13. Не трус
Ноздри трепетали сквозь тяжелую леность сна. Пахло и во сне и наяву
чем-то не то остро-цветочным, не то хвойным. Джисон почувствовал мокрое
пятно у щеки и с низким мычанием вытер рот. Он отсыпался на чужом лоскутном
покрывале, слюнявил чужую подушку и дышал чужим запахом. И отдаленно
помнил, что вчера ночью добрался до этой кровати не своими ногами.
Вокруг густые коричневые цвета потертого дерева, а над головой скошенный
чердачный потолок. Здесь: непрозрачный воздух из-за черных шторок, такой
непривычно густой, но вкусный; заваленный бумагами стол и куча полок с
толстыми корешками книг; на стенах в рамках сушенные листья различных
форм и цветов и там же туго натянутые ткани, похоже, с ручной росписью.
Джисон, растормошив спутанные волосы, сонно повертел головой — где-то
громко шли часы. И действительно, в углу стояли большие, словно из прошлого
столетия, с медным маятником и золотистым циферблатом под пыльным
стеклом. Короткая стрелка давно уже перевалила за час. Джисон моментально
пришел в себя и вскочил на ноги. Бабушка его точно убьет.
Спустившись по крутым ступеням вниз, он с долей неверия узнал этот коридор,
узнал прихожую, а в дверном проеме — ту самую кухню, где Минхо не так давно
поил его чаем.
Ах, ну да. Конечно он у него дома — на чьей же еще спине его вчера несли в
пьяном угаре? Джисон смотрел на свое отражение в зеркале ванной и не мог
поверить, что вот этот помятый чёрт со слипшимися глазами вчера кошмарил
Минхо по пути к дому. Господи, если ты есть, можно хён об этом забудет?
Наспех протерев зубы выдавленной мятной пастой, он спешно прополоскал рот.
Струя с характерными булькающими звуками лилась в слив, а Джисон из раза в
раз подставлял сложенные в ковш ладони, чтобы вымыть лицо и попробовать
тяжесть хлорки. Никакие триггерные ассоциации и правдиво-обманчивые
образы не всплывали в голове, словно вчерашним сильным приступом он на
время вышиб предстоящие.
Минхо спал в комнате своей матери. Джисон, заглядывая в дверной проем,
видел его лежащим клубочком в уличной одежде на застеленной кровати.
Джисон о многом жалел в своей жизни, но все эти позорные эпизоды и рядом не
стояли с тем, что он вчера натворил. По его милости у Минхо на скуле синяк —
просто потому что испугался выходить из кабинки, испугался заступиться. А
самое ужасное то, что Минхо в курсе его акта трусости, в курсе какой он на
самом деле тряпка. И то, что Джисон проснулся в доме хёна, еще сильнее
давило на чувство вины. Джисон не заслужил быть так близко, не заслужил
спать в его кровати, вытесняя самого Минхо в холодную комнату его матери.
Матери, которой в доме почему-то нет. В ванной в стаканчике — всего две
зубные щетки, а в памяти — обрывок телефонного разговора за стенкой
туалета.
Джисон задумался. Стоит ли разузнать о Госпоже Ли у нуны или это будет
слишком не тактично? Как ответ на внутреннюю борьбу Минхо тихо застонал во
сне. Сквозь белые тюли тени гладили его щеки подобно затейливому кружеву. У
130/286него блестели влагой лоб, скулы, рот и кончик носа, и всё вокруг него, начиная с
мятой кровати, заканчивая солнечными бликами на мягких волосах,
превращалось во что-то нежное и неземное, сливалось с ним бесшовно как нечто
невообразимое и следовало за ним… всегда? Джисон думал, что начал замечать
это не сразу, как и внешнюю привлекательность Минхо, которой раньше не
придавал особого значения. Закралось какое-то странное чувство
неправильности, казалось, словно мозг трактует обыденные вещи не так как
должно, с долей неадекватности. Как при поцелуе с Рюджин. Но сейчас Джисон
трезв. Все эти мысли возникали без внешнего толчка, и это выводило из себя.
«Чертов Аполлон. Че, прикольно тебе, да? Хорошо спится?».
Дверь от его толчка ударилась ручкой о стену. Громко ударилась, потому что
Джисон специально не сдержался, хоть и понимал где-то на периферии, что
ведет себя как подросток, страдающий половым созреванием. Минхо опасно
зашевелился на кровати. Джисон замер, готовый вот-вот драпануть в коридор.
Хён вначале лениво мазнул по нему взглядом, затем глянул осознанно с долей
неверия и испуга. В точности так же как вчера, когда застукал Джисона за
шпионством.
— Прости, хён, — тухло, уже без прежней смелости, и непонятно толком за что
именно «прости».
Минхо зажмурился, перевернулся к стенке, спрятав лицо в ладонях.
— Проваливай, — пробурчал он без какой-либо силы.
На секунду даже показалась, что прозвучало это так, словно хен обиделся на
него, словно они друзья всю жизнь, и Минхо куксился из-за какой-то мелкой
пакости. Сынмин так дулся, когда Джисон отказывался делиться с ним
последним куском грибной пиццы. Но Минхо не Сынмин. Минхо плевать, и ему
не на что открыто обижаться. Зато есть за что презирать.
Джисон нашел свои новые конверсы в углу прихожей. Облеванные вдоль и
поперек — смотреть страшно и надевать противно.
Ему на самом деле не показалось, что дома его ждет разнос по полной
программе, потому что, когда он заявился на порог, надеясь шмыгнуть в душ
незаметным, гневное лицо нуны, требовало, как минимум, чего-то более
информативного, чем тихо-пристыженное «ну-у-у».
Она ругалась. Не так, конечно, как на непослушного ребенка — с упреками и
попытками перевоспитания, скорее, как на взрослого человека, что исчез чуть
ли не на сутки и у которого, цитата: «Голова на плечах должна быть, а если нет
такой, то телефон в кармане. Ты ведь мог позвонить, Джисон-и!». Оправдание,
что телефон сел и вообще связь ловит, только, если с бубном вокруг него
сплясать, нуну не особо впечатлило. Она вдруг выдала:
— Нам вчера в час ночи позвонил Минхо. Мы бы так и не спали до самого утра,
если бы он не предупредил, что тебя забрал Чан. Почему ты решаешь свои
проблемы за счёт друзей, Джисон-и?
— Бабуля уже наверное маме доложила, да? — кисло спросил Джисон, хоть и
знал прекрасно, что бабушка по телефону с ней вообще не говорит. Стоило
131/286подыграть Минхо — тот фактически спас его умелой ложью. Хотелось придать
поступку хёна необосновано важное значение.
Джисон копошился у стиральной машинки, закидывая обувь и худи, и
чувствовал, что еще мгновение, и на влажной от пота коже вырастет лишайник.
Нуна, скрестив руки на груди, опиралась о косяк, провожала каждое его
действие въедливым взглядом, как бы намекая, что душ — последнее, что
должно его волновать.
Бабушка, вопреки ожиданиям, ругать не стала. Сказала только, что у отца в его
возрасте тоже мозги набекрень были, он тоже в свои девятнадцать бухал и
шарахался не пойми где ночами напролет. Джисон с притворной серьезностью
ответил, что вообще-то не пил, но бабушка только посмеялась, принялась
озвучивать все бытовые пытки на сегодня и сказала, что не политый вчера
огород его стороной не обойдет.
Джисон пятился задницей к выходу, домывая прихожую, когда в дверях
появился Чан. Выглядел он снова не очень: серый на лицо, вымотавшийся, будто
часом ранее разгружал вагоны. Бабушка вцепилась в его предплечье и быстро
втащила в дом, отчитывая за то, что за внуком не уследил. Джисон уныло
выжимал половую тряпку, боясь поднять глаза на Чана. Кошмар, как стыдно
перед ним и Уджином.
— Госпожа Ха-а-ан, — канючил хен, — я всего на пару минут к вам. Посмотреть,
как Джисон.
— А чего на него смотреть. Насмотрелся уж дома-то.
Чан открыл рот, спросить, о каком доме речь, но Джисон, чухнув, что старания
Минхо сейчас накроются медным тазом, поспешил дать руками сигнал
замолчать от греха подальше. Чан в ответ недовольно сопел, смотрел на
Джисона с обидой, но принял моющие средства из рук бабушки с вынужденным
смирением, лишь пробурчал под нос, что дед его сегодня точно порешает.
— Что за многоходовочки у вас с Минхо? — спросил, стоя у раковины. Они вдвоем
мыли стеклянные банки от чердачной пыли. Скоро ведь урожай солить, по
словам нуны.
— Он сказал моим, что я к тебе ночевать пошел, — причину этого поступка,
Джисон уверен, Чан сам в состоянии понять. — Извини, что так вышло. Стремно
теперь… ну, что подставил вас.
— Подстава конечно не серьезная, — мимолетная улыбка на уставшем лице. —
Просто не хотел я, чтоб ты шатался пьяным, где не надо. Разные здесь люди
живут, нарвался бы на кого-нибудь, что бы я тогда делал?
— Прости, — хены взяли его под свою ответственность, а Джисон как есть
нарвался, решив разобраться со всеми тайнами в одиночку. К слову, о тайнах: —
Я тогда с Хенджином разговаривал.
Чан вывернул кран еще немного — горячая вода с паром хлынула ему на
венозные руки. Он вздохнул тяжело и поставил чистую литровку на кухонное
полотенце. Тяжело поставил, как гирей придавил.
132/286— Хён, — неуверенная пауза. Руки у обоих в пене, едко пахнущей лимоном. — Ты
говорил мне быть с Хенджином аккуратнее, потому что он сплетник, да?
— Можно сказать и так, — Чан пожал плечами. Чувствовалось его желание не
поднимать эту тему, но: — Я в принципе не в восторге от него, но это чисто
субъективщина. Я не дружил с ним никогда. Но, если у тебя с ним отношения
хорошие, что ж, могу похлопать.
Он вынул ладони из раковины и пару раз с мокрым звуком ударил друг о друга.
Может, в его представлении это должно было получиться воодушевляюще, но
вышло по итогу вяло и даже немного забавно, потому что Чан смахивал на
медлительного тюленя.
— Ты не дружил. А Минхо-хен? — Джисон чувствовал, как натыкается грудью на
колья. — Он с Хенджином дружил?
— Тебе Хенджин рассказал? — в ответ лживое «да», потому что то, что
произошло в туалете, должны знать только трое. — Да, они общались хорошо
одно время, но я тогда с Минхо еще не дружил, поэтому многое не знаю. И что
между ними произошло, — следующие слова Чан выделил сурово, — тоже не
знаю. Минхо за все время дружбы так и не рассказал мне об этом. Понимаешь, к
чему я клоню?
Джисон жевал губы, злился на Чана, на Минхо, на себя, на это гребанное лето
без намека на ответы, потому что да, понимал, что если Чан, близкий человек
для Минхо, сам не в состоянии восстановить события, то Джисону однозначно
ничего не светит.
— И я не думаю, — хен продолжил уже более расслабленно, вернувшись к
мытью, — что Минхо будет в восторге, узнав, что я веду такие разговоры за его
спиной. Кстати, как он? Надеюсь, живой после вчерашнего?
— Да, вроде, живой, — судя по тому, как прогнал, более чем. — Когда я ушел, он
ещё спал.
— Не «еще», а «уже». У него ночная смена была.
Просто блеск. Минхо вчера тащил никакущего Джисона на своем горбе, перед
тем как выйти на работу, а на утро Джисон разбудил его уставшего, лишь
потому что дохуя обидчивый.
Чан быстро вытер руки, когда в кармане его шорт завибрировал телефон. С
удивленным «помянешь черта» он принял вызов.
— Привет. Нет, немного занят. Что-то хотел? — Джисон флегматично мыл банку,
но вскоре Чан повернулся к нему, глянув выжидающе: — А, так он со мной
сейчас. Трубку дать?
Джисон, поняв, что речь о нем, убавил напор воды и секунды три смотрел на
лицо напротив.
— Хорошо, передам, — кивок в пустоту. — Ага, давай, я позвоню еще.
Оказывается, Джисон с похмелья забыл в доме Минхо сумку, и тот поспешил
133/286передать через Чана, что выкинет ее, если до десяти вечера чужую вещь не
заберут. Сурово, подумал Джисон, и обидно, потому что так просесть по всем
фронтам нужно еще умудриться. Минхо в этот раз не будет смотреть на него
сонно, будет вполне осознанно мысленно расчленять на части и словесно топить
в яде. Хрен с ней с сумкой, лишь бы не смотрел так: «Я знаю, что ты тотально
проебался, Хан. Я знаю — ты жалкий ссыкун». Всё это в голове представилось
так правдоподобно, что Джисона аж замутило.
Чан ушел после обеда, вымыв на десять склянок больше. Ушел, естественно,
после одобрения бабули, а до калитки Джисон проводил его с неприятным
вяжущим чувством во рту. Когда навязчивый, но такой необходимый вопрос был
готов вырваться, Чан уже отсалютовал двумя пальцами.
— Постой! — первое, что пришло в голову: если Чан разозлится на него и захочет
ударить, через забор не дотянется. — Минхо-хён тебе не просто друг, верно?
— В смысле? — хен хлопал глазами пусть и рассеянно, но эта рассеянность
вскоре рисковала перерасти в полноценную агрессию. А Джисон догадывался —
Чан мог агрессивить не только пассивно.
— Я имею в виду, — язык во рту онемел как от пчелиного жала. Джисон от
нервов и остаточного похмелья часто сглатывал кучу слюны. — Как бы это
выразиться… у тебя к нему нечто большее, чем…
— Так. Погоди-ка, — вот оно. Громкий «щёлк» спускового крючка. Джисон
медленно отошел на два шага, плотно сжав челюсти. — Я понял, к чему ты
клонишь. Вот именно из-за таких слухов Минхо в старшей школе чуть не забили
до смерти. Не поднимай это сейчас, не создавай проблемы, когда он и так в них
по горло. Понял меня?
Чан произнес это ровно, на удивление, без намека на гнев, но на последней
фразе доверие словно хрустнуло яичной скорлупой под тяжестью упрямого
любопытства. Прошлое Минхо принадлежит только Минхо, и Джисон не имел
никакого права шариться в нем. Чан в очередной раз подтвердил это, когда
напоследок задержался взглядом, полным разочарования.
За ужином никто из домашних больше не упоминал о сегодняшнем фиаско.
Бабушка была удовлетворена его генеральной уборкой, глажкой и стиркой, но
хвалить за хорошую работу не спешила. Зато нуна сказала, что он и Чани
отлично потрудились.
— Цени, что друзья делают для тебя, — сказала, — и больше не подставляй ни
их, ни нас. Идет?
Джисон поникший ответил: «Идет» и драматично вздохнул в кружку с морсом.
Нет у него больше друзей. Чан-хен на следующем уроке гитары раскатает его
как тесто скалкой, а Минхо… к нему в десять Джисон пошагает как на эшафот.
***
«Хен, я не хо-хотел, хен».
«Как же мне… как же мне стыдно, пиздец».
«Не надо, не тащи меня… выброси в канаву».
«Хен, я ничего не видел, мамой клянусь».
134/286«Я никому не расскажу, обещаю, только не… блин, останови у фонаря, меня
тошнит опять».
Минхо держал его поперек живота, пока Джисон, вцепившись в фонарный столб
рукой, блевал коньяком и еще какой-то дрянью. В перерывах между позывами
он умудрялся мямлить извинения и говорить, какой на самом деле конченный
мудак. Минхо не отрицал, но и не соглашался, просто молча делал свое дело —
встряхивал Джисона, когда у того в конец отказывали ноги.
Минхо наткнулся на него в зале. Джисон сам вцепился в его плечи на грани
истерики. Изначально, действительно, хотелось ему хорошенько врезать, чтоб
впредь меньше подслушивал, но парня не хило так трясло — подумалось даже,
что закинулся он не только парочкой бутылок. Наверняка, здесь вещества
распространяли так же свободно, как и несколько лет назад в старшей школе.
Брат Чанбина не отказался бы от такой людной точки, как здесь. Выведя
Джисона наружу под прицелом множества глаз, Минхо боялся, как бы не
столкнуться с печально известной компашкой Со. Часом ранее он видел кого-то
похожего среди толпы, и это нервировало даже сильнее, чем разговор с
Хенджином.
Джисон в наглую вытирал мокрый рот о плечо Минхо, пока тот держал его за
ноги, сгорбившись под весом пьяного тела. Возмущаться и кривиться от
брезгливости не было сил как и думать о вечере в целом. Джисон уже раз
двести извинился и столько же раз проклял себя — даже будучи пьяным
понимал, что дров наломал прилично.
— Ты молчишь. Значит ты злишься на меня? — Джисон ворочал языком кое-как и
пахло от него просто убойно. Минхо протрезвел недавно, но ему дышали
алкоголем почти в лицо, а опьянеть от подобного можно на раз два.
— Нет, — то правда. Назлился уже достаточно, продолжать бессмысленно.
Минхо неприятна вся эта ситуация, но чужая речь все не прекращалась.
— А на ту девушку ты злишься? — разобрать его вялые бормотания было сродни
чуду. — Она вообще-то, знаешь. Красивая.
— Какую? — Минхо поудобнее схватил его под колени. Джисон соскальзывал со
спины.
— С тобой… с тобой стояла, — Минсон что ли?
— С чего мне на нее злиться? — «Сейчас уже не на что».
— А я вот злюсь, — При других обстоятельствах Минхо бы посмеялся, но Джисон
упрямо кренился на один бок. Попросив держаться за шею крепче, он весьма
грубо встряхнул его. Джисон не сдержался и мученически крякнул в ухо.
Дельфиниум сбоку шелестел вытянутыми стеблями, калитка громко то с
нарастанием, то с затуханием скрипела. Минхо, держась за забор, от нечего
делать пинал ее ногой. Время подходило к десяти, и Джисон с минуты на минуту
должен был заявиться. Минхо раскачивал чужую сумку в руке, думал — а
возможно ли, что Джисон оставил свою вещь специально, чтоб был предлог
вернуться? Он ведь зачем-то приклеился к нему вчера ночью, а на чердак лез,
вцепившись по самые ребра, и зачем-то смотрел на Минхо сегодня через
135/286дверной проем бог знает сколько времени.
Было неловко, до ужаса тревожно и непонятно толком, что делать. В ушах —
белый шум, в голове — буквально капсом знак вопроса. На языке крутилась
вчерашняя фраза, сказанная Джисоном спонтанно, но продублированная кучу
раз для лучшего понимания, потому что язык у него заплетался, кошмар как.
Минхо нахмурился, резко перестал скрипеть калиткой, начав медленно
раздражаться от того, как не вовремя щеки принялись щипать. От больнючего
синяка на скуле почти не отличить.
Со стороны соседских декоративных кустов послышался топот и быстрое
дыхание. Джисон бежал вдоль ограждений, а завидев Минхо впереди, на ходу
помахал рукой. Так, словно ничего не произошло, мол, всё клубнично-
землянично, вон, какая улыбка яркая.
— Сейчас же десять? Я не опоздал? — он остановился по другую сторону
калитки и уперся руками в колени, выравнивая дыхание. В пляжных сланцах,
широких шортах с парусниками и в белой безразмерной футболке Джисон
выглядел только что выпрыгнувшим из постели.
Интересно, а оставил ли он под одеялом рюкзак как в тот раз?
— Хах, поверить не могу, я опять втихушку свалил, — словно ответ на не
озвученный вопрос. — Я сегодня такой нагоняй получил от своих. Больше не
буду так пить. Никогда.
— Я удивлен, что ты до сих пор жив еще, — ответил Минхо и отошел в сторону,
когда Джисон отворил калитку и встал рядом. Волосы у него спутанные и
влажные на концах, пахнущие душем.
Джисон виновато улыбнулся, неловко почесал царапины на коленке, а потом,
прищурившись, кивнул на руку Минхо:
— О, моё. Я заберу?
Минхо почувствовал себя тормознутым, продолжая пялиться на протянутую
руку. У Джисона на запястье куча браслетов и бордовая ниточка пряжи. И
вместе с тем на лице молчаливое ожидание вперемешку с легким удивлением.
— Не забывай где попало, — Минхо вернул бананку не глядя. Джисон
поблагодарил и отвернулся обратно к калитке, намереваясь попрощаться, но: —
Зайдем в дом. Нужно поговорить.
Джисон предвидел такое — понятно по тяжелому смиренному вздоху, но сам
Минхо едва ли знал, как нормально обсудить вчерашнее, потому что в голове —
только панический страх оплошаться.
С кухни он слышал, как лестница на чердак громко скрипела под ногами
Джисона. Неуклюжий Хан. Лишь бы Сонми в комнате мамы не проснулась. Минхо
допивал второй стакан воды. Давил сушняк.
Свет на кухне выключен как и во всем доме, у открытого окна только слабый
отсвет с крыльца и бегающая искорка тлеющей сигареты. Минхо хватило только
на две затяжки. Выдыхая остатки горечи, он сосредоточенно смотрел, как над
136/286уличной лампой кучей кружат и сгорают мотыльки. Сейчас Минхо поднимется на
чердак и вспыхнет так же.
Глаза действительно заслезились от яркости, но то оказался старенький ночник.
Джисон без разрешения рылся на столе, чтобы этот ночник включить в розетку,
хотя мог врубить свет под потолком еще у входа.
— Совсем страх потерял? — Минхо резко выдернул вилку, и Джисон, сидевший
на кровати, разочарованно засопел в темноте.
— Ну круто же, — слегка обижено. — У меня дома вот гирлянды повсюду,
каждая ночь как новогодняя. А у тебя совсем хламник какой-то. Уныло, знаешь.
— Не нужно трогать мои вещи, — ответить получилось максимально сдержанно.
Минхо повернулся к выключателю на стене, но случайно запнулся о мусорную
корзину. — Я вредный и мириться с чужими заскоками не привык.
Джисон мгновенно притих, даже дышать стал реже, сидел в тишине как
истукан, пока Минхо шарил по полу, собирая разбросанные бумажки обратно в
мусорку.
Но вдруг — медленный шумный выдох со стороны кровати и едва слышное:
— Слушай. Извини, что так получилось.
Ничего удивительного, так и должно быть, подумалось с сожалением. Таким
необъяснимым, но ярким.
— Я знаю, что никто так не делает…
Еще бы. Произнесенных вчера ночью слов Минхо еще никто не говорил. Пусть
они и были по пьяни, но казались правдивыми.
— … но я подвел и тебя, и хёнов.
Минхо уставился на кровать, полный немого недоумения — а друзья здесь
причем? А затем облегченно прикрыл веки, когда Джисон продолжил мысль:
— Чан-хен пригласил меня на вечеринку, а я напился, забил на него и на Уджин-
хена болт. И тебя напряг. Но ты меня не только не кинул, но еще и прикрыл.
Спасибо, — он на мгновение замолчал, зарылся пальцами в чистые волосы,
агрессивно растрепав, а после вполне обычно, даже немного возмущенно
кинул: — Хён, блин, включи уже свет. А то как со стенкой говорю!
Минхо в ту же секунду, как оловянный солдатик, потянулся рукой, но не к
выключателю. Когда ночник вновь вспыхнул узорчатым янтарем, Джисон
улыбнулся уголками губ. Но Минхо пододвинул стул, сел напротив него, пытливо
наклонившись вперед, и довольство с чужого лица как рукой сняло, сменившись
стыдом и испугом.
— Ты многое вчера слышал, да? В туалете, — неуверенность рядом с Джисоном
росла стремительно, и собственный голос, тихий, без наезда, звучал будто не в
ушах, а откуда-то со стороны.
137/286В ответ отрицательный кивок и бегающий взгляд. Забавно наблюдать, как
Джисон всеми силами старался мимикрировать под ситуацию.
— Не ври, — Минхо скрестил руки на груди. Джисон отчаянно вздохнул. Ведь
ясно - бесполезно отнекиваться.
— Слушай, я не специально, ясно? — он глядел в глаза с вызовом, уже без тени
стыда и смущения. — Ты ведь так орал — у меня уши закладывало. Я сидел на
унитазе, не знал, куда деваться! Если ты хочешь, чтобы я всё забыл — да без бэ.
Джисон точно так же сложил руки на груди и закинул ногу на ногу. Минхо
почувствовал, что отстает в росте. А еще почувствовал, будто все происходящее
смахивает на заключение стратегически важного пакта, и условия
складываются не в его пользу.
— Вот прям щаз, — Джисон агрессивно сдул прядь с глаз. — Всё. Забыл! Так о
чем речь, хён?
— Хватит петушиться, — Минхо позволил себе немного улыбнуться. Вот же
сюр. — Если бы все проблемы решались таким образом, люди бы не грезили о
вторых жизнях.
— Так я проблема для тебя?
Минхо сжал губы в полоску, уперся взглядом в чужие голые икры. Черт, да!
Огромное, жирное ДА. Проблема, и решить ее никаких сил не хватит.
— Сумка, — запаниковав, Минхо кивнул на бананку. — Выглядит удобной. Что ты
в ней носишь?
Джисон достал полароид в чехле.
— Родители только вчера подарили, а я его уже теряю.
Минхо попросил посмотреть, а Джисон улыбнулся неверяще.
— Я думал, ты уже смотрел, что внутри.
— У меня нет привычки трогать чужие вещи, — Джисон в ответ, насупившись,
протянул свою вещь.
Матовый чехол с декоративным ремешком понравился больше, просто потому
что в цветах и текстурах Минхо разбирался, а в моделях фотоаппаратов — нет.
Внутри в плоском кармашке ютилась дюжина проявленных фотокарточек.
Похоже, Джисон сам не ожидал увидеть их там. Когда Минхо принялся с
любопытством разглядывать каждую, он слез с кровати и подошел ближе.
Среди разноцветного освещения Чан-хен разговаривал по телефону. Минхо
нравилось то, как он опирался рукой о стену, как именно смотрел, и как
динамика окружения выгодно подчеркивала его позу - отличный референс.
Минхо в свое время частенько рисовал его, сидя на трибунах, или разглядывая
из окна класса во двор, где хен смеялся с друзьями. Стоял Чан всегда хорошо,
под нужным углом.
138/286Джисон рядом молча ждал и частенько поглядывал на лицо Минхо. Они
временами встречались взглядом, чтобы в следующее мгновение начать нервно
смотреть в другую сторону.
Затем последовали фотографии с яркими вспышками и сеточками гирлянд на
стенах. Потом — девушка в мокром топе, сквозь который просвечивал контур
лифчика. Минхо из уважения просмотрел ее фотографии мельком и недолго
остановился на ребятах, играющих в пеперо, а после — на Уджине. Друг стоял у
разлива вполоборота, к его стаканчику в протянутой руке тянулась другая рука.
Минхо разглядывал на фото рукав собственной рубашки, а когда достал новую
карточку, увидел уже себя, пьющего из этого стаканчика. Джисон смущенно
кашлянул в кулак. Минхо тоже почувствовал себя волнительно, ведь на
последних пяти кадрах — только он. Либо пьющий, либо грустный.
— Нисколько не сталкерство, — он аккуратно складывал карточки обратно.
— Честное-пречестное, мне это подбросили, — Джисон всё еще стоял, садиться
обратно на кровать не спешил.
Минхо теребил последние фото, вглядывался в собственное лицо, пытался
вспомнить, о чем он тогда мог думать. Что-то препятствовало убрать их в чехол
к остальным. Наверное, то, что никто раньше не запечатлял его намеренно. Ну,
кроме разве что, паспортиста и сотрудника отдела пропусков. Но и это не в счет,
потому что Минхо впервые видел себя со стороны таким.
— Но вышло неплохо, согласись? — Джисон же видел его таким, похоже, всегда.
Он наклонился близко-близко — можно было разглядеть прокол в мочке — и
тыкнул пальцем. — Особенно вот эта.
Минхо, напустив побольше важности на лицо, попросил одну фотографию на
память, хоть и понимал в душе, что самолюбия, чтобы восхищаться собой сутки
напролет, в нем по минимуму. Он был скорее удивлен тем, что стал частью чьих-
то интересов, это ощущение нужности захотелось сохранить, захотелось о нем
вспоминать. Джисон схватился за сердце со вселенским облегчением, ответил,
мол, хоть все забирай, я думал, ты меня побьешь.
На улице, уже прощаясь, Джисон пару раз хлопнул его по плечу и назвал «бро».
Это звучало забавно и несерьезно, но чувствовалось, что для Джисона это не
просто зафорсенное нынче слово.
— Ты ничего не забыл? — поинтересовался Минхо, а про себя подумал, что было
бы неплохо, если бы забыл. А после ужаснулся этим мыслям.
Джисон выпятил сумку на поясе и мотнул головой. Он съежился под ветром,
бросив взгляд на шелестящие кроны над крышей.
— По радио дождь передавали, — сказал, растирая собственные предплечья. У
Минхо волоски на руках дыбом встали, но не от холода. — Ну, я побегу, а то еще
вымокну. Спокойной ночи, хен.
Калитка заунывно скрипнула под напором руки. Минхо резко подался вперед,
схватил Джисона за запястье и слегка дернул на себя. Лучше сделать всё в
последний момент, чем не сделать никогда вообще.
139/286— Ты чего? — Джисон, опешив, смотрел на свою схваченную руку.
— Что вчера было, ты помнишь? — Минхо расслабил ладонь, но Джисон не
вырывался. Они смотрели на друг друга с разной степенью ошарашености.
— Я же сказал, что забыл. Даже если я внезапно вспомню, я никому не расскажу,
откуда у тебя синяк на лице, хён.
Но речь то не об этом. Джисон неверно его понял, значит всё еще можно было
превратить в шутку, закончить на этом и попрощаться наконец. Но нет, Минхо
не трус.
— Я не о Хенджине говорю, а о твоих пьяных разговорах на моей спине. Что ты
говорил, ты помнишь?
Вдалеке за парком тучи уже из воздушно-сизого превращались в индиговую
тяжесть. Джисон вначале смотрел нечитаемо. Минхо даже испугался на
секунду, что ошибся, что вчерашнее ему послышалось на полутрезвую голову, и,
когда Джисон аккуратно освободил свою руку, опасения будто бы
подтвердились, но…
Минхо смущенно опустил взгляд вниз на их переплетенные пальцы, на то, как
Джисон легонько гладил большим пальцем его кожу, как трепетно он грел своей
широкой ладонью ладонь поменьше.
— Я помню всё, — Минхо вздрогнул, почувствовав его слова у своей щеки.
«Хен, знаешь».
«Я не уверен, но мне кажется, что ты мне…».
«Нра… нравишься. Ты мне нравишься. Язык за-а-а-аплетается, не по-лу-чается
говорить».
В мыслях только: «Что ты несешь?», «Протрезвей!», но у левого уха бесконечные
попытки Джисона произнести эту нелепость более четко, чтоб дошло, чтоб
впечаталось, чтоб гарантировано не давало покоя. Нелепость — потому что в
контексте этого вечера Джисон вел себя и нагло, и скандально, и депрессивно
одновременно, а Минхо банально не знал, как реагировать на эти скачки.
А как обычно реагируют на пьяные бредни? Смеются? Подкалывают? Бьют в
плечо? Минхо же молчал, иногда вздрагивал от щекотки, если Джисон говорил
совсем в ухо, пальцами впивался ему под коленки и усиленно потел от тяжести.
Этот шкодник без чувства меры завтра проспится и ничего не вспомнит. Минхо
после смены тоже обо всем забудет. Это ведь на самом деле просто — вот так
забыть то чувство, когда волнение в груди скачет, зашкаливая. Правда же?
Примечание к части
не очень приятные новости - я на все лето уезжаю к тёте, и я буду отрезана от
интернета и связи в целом, поэтому прода будет только осенью...
буду скучать по всем, желаю хорошо провести каникулы :з
140/286
