доверие с нуля, не относился. Стало
страшно, вдруг Уджин потребует конкретики, а Минхо категорически не хотел
произносить имя внука госпожи Хан.
— Не зацикливайся на прошлом. К чему переживать, если ты ещё не ошибся?
Эти каникулы такие же короткие как все прошедшие. Помни об этом.
Верно. Моргнешь — и лето пролетит, а вместе с ним и мизерные шансы на
перемены. Уджин с Чаном так же уедут на учёбу, и жизнь снова превратится в
бесконечный день сурка. Уджин словно прочел его мысли и воодушевляюще
продолжил:
— Зато в этом есть и хорошая сторона. Хван Хенджин уедет этим летом.
Минхо задумался. А ведь точно, этот год у него последний. Минхо уже
настолько привык к давлению со стороны, что даже не вспомнил о скором
поступлении Хвана.
— Не думаю, что Со Чанбин останется здесь после выпуска…
Да, сомнительно. Совершенно точно эти двое покинут деревню вместе. Старые
раны и ушибы будто вновь проступили на теле при одном лишь упоминании
Чанбина. Этот моральный урод редко разгуливал по улицам днем, с ним Минхо
уже давно не пересекался, и слава небесам.
—… его брат конечно сумасшедший, — Уджин продолжал в пустоту, — но не
настолько, чтобы лишать тонсена образования. Они же не донимают тебя
больше? Ты многим перестал делиться со мной.
Минхо спешно вынырнул из мыслей.
— Никто из них больше не лезет ко мне. Но если появится хотя бы намёк, что
кто-то кроме меня знает… ты знаешь, о чём я, мне одна дорога — на нары.
Одна только мысль об этом вгоняла в депрессию. Если Минхо посадят, то Сонми
и мама останутся одни и совершенно точно пропадут. В деревне, где и без того
ходят слухи, что сестру мама нагуляла на стороне, их в конец заклюют.
— Мне жаль, что я вынудил тебя тогда рассказать мне всё как есть. Сейчас бы
ты не переживал об этом. Но послушай, Хёнджин не станет так подставляться,
ведь, если процесс начнется, полиция начнёт копать и под него тоже.
Пожалуй, это единственное, что успокаивало и единственное, что
препятствовало Хенджину подать заявление в участок. Минхо сжал пальцы на
88/286ногах и откинулся на спинку дивана, громко сглотнув. Он ведь даже Чану об
этом не говорил.
— Если я пойду на дно, — голос от напряжения дрожащий, и скрыть это не
получалось, — то потяну тех двоих за собой. За себя я не боюсь, и в тебе я
уверен. Кроме тебя и меня никто ничего не знает и не узнает… Если те сами не
подставятся.
С крыльца послышались усталые голоса и тяжелый топот, затем дверь
открылась, задребезжав стеклом. Господин Ким сразу поднялся на второй этаж,
на ходу кряхтя и снимая рабочую куртку, а Чонин завернул в ванную. Никто из
них не обратил внимания на молчаливые тела в полутьме гостиной.
Минхо встал с дивана, решив, что контактировать с младшим братом Уджина в
комнате не хочет, и поэтому стоит поскорее лечь к сестре. Уджин неожиданно
схватил его за запястье, а когда Минхо повернулся к нему, почти беззвучно
произнес: «Я всегда с тобой, ты же знаешь».
Сонми вновь жалась к груди в поиске маминого тепла. А на утро в полусне чуть
не спихнула за бортик полки. Пока Минхо неспешно одевался на работу под
сонное бормотание Чонина внизу и размеренное сопение Сонми наверху, в
голове всё вертелись вчерашние слова Уджина.
Не зацикливайся на прошлом, сказал он. Наверное, Минхо сошел с ума, когда
набирал ёмкое смс Хан Джисону. Но сам он утешался тем, что всего лишь
следовал совету друга. «Назови причину, почему я не должен улыбаться
тебе» — задача почти непосильная, но лучше решить всё лично.
Что-то уже начало меняться, но вопреки желанию не в лучшую сторону. Минхо
поднял голову, готовый пробить товар, и уперся взглядом в лицо Хван
Хенджина. Тот подошел к кассе без единой покупки.
— Я бы хотел закупиться оптом, можно? — весь его вид внушал уверенность, что
граничила с самовлюбленностью и гордыней. Даже напускная вежливость в
голосе была ни к месту — слишком уж высоко задран подбородок.
— Смотря чем, — Минхо старался не смотреть на него больше двух секунд.
Воздух в зале без того сухой, а рядом с Хенджином и вовсе словно выжгли всё.
Голос напротив попросил ящик соджу со вкусом граната, а у Минхо от удивления
чуть не надломилась бдительность — так и хотелось спросить, кого тот хочет
утопить в алкоголе, и знает ли его отец об этих покупках. Затем примерно в
таком же количестве Минхо забил в чек колу и спрайт. Сомневаться в том, что
бухло покупалось в тайне не пришлось: Хенджин оплачивал наличкой, не
картой, с которой легко спалиться, и к тому же, сказал, что всё купленное позже
заберут его друзья. Мамкин конспиратор. Нестерпимо хотелось колко
шуткануть, но рассмеяться — значит показать свое неравнодушие к ситуации.
На Хван Хенджина Минхо уж как год чихать хотел, да.
Кассовый аппарат пикнул, подтвердив платеж, и с жужжанием вывел чек.
Хенджин уходить почему-то не спешил.
— Хён, я… — Минхо проигнорировал неожиданные умоляющие нотки в голосе и
зыркнул весьма определённо. — Послушай, — рука слегка дернула за рукав
89/286рубашки, вызвав бурю негодования. Хёнджин не имел права касаться его, и
Минхо дал это ясно понять, когда грубо выдернул руку. — Хён, прошу,
выслушай.
Неприкрытая мольба зазвучала в голосе, и весь показной лоск, которым
Хёнджин так любил кичиться, слез как облупившаяся эмаль. Минхо принял
оборонительную позу, сложив руки на груди, и принялся выжидающе молчать,
хотя на языке вертелось достаточно нехороших слов. Для всего того, что
совершил Хенджин, брани, само собой, было мало.
— Чего тебе? Говори быстрее, — стыдливое молчание начинало раздражать.
— Завтра у меня выпуск. Тебя ведь на своем не было, я знаю. Не хочешь…
Минхо не сдержался и дёрнул уголками губ. До чего же смешила эта
наигранность. Конечно Хёнджин был в курсе, что Минхо не присутствовал даже
на получении аттестата, ведь сам этому и посодействовал.
— Не хочу. Это всё?
— Хён, мне нужно хоть как-то извиниться перед тобой, — Хёнджин, осмелев,
уверенно подался вперед. — Давай попробуем… хотя бы попытаемся вернуть
нашу... дружбу.
— Дружбу, говоришь? — Минхо ошеломленный вздернул бровью. — Удобно
прикрываться дружбой, когда есть на что давить. Я ведь молчу не потому, что
великодушный до усрачки. Или ты забыл, как угрожал мне?
— Я… — Хенджин принялся часто моргать. — Я очень благодарен тебе за
молчание. Просто знай, что я делаю это вынужденно и не хочу доходить до
крайностей.
Кто бы сомневался, подумал Минхо, а вслух произнес:
— Своему приятелю ты тоже так говоришь? Или это он тебя науськивает? Хотя,
не отвечай. Мне плевать на вас.
— Я скоро уеду. Мы скоро уедем. Напоследок дай мне шанс показать, что я
изменился.
Боковым взглядом Минхо заметил, как приближался покупатель с доверху
полной корзиной, и поспешил слить бессмысленный диалог:
— Довольно. Не задерживай очередь.
Хенджин закусив нижнюю губу послушно отступил, но ближе к выходу крикнул:
— Приходи завтра. Я буду ждать тебя.
«Нахуй иди, Хван».
Настроение испортилось окончательно, но Минхо старался убедить себя в том,
что слова Хенджина это последнее о чем стоит думать.
90/286Какой к черту выпускной? Хван должно быть совсем из ума выжил раз решил,
что этим можно загладить вину. Ли Минхо на этом празднике жизни ждут в
последнюю очередь, и появись он там, никто не побрезгует напомнить ему, кто
его мать и кто он сам.
Всё это — очередная попытка Хенджина унизить, и извинениям его грош цена.
День подкинул еще достаточно мелких неудач, начиная от стычек с дотошными
покупателями, заканчивая сорванным обеденным перерывом. К тому же
телефон разрывался от звонков. Снова неизвестный номер, с которого отец слал
сообщения с просьбами встретиться вновь. Минхо уверенно игнорировал, но
отвлечься не мог. Голодный и злой он расставлял товар на полку, решительно не
понимая, чем он это заслужил?
Всё наладится, несмотря ни на что верил Минхо. Всё ведь проходит, и это тоже
рано или поздно пройдет. Только подождать, перетерпеть, и можно жить
дальше. Мама обязательно поправится, и эти непростые времена они вместе
забудут как плохой сон. Сонми скоро пойдет в школу, надо будет обязательно
записать ее в кружок по рисованию. Минхо сам бы не прочь научить её основам,
но период сейчас по-настоящему тяжелый — не до уроков.
Кафель мокро блестел под лампами, у кассы Минхо слышал, как напарник
рассчитывал последнего покупателя. Полы наконец домыты и чистящие
средства убраны в подсобку. Минхо устало мазнул взглядом по настенным
часам — через три минуты закончится его смена. Сегодня магазин закрывает
напарник, поэтому уйти можно первым. После всех прогулов важно свалить по-
быстрому и без лишних слов.
Дернув ручку стеклянной двери, он поклялся себе, что, когда будет увольняться
отсюда, напоследок вырвет этот сраный колокольчик вместе с гвоздем и
запульнет ногой в ближайшую тару с компостом.
Улица встретила его успокаивающей свежестью начинающейся ночи и горсткой
тусклых звезд на дымчато-синем небе. Минхо вытер пот со лба локтем,
спустившись с лестницы. Он хотел было привычно закурить, уже зажал губами
сигарету, как откуда-то раздался громкий оклик.
— Курить сейчас не круто, хён, — Минхо резко развернулся на голос и уткнулся
взглядом в красную мастерку.
91/286

Клин Клином Место, где живут истории. Откройте их для себя