12. Триггер
Чан задерживался. Уджин рядом не переживал из-за этого, в отличие от
Минхо, для которого друзья в полном составе служили необходимой опорой.
Среди музыки, света и пьяного веселья он чувствовал, как неловко балансирует
в пространстве, словно затухающая ось юлы. Все здесь пили, все говорили и
смеялись, всё видели и всё слышали, в особенности каждый его вздох. Минхо
казалось, что вон те девушки в углу обсуждают именно его, что эти двое
выпускников у стены временами пялят то на него, то на Уджина. Минхо
допускал мысль, что это паранойя, но не надо быть гением, чтобы понять одну
простую вещь — его присутствие здесь режет взгляд, и мешает многим хубэ
попросить совета у Уджина, который уже занял теплую нишу в университетской
среде. Хотя всё-таки стоит отдать должное времени — коэффициент всеобщей
ненависти упал на пару значений за эти два года, пока он не отсвечивал. К нему
никто не спешил лезть руками.
Сок в коробочке теплый, омерзительный, будто вязкий от жары и горячих
вспышек светомузыки. Вкус оттого превратился из персикового в горько-кислую
выжимку. На столе куча однотипных закусок и то самое соджу с гранатом на
этикетках. У Хенджина какие-то извращенные предпочтения. Минхо
ухмыльнулся. Хенджин вообще-то мальчик правильный, не пьющий, не курящий,
почти что святой. Пока его папаша не уезжает в командировку.
За все те сорок минут, что Минхо бессмысленно подпирал стол, Хенджин так и
не подошел к нему, даже на глаза еще ни разу не попался, хоть и пригласил
сам. По правде говоря, прийти на чужой выпускной — идея не ахти какая, и
Минхо до сих пор сомневался, правильно ли поступал, упиваясь соком на виду у
всех.
— Мне не место здесь, — он принялся нервно жевать трубочку. — Кое-кто
подумает, что я пришел сюда по приглашению.
— Представь, что это я тебя пригласил, а не Хенджин, — Уджин отвечал в
привычной своей манере — без тени давления. — Хотя представлять без
надобности — это ведь так и есть. Просто расслабься.
— Это сложно, — Минхо украдкой глянул в сторону кучкующихся школьников. —
Они все смотрят на меня. Глянь сам — смотрят же.
— Пусть себе смотрят. Ты и так достаточно натерпелся, хватит нервничать.
Пусть они нервничают, ведь я здесь, и Чан подойдет скоро, — Уджин протянул
пластиковый стаканчик, наполненный только на половину. — Выпей.
Успокоишься немного.
Минхо подозрительно принюхался к стаканчику и мазнул взглядом по открытой
бутылке, что стояла на столе рядом. Уджин легонько пихнул его локтем и
сказал, что Минхо имеет право повеселиться, не боясь за свою жизнь, что от
пары глотков соджу не наступит конец света. Его рука в жесте поддержки
мягко опустилась на плечо. В голову в тот же миг закралось опасение, что
тактильность друга, пусть и интуитивная, в этом месте может быть расценена
по иному. Уджин косвенно был замешан в его проблемах, не хотелось давать
лишнего повода для сплетен. Минхо неловко стряхнул его ладонь и, угрюмо
глянув по сторонам, принялся медленно пить.
111/286На голодный желудок разморило быстро. Чем чаще Минхо просил подлить, тем
сильнее хотелось попробовать чего-нибудь покрепче. Уджин вдруг с огромным
рвением принялся напоминать ему о работе, жалея, что вообще предложил
выпивку. Минхо думал, что было бы забавно прийти на ночную смену на
заправку пьяным в говнину, и посмотреть, как управляющий с глазами навыкате
примется брызгать слюной. Тогда Минхо, наверное, к херам уволят.
Когда отчетливо начало казаться, что терять уже нечего, он вспомнил о
спокойствии матери. Сегодня днем в больнице она просила его не грубить
больше отцу и не светиться лишний раз в деревне. Минхо невесело улыбнулся в
ладонь.
«Прости, мам. Никудышный из меня сын».
Уджин опасливо наклонился к его лицу, сказал что-то неразборчивое, но Минхо
небрежно отмахнулся от него, не готовый к каким-либо разговорам. В тот же
момент кто-то вцепился в его плечи тонкими цепкими пальцами, окутав
шлейфом удушливо-сладких духов. Минхо поднял голову и закашлялся. Минсон
светилась от радости.
Та больше не казалась ему легкой щебечущей пташкой, как в старших классах.
Стала выше и тоньше, даже юбку надела, хотя на памяти Минхо всегда
комплексовала и ноги старалась не оголять. С этой стрижкой, с подкрашенными
глазами и смелыми объятиями она виделась ему чем-то тяжелым, четко
зафиксированным, без прежних признаков воздушности и робости. В начале он
стушевался, обнял не сразу, допустив мысль, что это не Минсон вовсе, что какая-
то старшеклассница, удивительно похожая на бывшую девушку, просто
обозналась.
Ее пальцы собственнически массировали его затылок, перебирая пряди с особым
наслаждением. Она скучала, он чувствовал это через ее дыхание, что грело
скулу, через тело, что крепко жалось к его собственному. Через пару секунд она
оборвала объятия с той же уверенностью, с какой припала к нему ранее, и
Минхо, повертев головой, в растерянности понял, что Уджин куда-то пропал.
Кто-то из выпускников таки выцепил его к себе в компанию.
— Я так рада видеть тебя, — с облегчением в голосе произнесла Минсон. —
Хорошо, что ты здесь. Никого из нашего класса я тут не нашла, кроме…
Минхо хотел ответить, что тоже рад, и вообще какими, собственно, судьбами, но
Минсон спешно обернулась в толпу, напряженно всматриваясь в чужие макушки.
Мелкие блестки вдоль ее скул невольно притягивали взгляд.
— Мне показалось, что рядом с тобой Уджин стоял, — Минхо мыкнул, что да,
именно так. — Ох я так давно не видела его. И тебя тоже, — она вновь быстро
обняла его. Минхо ждал возможность вклиниться, хоть и знал, что такая
представится, только когда Минсон закончит свою мысль. — Приехала на пару
дней, думала повеселюсь со старыми друзьями, а никого из наших нет —
разъехались, — сказала с вселенской грустью, но через секунду
встрепенулась: — Кроме тебя. Словно вечный здесь, расскажи, как твои дела?
— Как видишь, живой, — Минхо ответил вымученно. Стоять рядом с Минсон, что
на каблуках казалась выше, становилось всё более непонятно, — и вечный.
112/286Ничего не поменялось, пока тебя не было.
Минсон неверяще улыбнулась и взяла со стола бутылку. Он чувствовал, как
взгляд напротив сканировал его лицо, оттого не спешил смотреть в ответ.
Слишком вольно с ее стороны, если взять в расчет, что они не виделись со
старших классов.
— Ой ли? — она приложила горлышко к влажным от блеска губам, не прекращая
смотреть все с той же пытливостью. — Ты здесь, где много людей. Это уже о
многом говорит.
«Ты понятия не имеешь, как всё поменялось».
— О чем говорит?
— О том, что ты со всем справляешься, — кивок самой себе. Минхо не хотелось
посвящать ее в свою теперешнюю жизнь, потому не спешил отрицать
сказанное. — Я вижу это по твоему лицу, оно очень уверенное, знаешь. Ты
раньше всегда в пол смотрел, голову поднимал редко.
— Поверю на слово, — «Только перестань говорить об этом». — Мы с тобой
встретились впервые за… ты же в апреле перевелась? Два с половиной года
выходит. Расскажешь, как устроилась?
Она наклонила голову, посмотрев за плечо, и улыбнулась. Минсон несколько
мгновений позволила себе насладиться предоставленной возможности
поделиться, пока Минхо раздумывал, правильно ли он поступил, сместив фокус
внимания с себя на нее. Минсон всегда любила, когда интересуются ее жизнью,
и готова была часами рассказывать о том, что ей важно.
Этот раз не стал исключением. Бывшая подруга нисколько не изменилась — к ее
рассказу о сложностях с сессией в университете она зачем-то приплела
собственные догадки о возможных отношениях ее подруги с преподавателем по
праву. А иначе и быть не может, говорила она, слишком много поблажек
выходит и взгляды эти… слишком затуманенные. Минхо кивал в ответ, смотрел в
толпу так же затуманено, в ожидании, когда запас слов у Минсон источится.
Его не злила ее привычка много говорить, скорее вгоняла в уныние — слушая ее,
он банально не знал, чем поделиться в ответ. Минсон всегда была
гиперактивной девушкой, и в свое время он не мог поверить, что такие
противоположности как они вообще начали встречаться. Ее жизнь в столице
пестрила красками и грандиозными событиями, к которым Минхо даже при
огромном желании не сможет приблизиться, неудивительно, что она нуждалась
в слушателе. Будь здесь больше чем одно заинтересованное лицо, она бы
быстро потеряла к Минхо интерес. Пусть говорит, думал он, медленно пьянея от
второй теплой бутылки, — главное в душу не лезет.
Большую часть ее речи он пропустил мимо ушей, не чувствуя, что поступает
невежливо, ведь сама она интересовалась его делами только ради возможности
рассказать о себе как можно быстрее. Чужое внимание всегда ей льстило, даже
притворное или холодно-вежливое. Минсон не брезговала делиться своими
мыслями даже со школьными изгоями. Временами дарила им свое общество,
жалела их, когда это было уместно, поддерживала, если просили, и общалась,
впитывая чужую заинтересованность, как цветы — солнечный свет. С Минсон в
113/286школе дружили многие, но она не дружила ни с кем.
— Понимаешь, — говорила она однажды, — мне кажется, я как воздушный
шарик, который привязали к включенному крану. Забавно, правда?
Минхо тогда быстро забыл об этом сравнении, — Минсон бывало, говорила много
спонтанных глупостей — но сейчас понимал, что «воды» за эти два года в ней
действительно много набралось. Минсон спешно избавлялась от нее, чтоб после
набрать снова.
В ушах вибрировал какой-то зубодробительный трек, и сердце от него скакало
как бешеное. Соджу на донышке блестело прозрачно и маслянисто, а на губах
липло от сладости. Минхо отрывочно слышал голос Минсон, что теперь пахла
алкоголем вперемешку с ее духами — убойно и как-то даже приятно. Он
погружался в слух, забитый пьяной какофонией, как мертвой пробкой; в
осязания, чувствуя щеками жаркий воздух, а руками — влажную от пота
поверхность гладкой парты. Рассеивал взгляд по всему пространству, отчего
этот пол, по которому следили сотни подошв, эти стены с живыми вспышками
неона и искусственными змеями плюща и это непрекращающееся людское
шевеление впереди превращались в единый широкий мазок с линиями
растянутого цвета. Ни лиц, ни фигур, ни голосов. Он один и ему удобно.
Минсон, правда, так не считала.
— О, моя любимая! — вскрикнула она и вцепилась в его руку, вернув в
реальность так резко и болезненно. — Давай потанцуем! Скорей!
Он подался вперед, как на буксире, но вовремя опомнился и одернул руку.
Минсон непонимающе смотрела на него. Она пусть и была пьяна, многое могла
осознавать и чувствовать. Как, например, его открытое сопротивление.
Танцевать среди стольких беснующихся тел? Увольте.
— Иди без меня, я не хочу, — крикнул он, не обратив внимание на то, как
постепенно занималось раздражение на лице Минсон. Она пришла сюда
повеселиться, Минхо же лишал ее этой возможности.
— Ну же, — рука вновь ухватилась за него, глаза принялись смотреть умоляюще
сквозь прикрытое нервной веселостью разочарование. — Не ломайся. Пойдем.
— У меня перед глазами пляшет всё, — Минхо мотнул головой и прикрыл рот
ладонью, содрогнувшись. Его пока не тошнило, но обязательно начнет, если
Минсон продолжит трясти его за руку.
— Я придержу тебя, — она улыбалась, смеялась над тем, как быстро он опьянел,
и это злило. Минхо всем телом оперся о стол. Ему бы постоять еще чуть-чуть, не
шевелясь, но Минсон от нетерпения тормошила его, подгоняла, крича у уха: —
Скорей! Боже, она сейчас кончится, Минхо.
— Отстань от меня! — он не выдержал и отпрянул в сторону, в угол стола, где
свет не бросался в глаза так резко. Не хотел грубить, но своим личным
пространством он дорожил.
— Да что с тобой, в самом деле? — тоже не выдержала. Отпустила его рукав с
114/286характерной резкостью и напряглась, готовая вцепиться уже не руками. Эта
въедливость, что в прошлом спасла Минхо от суицидальных мыслей, сейчас
казалась ни к месту. Они давно расстались, причем по обоюдному согласию, так
в чем, блин, дело? — Я думала, все хорошо. Ты говорил, что всё хорошо!
Её возмущение звучало до смешного нелепо, если взять в расчет, что Минхо
ничего подобного не говорил.
— Ты сама это придумала. Уйди, прошу.
— Тебе плохо? — Минсон неуверенно отошла в сторону, осознав, что напирала
слишком сильно. Теперь она спешила загладить свою вину внезапной заботой. —
Может на улицу выйдешь?
Минхо, опустив голову, молча разглядывал носки кед. Он сам не мог понять,
почему на душе так стремно, словно он где-то серьезно налажал, и не мог даже
представить, где именно. Не стоило сюда приходить. Уджин и без него бы
хорошо отдохнул. Он и сейчас веселится где-то, оставив Минхо наедине со
своими заебами. Уджин всегда спасал его, но не в этот раз.
— Ты переживаешь, да? — сначала осторожничала, но следующим вопросом
приложила как обухом: — Это из-за твоей мамы?
— Что? — Минхо медленно повернулся к ней лицом. Еще этого не хватало.
— Я слышала…
Хорошее, блять, начало. Конечно, как могло быть иначе? — здесь все друг о
друге знают, не деревня, а вонючий крысятник. На кой хрен она вообще
вернулась сюда? У Минхо начали трястись руки от осознания того, что еще ей
могли рассказать.
— … что она в больнице, — Минхо молчал в ответ, лишь смотрел гневно, ясно
давая понять, что это неудачная тема для разговора. Минсон вновь
приблизилась. Так же осторожно. Резкие движения сейчас для Минхо сродни
красной тряпке. — Мне так жаль…
— Конечно жаль, — сквозь зубы, — ты ведь подошла ко мне, чтоб пожалеть, не
так ли?
— Зачем ты так? — запах ее духов выветрился как и запах алкоголя. Она
протрезвела, значит пыталась в поддержку на полном серьезе. — Всё будет
хорошо, всё пройдет, слышишь? Расслабься со мной, забудь обо всём хотя бы на
минуту.
— Я не хочу ничего забывать, неужели не ясно? — Минхо резко оттолкнулся от
стола, полный сдерживаемой агрессии. — И прекрати уже думать только о себе.
— Что? О чем ты… — он ушел от нее, так и не дослушав.
Минсон крикнула в спину что-то, наверное, извинялась, но следом не пошла, и
Минхо был ей благодарен за это. Не хотелось распаляться еще сильнее, он еще
дорожил всем хорошим, что было между ними в школьное время. Выцарапанное
на дереве по ее инициативе «Мин+Мин=♡» до сих пор грело душу, пусть и не
115/286значило больше ничего. Минхо стыдил себя за сентиментальность, но все равно
любил эти воспоминания, потому что сейчас в его жизни так же любить кого-то
он не решался.
Вдруг вспомнилось лицо Хенджина, когда тот случайно узнал о Минсон. Он
назвал ее эгоисткой тогда и разругался с Минхо в пух и прах. По правде говоря,
в эгоизме он Минсон переплюнул, пусть и категорически не признавал этого.
Собака на сене — вот кто есть Хенджин на самом деле. Минхо на свою беду
понял это слишком поздно.
Мысли вновь и вновь закольцовывались на Хенджине и их общем прошлом.
Здесь, в месте, куда Хенджин пригласил его, чтобы загладить вину, сам он
тактично не появлялся на виду. Это еще сильнее раздражало Минхо. Всё здесь
его раздражало, и никакая ложь, будто он здесь по инициативе Уджина, вообще
не спасала положение. Он знал, зачем пришел сюда, и знал, что рано или поздно
получит то, что смело проигнорирует — вшивые извинения. Минхо заранее
придумал, что скажет, как будет вести себя, как начнет унижать в ответ, как зло
посмеется в его смазливое лицо, как оставит что-нибудь гаденькое напоследок,
как…
— Эй-эй! Бан Чан вызывает Ли Минхо! Прием! — широкие ладони трепали по
щекам, пока Минхо медленно выравнивал зрение. Чан испуганно смотрел на его
лицо посреди тесного танцпола. Минхо не мог вспомнить, куда шел. — Уже
налакался что ли? Тебе сегодня на смену, ты в курсе? Уджин где?
— Слишком много вопросов, — Минхо вяло мотнул головой. — Ушел куда-то.
Наверно.
— Господи, — Чан страдальчески закатил глаза. Он выглядел вспотевшим и
запыхавшимся. — Ты же сам говорил, что пить не будешь. Мне теперь за вами
двумя бегать, как нянька, или как?
— Уджин тоже напился? — Минхо проморгался. Такого развития событий он
ожидал меньше всего.
— Ага, Уджина мне еще не хватало. Хана помнишь? — Минхо в непонятках
кивнул. Щеки от жары начало пощипывать. — У него день рождения сегодня. Я
сказал ему не пить сильно, но он свалил куда-то. Спортзал — коробка два на
два, а пацана уже битый час ищу.
Чан задрал голову в поисках светлой макушки и неслышно выругался. Минхо
цеплялся за его куртку в надежде на опору, старался адекватно переступать с
ноги на ногу, по пути размышлял обо всём и ни о чем одновременно.
День рождения, значит. Если Джисон действительно пил сегодня, то в честь
назревающих перемен. Другие причины не приходили в голову, или же Минхо
сам не хотел думать иначе. Отчего-то была уверенность, что Джисон ни за что
не откажется от своей мечты и ее принятие будет отмечать с размахом. Минхо
представлял его веселье и был не прочь присоединиться сам. Пожалуй, только
ради этого стоит помочь Чану в поисках.
Две бутылки соджу, выпитые ранее, думали иначе, и Чану не составило труда
заметить, как на самом деле Минхо штормит.
116/286— Так друг, — он придерживал его за плечи, экстренно взяв маршрут до
туалета. — Давай-ка лучше два пальца в рот и лицо под кран. Не хочу, чтоб тебя
уволили. Не для того я твоё место держал.
Минхо в ответ согласно кивал, откровенно не понимая, зачем идет на поводу,
если мгновением назад хотел вообще-то бахнуть еще, и никакая работа бы его
не остановила. Но уже ближе к коридору, где на нужной двери светился белый
человечек, Минхо резко поменял приоритеты — ссать захотелось просто
пиздецки.
— Вот же срань! — голос Чана звучал словно из-под вакуума. Минхо вначале
подумал, что туалет занят, и хотел было тоже выругаться, однако Чан, полный
праведного гнева, вообще смотрел куда-то за спину. — Ты только глянь!
Около разлива, где ранее он стоял с Уджином, в компании ребят пританцовывал
кто-то подозрительно похожий на Чонина. Чан принялся материться сквозь
зубы — на периферии слышалось что-то похожее на «За что мне это?» и «Кто-то
сейчас отхватит пиздячек». Чан попросил проблеваться как-нибудь самому и не
натворить дел, пока он костыляет мелкому, а затем рванул обратно в толпу, в
спешке набирая номер Уджина.
Минхо в пустоту послушно произнес: «Оке-е-ей» и навалился плечом на дверь,
рефлекторно потянувшись к ремню.
— О, привет.
Блевать по началу не хотелось, но от одного только вида довольного жизнью
Хенджина на глотку начало давить. Тот вытирал лицо бумажными полотенцами,
марая намокшую белизну остатками тоналки и опирался бедром о раковину.
«Только дай мне повод, я повторю» — тот случай на школьной крыше, когда из
носа Хенджина кровь хлестала, как из высоконапорного шланга, Минхо тоже
ревностно хранил в памяти и не позволял себе даже на секунду забыть, почему
тогда сорвался.
***
Джисон верно догадался: вечеринка не ограничилась одними выпускниками,
многие старшеклассники прошли через друзей и знакомых. Натуральные пир и
раздолье для несовершеннолетних нарушителей порядка.
В их компании, что разместилась в углу на единственном диване, только Хон
Ынги мог с чистой совестью ссылаться на заслуженный отдых и пить, не
шифруясь от предков. Он же и пронес в зал дорогущую бутылку коньяка, к
которой остальные присосались, как к вожделенной амброзии, напрочь забыв
про соджу. Джисон не знал, откуда у выпускника старшей школы такие деньги,
но знал, что пить такое лучше строго по глотку.
Ё Хванун частенько норовил схитрить, незаметно отпивал побольше, полностью
обхватывая губами окружность горлышка, а потом отдавал бутылку
следующему. Девчонки, когда Джисон спалил его за этим делом, скривились от
отвращения. Рюджин принялась колотить победно смеющегося Хвануна, а Чэрён
закрывала рот ладонями и дергалась на месте, наверное, надеясь, что выпитое
выйдет через рот в ближайший горшок с цветком.
117/286Бутылка тем временем кочевала от Джисона к Ынги, от Ынги к Ю Сонхо и
обратно — никого вообще не волновало, что Хванун специально напустил внутрь
слюней. Сонхо, что был среди всех присутствующих самым младшим, резонно
отметил, что у девушек есть два стула. Но продолжить не успел — парни
принялись высоко и заразительно хохотать. Понижать ни Рюджин, ни Чэрён не
горели желанием, потому без лишних слов отпили еще по глотку.
— Отдаю должное, твои слюни заходят даже лучше, чем я ожидала, —
произнесла Рюджин, обращаясь к Хвануну, явно флиртуя, на что Джисон с
парнями ободряюще заулюлюкали.
Рюджин представилась возможность отомстить, когда Джисон храбро отстоял
свое желание поиграть в «Правду или действие», в то время как остальные
топили за скучное «Я никогда не». С очередью Рюджин Джисон ожидал чего-то
эпичного и не прогадал: так смутить Хвануна, этого безбашенного визгливого
провокатора, пожалуй, не смог бы никто. Джисон расположился между
девчонками, и наклонившись вперед, возбужденно таращился на то, как тройка
лузеров Ынги-Хванун-Сонхо передают друг другу ртами мятую салфетку. Парни
недовольно пыхтели, матерились, а Хванун, краснея, как вареный рак, всем
своим видом давал понять, как жалеет, что выбрал «действие».
Джисону было весело ровно до того момента, пока сам не стал жертвой. Сонхо,
что до этого пару раз чуть не поцеловался с длинноногим Ынги, испытывал
крайнее негодование. Джисон отделался малой кровью, в отличии от остальных.
— Ну-с, дорогуша, — Сонхо смотрел злорадно сквозь ванильный дым вейпа, что
курила Чэрён. — Тебе уже девятнадцать, пубертат на финишной прямой, так
сказать. Нравится кто-нибудь?
— Кто-нибудь кроме правой руки? — Джисон решил не робеть перед Сонхо. Тот
прожигал его чернотой раскосых глаз, явно в попытке пробить бдительность. —
Пожалуй, только левая, сорри.
— Ой, да харэ заливать, — вклинился Хванун. Ынги только покачал головой, ему,
как старшему, такие вопросы казались тупыми. Сонхо мог придумать что-нибудь
и поинтереснее. — По-любому ночами плачешься в подушку.
— Я не плачусь в подушку. Не сравнивай меня с собой, — такая насмешливая
манера Хвануна немного злила. Да, Джисон плакал по ночам, но причины
подобного — только его дело.
— Тут нечего стыдиться, друг, — Хванун рассмеялся, не приняв всерьез
холодный ответ. — Я тоже, бывает… всплакну пару раз. А деваться некуда! С
ней, — он ткнул пальцем в Рюджин, — по другому и не выходит.
Рюджин, затянувшись ванилью, выпустила дым и хрипло засмеялась. Джисон
сначала подумал что-нибудь бегло соврать, но внезапно в голову пришла мысль
соврать, но в свою пользу.
— Ну вообще, есть одна девушка, — начал он, приковывая к себе общее
любопытство. — Я видел ее здесь, в зале. Она довольно милая, но я не знаю ее
имени.
118/286— Как выглядит?
Джисон прикинул: она одного роста с Минхо, а Минхо выше Джисона на пару
сантиметров.
— Высокая. Вроде. И еще стрижка такая, — он провел ребром ладони от
основания шеи наискось до импровизированной точки в воздухе. — По-моему,
каре. Волосы черные.
— У вас, у мужиков, вообще никакого воображения, — принялась сетовать
Рюджин. — Здесь каждая вторая с черными волосами и каждая четвертая — с
короткой стрижкой.
— Ты, например, — Джисон кивнул на ее голову и улыбнулся.
— Точно, — она кокетливо убрала прядь за ухо. — А может меня ты видел?
— Может это кто-то из прошлого выпуска? — Чэрён, что до этого о чем-то
переговаривалась с Ынги, внезапно присоединилась к обсуждению. — Я видела
некоторых сонбэ здесь.
Джисон кивнул, мол, да так и есть, и уставился себе под ноги. Он чувствовал
что-то отдаленно похожее на ту злость, с которой несколько дней назад писал
хену на желтой бумажке в отделе канцтоваров. Вероятно, та девушка с Минхо
одного возраста, возможно одноклассница или просто знакомое лицо. В
последнее хотелось верить больше всего, и Джисон не мог понять — почему? Их
двоих он больше не видел поблизости, оттого чувствовал одновременно и
облегчение, и тревогу.
А вдруг те двое не только говорят и обнимаются? Что тогда?
Еще через несколько заходов игра закончилась. На печальной ноте. С подачи
Ынги Джисон должен был выпить столько коньяка на сколько хватит дыхания.
Ынги на возмущения парней, что, дескать, столько добра на одного человека
переводим, ответил простым: «Куплю ещё».
У Джисона в горле разверзся ад, а в зажмуренных до слез глазах принялись
танцевать планеты и звезды. После чьего-то насмешливого «Слабачок» он со
стоном свалился на плечо Рюджин и почувствовал телом, как диван плывет по
полу как по морским волнам.
Сколько он пролежал на диване без каких-либо признаков жизни — бог его
знает. Судя по всему, достаточно, потому что девчонок рядом больше не было, и
он не помнил, как Рюджин его с себя спихивала. Бутылка на полу стояла пустой,
Джисон смутно припоминал, как выцедил ее до последней капли. Грудь
неприятно вибрировала от громких битов, и желудок, заполненный под завязку
алкоголем, опасно ругался. Кто-то из парней периодически пихал Джисона в
плечо, в попытке сбить его сонливость и привлечь в общий диалог. Джисон в
ответ мог только марать обивку слюнями и слушать чужие голоса.
— Нехрен было сюда приходить, — говорил Ынги, стоя к Джисону спиной. — Сам
ведь могилу себе вырыл.
— Ты думаешь, дойдет до драки? Здесь? — Спросил Сонхо, выпучив глаза.
119/286Джисон попытался сосредоточиться на разговоре. Парни рядом выглядели
обеспокоенными, курили один вейп на троих, отчего их лица тонули в сизой
дымке
— Не, точно не здесь, — Ынги отрицательно покачал головой. — На улице,
наверное.
— Да врёшь ты, хён. Не видел я, чтобы он рядом отсвечивал, — Сонхо
сомневался, нервничал почему-то и частенько потирал шею.
— Ты забыл? Чанбин здесь, — Хванун, очевидно, встал на сторону Ынги. — И не
один, походу.
— В смысле? — Сонхо резко прекратил курить и опасливо заозирался. — Он и
своих привел? Я никого из них не видел. Чанбин же не ходит в одиночку.
— Глянь туда, — Хванун кивнул вперед, в сторону расплывчатых лучей. —
Видишь?
Сонхо настороженно развернулся. Ынги смотрел, чтобы убедиться в своей
правоте. Джисон сел на диване, нахмурившись, и принялся лениво перебирать
влажные волосы на затылке. Рядом на столешнице стояла новая нетронутая
бутылка коньяка, но атмосфера не располагала к новому заходу алкоголя.
Джисон думал, что разговор как-то касался Минхо, и внутренне трясся от
страха — вдруг хён действительно попал в какие-то неприятности? Минхо ведь
здесь не любят — как он мог забыть!
— Пиздец, ребята, — через некоторое время Сонхо вынес неутешительный
вердикт, и Джисон, не хило так пересравшись, вскочил на ноги. Ему пришлось
ухватиться за плечо Ынги и пару раз ударить себя по раскрасневшимся щекам.
— Чё по чём? — спросил он заплетающимся языком и притворно зевнул, чтоб
спрятать нервозность.
— Ведем беседу об одном неудачнике, что занял денег не у тех людей, — Ынги
отрешенно махнул рукой, мол, мрак, не вникай. Джисон взял из его рук вейп и
затянулся, бегая взглядом от одного лица к другому.
— Спорю на десяточку — его сегодня точно отпиздохают, — Хванун довольно
улыбнулся. По спине крупными каплями потек пот.
— Принимаю. Я всё еще надеюсь, что Дэхви, — в момент, когда Сонхо произнес
это имя, Джисон зашелся кашлем, от облегчения неаккуратно затянувшись, —
не настолько идиот, чтоб таращиться здесь. Разбей, Ынги-хён.
После того как их ладони разорвали, объявляя спор открытым, Сонхо
напоследок слезно добавил:
— Ох, Дэхви-и-и, не разочаруй меня. Не хочу бабки терять.
— Отрадно слышать, что ты признаешь свой проеб, — Хванун дразняще щелкнул
языком. — Ты же видел, кто с Чанбином. К чему тогда спорить? Думаешь, эти
двое пришли сюда просто бухнуть и девочек пощекотать?
120/286— Так, подождите, — Джисон посчитал, что стоит выразить хотя бы капельку
заинтересованности, иначе его удовлетворенное молчание станет слишком
подозрительным. Он рад, что это не Минхо попал на деньги, но этого показывать
никак нельзя. — Я не врубаюсь, кто кому должен? Что за Чанбин такой?
— Тот, на которого ты напоролся, слепошара, — рука Ынги хлопнула по спине. —
Я до сих пор в шоке, что он не двинул тебе. Это еще раз доказывает, что Чанбин
не хочет разбрасываться на мелочь, — а после быстро добавил: — без обид, Джи.
До пьяного Джисона дошло не сразу, что его только что принизили, а когда
дошло, Хванун обратился к нему и указал куда-то в толпу.
— Не знаю, разглядишь, нет-ли, — сказал он, — тот, что в кепаре — Со Чанбин, а
рядом с ним, длинный такой, — его брат. Нашел? Они не часто так вместе ходят,
значит ищут кого-то.
Джисон приложил пальцы к уголкам глаз, вытянув их в щелки, — слишком много
движения впереди, всё смазано из-за отсутствия линз. Парни рядом принялись
откровенно угарать над его смешными попытками разглядеть хоть что-то. Там,
куда показал Хванун, двое названных обходили толпу и о чем-то разговаривали.
— Ну что я могу сказать, — Джисон с видом заправского эксперта упер руку в
бок. — Капец, у вас жить опасно.
Парни согласно закивали.
— Этот, задолжал который. Дэхви, да? — Джисон снова прищурился в толпу. —
Его разве никто не защищает? Школа там. Или староста.
— Да кому это надо? — Ынги равнодушно пожал плечами. — Никто из старост в
здравом уме с Чанбином не связывается. Ну, кроме Принца, разве что.
— Хенджина? — Джисон встрепенулся.
— Ага. Мы из одного класса. Хенджину каждый раз по шапке прилетает, если
Чанбин статистику портит.
— А портит он с заядлой частотой, да?
— Не то слово. У них там вообще войны не на жизнь, а на смерть, — Ынги горько
усмехнулся и потер шею. — Помнится, когда Чанбин только к нам перевелся, его
дружки отбили Хенджину почки, а тот в ответ добился обнуления всех их
оценок, и шестерых человек чуть разом не исключили. С Хван Хенджином шутки
плохи, теперь даже Со Чанбин знает об этом.
— Мда-а-а, — задумчиво протянул Джисон. — Непросто вам живется с такими…
блин, сложно подобрать слово. Хулиганами? Как-то слишком по-стариковски
звучит.
— Вы только гляньте, — Хванун шутливо толкнул Джисона в грудь. — Он уже
слова подбирает! Мы тебя теряем, Джи, тебе срочно нужна еще бутылка.
— Меня от вашего коньяка тошнит уже, — Джисон, сморщившись, рухнул
обратно на провонявший алкоголем диван. — Давайте еще поговорим о
121/286Хенджине. Он на самом деле так хорош, как говорят?
— В каком плане хорош? — Хванун недвусмысленно заиграл бровями, на что
Ынги закатил глаза. — Девочки еще не жаловались.
— Дурак, я не о девочках спрашиваю.
— А что, нашего маленького Джи не интересуют девочки, а? — Сонхо,
присоединившись к Хвануну гаденько улыбнулся.
— Слышь, — Джисону стало плевать, что он знаком с ребятами от силы два часа.
Сонхо задел его мужскую гордость, срочно требовалось ее отстоять. — Кто тут
маленький? Спорим на те десять тыщ, Рюджин мне не откажет, если я приглашу
ее на медляк?
— А че мелочиться-то? Слабо ее поцеловать?
— Пфф, — Джисон подумал, что при горящем сарае хату уже не жалко, и,
манерно махнул рукой. — Вообще без бэ.
— Разбей, Ынги-хён, — Сонхо, воодушевившись, протянул ладонь. — Сегодня
наш мальчик попытается стать мужчиной.
— Ищи деньги, неудачник.
Когда Рюджин и Чэрён вернулись с двумя пачками чипсов, Сонхо посчитал своим
долгом врезать Джисону локтем под ребра, мол, не спи, мы ждем зрелища. На
самом деле, никого кроме Сонхо, переживающего за свои деньги, так сильно не
волновал этот глупый спор: Рюджин общалась со всеми как ни в чем не бывало и
привычно подкалывала Хвануна, а Ынги и тихая Чэрён мило беседовали о чем-
то, Джисон на мгновение подумал, что эти двое, должно быть, встречаются. А
потом перевел взгляд на Рюджин. Не похоже, что она в отношениях с кем-то,
несмотря на взаимные заигрывая с Хвануном. Должно быть, ее устраивала
свобода, и это хорошо, потому как то, что собирался предпринять Джисон, ни на
что не обязывало.
Когда заиграл долгожданный медляк, какая-то английская песня с интимными
мотивами, Рюджин принялась пританцовывать рядом, и Джисон понял, что пора
действовать. Девушка согласилась на танец совершенно без смущения, что
успокаивало. На заметно поредевшем танцполе, освещеным уже не таким
резким светом, Джисон аккуратно прижимался к Рюджин, а она к нему. Они
покачивались в такт, изредка поглядывая друг на друга. Совершенно без задних
мыслей. Вокруг парочки так же тесно клеились телами, но с львиной долей
возбуждения. Музыка Джисону нравилась, было в ней что-то личное и
трепетное, но ощущения стали бы в разы острее, будь в его объятиях кто-
нибудь другой.
Кто-нибудь повыше.
Кто-нибудь пахнущий жасмином.
Кто-нибудь с сильными руками.
Но маленькими ладошками.
С этими неоднозначными размышлениями момент он прошляпил, и медляк
122/286закончился. Должно быть, Сонхо сейчас чуть не помер от облегчения, досадно
мелькнуло в голове, но Рюджин и не думала отпускать.
Он, поддавшись ее заразительной веселости, принялся танцевать и петь под хит
какой-то отечественной группы. Рюджин прыгала в пьяной эйфории, часто
сдувала со лба назойливые пряди, внушала всем своим видом любовь к
безбашенности и подростковой свободе. Джисон чувствовал телом таких же
ярких и жарких людей под боком. Кто-то разливал воду из бутылки прямо под
потолок, и капли теплым дождем касались его щек и счастливой улыбки. У него
вымокли все волосы, когда толпа просекла фишку и принялась охлаждать себя с
еще большим рвением. Рюджин незаметно вытащила из его заднего кармана
телефон, и, игриво улыбаясь, открыла камеру. Смеялась во весь рот, кричала
что-то ему, а Джисон придуривался, размахивая руками, строил рожи и
несколько раз чуть не навернулся на скользком паркете. Рюджин вернула ему
телефон, когда камера выжрала батарею до критического минимума. Джисон
только тогда и вспомнил, что его бананка вообще-то не пустая.
Полароидные фотки он не смотрел, складывал их в чехол, продолжая щелкать
все подряд: Рюджин, других людей, прожекторы, мелькающие диско-шары,
неоновые надписи на стенах, зачем-то потолок и чужие ноги. Он настолько
увлекся этим делом, что не сразу среагировал на ладони Рюджин на его плечах.
Она самоуверенно убрала его руку с полароидом и без каких-либо препятствий
приблизилась к лицу. Джисон с самого начала не видел ничего смертельного в
поцелуе — он часто наблюдал подобное в американских сериалах и на школьных
дискотеках.
Они жались к губам друг друга просто по наитию, по обоюдному желанию,
продиктованному алкоголем и спором, который Джисон теперь выиграл. Он
целовался впервые, но не мог придать этому должного значения. Ему хорошо,
Рюджин, что в большинстве проявляла инициативу, тоже хорошо, и это главное.
Ничего сверхъестественного, никаких бабочек в животе или дрожащих
коленок — одна теплая влажность на губах и мысли не о Рюджин.
Мысли о том, что эти тонкие женские пальцы не для его щек, а его руки не для
этого тела. Ему приятно, но могло быть и лучше. С другим человеком. С тем
человеком, у кого толком не выходит готовить, у кого банально разваливается
сэндвич в руках, кто слизывает кетчуп с пальцев небрежно и оттого красиво.
Джисон думал, что, если обнимет его спину, почувствует себя лучше, и если
представится еще возможность посмотреть на эти приоткрытые губы, что не
давали покоя тогда под фонарем, он точно откинется на месте. От алкоголя всё
вокруг чувствовалось нереально ярко, и в голове вместе с тем росла новая
реальность, смелая реальность, где на пустом танцполе, возможно, среди
теплого света и редких мотыльков под лампами, Джисон целовал именно те
губы, о которых столько думал, сжимал в кулак одежду, пахнущую именно
жасмином, а не горечью коньяка с примесью ванили. И вот уже не Рюджин
оглаживала его щеки большими пальцами, вот уже не ее зубы прикусывали
нижнюю губу и не ее голос он слышал в ушах.
«Это твой подарок на день рождения» на вечном репите, въелось в подкорку
нежным полушепотом, и плевать, что Минхо никогда такого не скажет и тем
более не посмотрит так же, как во сне. Джисон готов захлебываться раз за
разом в мыльной ванне, если Минхо будет самолично топить его.
Ее руки медленно переместились вниз и принялись собственнически гладить
123/286грудь, цепляясь ногтями за ткань светло-серого худи. Рюджин горячо
прикоснулась ртом к его шее и ощутимо качнула бедром. Морок резко рассеялся.
Джисон распахнул глаза и понял, что в дерьме.
— Подожди, стой, — он неуверенно отпрянул, потирая след на шее, густо
заливаясь краской. — Извини, в общем, мне нужно…
— Что такое? — Рюджин рассеянно смотрела на его лицо, еще не придя в
себя. — Что-то случилось? Я что-то не так сделала?
— Нет-нет, ты просто отпад, — он отошел на шаг, оттянув худи до середины
бедра. — Но мне нужно идти, прости.
Джисон рванул в приступе нахлынувшего смущения, пересекая танцпол. Где
здесь туалет, он не знал до сих пор, но причина, что давила в штанах, гнала его
хлесткой плетью без каких-либо альтернатив вообще.
Кубарем вломившись в первую же кабинку, он тут же закрылся на щеколду и
стыдливо расстегнул ширинку. Поблизости никого не было, плохо закрытый кран
у зеркал протекал, а в целом стояла относительная тишина, оттого дойти до
разрядки, оперевшись о металлическую перегородку спиной, получилось более
менее спокойно. Вытирая руки туалетной бумагой, он готов был в любой момент
разрыдаться от жалости к самому себе. Настолько пиздецово всё это
чувствовалось. Выбросив следы недавнего позора в мусорку, Джисон спешно
застегнулся, словно и не он дрочил только что, заперевшись в клубном туалете,
думая о том, как было бы хорошо целоваться с Ли Минхо.
Джисон хотел обо всем забыть и беспалевно покинуть место преступления, где
осознал свой фатальный проеб, и уже было потянулся рукой к щеколде, но дверь
туалета открылась, впустив на короткий миг музыку из зала. Кто-то зашел и
включил кран. Послышался плеск воды и тяжелое дыхание вперемешку со
шмыганьем, затем, когда некто закончил и кран утих, шаги раздались у кабинки
по соседству.
Дверца со скрежетом закрылась на задвижку, а Джисон опустил руку, что все
это время держал на щеколде. Он хотел выйти, не оставляя даже намека на
свое присутствие, ему казалась, будто от одного его вида абсолютно все
догадаются, чем он здесь занимался. Он, внутренне крича от абсурдности
ситуации, нервно вытирал вспотевшие ладони о бедра под аккомпанемент
рвотного кашля за стенкой. Кого-то там знатно полоскало, причем с
болезненными стонами. Аж в желудке вдруг все всколыхнулось, и во рту начало
кислить. Джисон был бы не прочь тоже проблеваться как следует, ибо знатно
перепил, но как-то не шло. В этом плане парню по соседству повезло больше.
Зашумел сливной бачок и кабинка отворилась. Снова заработал кран, и Джисон,
измученный ожиданием, облегченно выдохнул. Сейчас тот чувак вымоет руки,
туалет опустеет и можно смело сваливать.
Но как на зло дверь вновь открылась. Появился кто-то второй.
В следующую секунду Джисон услышал приветствие и понял, что за
перегородкой минутой ранее выворачивало Хенджина. Он уже начал думать о
том, что возможно Хван отравился и что не стоит больше пихать в рот все
124/286подряд, но тут второй человек ожил, заговорив хриплым от алкоголя голосом, и
Джисон, спрятав лицо в ладонях, пожалел, что затеял глупый спор с Сонхо, что
пришел на эту вечеринку, что вообще появился на свет.
Он наклонился к щели в кабинке, отрывочно разглядев Хенджина, что опирался
о раковину, и совсем немного, стоящего над писсуаром, Минхо. Второй своим
едким тоном уж точно не располагал к беседе.
— Не хочу с тобой здороваться, — сказал так, словно в любой момент в лицо
двинет, если его не оставят в покое.
— Я тоже рад тебя видеть, — Хенджин же очаровательно улыбался и слышался
нежным, его совсем не смущала грубость. Он, на удивление, говорил в
свободной форме, без намека на официальность.
Джисон не мог определить, что чувствует: с одной стороны, он не должен быть
здесь, и еще не поздно внезапно выбить с ноги дверь и драпануть в коридор, а с
другой — возможно, он многое поймет, если будет сидеть тихо, не высовываясь.
Хенджин сбивал с толку. Он смотрел на Минхо умоляюще, как кот, что просит
ласки, но при этом Джисон не мог выбросить из головы всю ту лапшу про порно-
картинки, которую Хенджин так щедро вешал ему на уши.
— Еще как рад, — всё так же остро. — Это ведь тешит твое самолюбие, не
отрицай.
— Тем не менее ты тут, — Хенджин пожал плечами, — значит грош цена твоей
гордости.
— Не обольщайся так. Я пришел сюда поссать, а не выклянчивать у тебя
извинения, так что, — Минхо секунду выразительно промолчал, — иди нахуй.
Джисон сглотнул вяжущий во рту ком и нервно проморгался. Плохая была идея
остаться здесь. У этих двоих свои неожиданные разборки, и Джисон поступал
просто по-свински, развесив уши, пусть и уповал в глубине души расслышать
что-нибудь интересное. То, что Хенджин и Минхо знали друг друга не заочно,
повергло в замешательство и заставило переосмыслить все прошлые разговоры
с Хенджином.
Тот всегда отзывался о Минхо с долей презрения и своего отношения не
скрывал, однако следующие его слова не срастались с созданным им образом.
— Тебе и не нужно ничего выклянчивать, — сказал он внезапно без напускного
дружелюбия. — Я сам хочу извиниться.
Минхо в ответ молча мочился в писсуар, опустив голову, словно его ничего
вокруг не волновало кроме собственной струи. Джисон на секунду подумал, что
это ужасно абсурдно и оттого смешно. Если бы не серьезный Хенджин, что
вновь подал голос, его бы точно пробило на нервное такое «хи-хи».
— У меня не было выбора, ты же знаешь.
— Вот только не надо мне в уши лить это дерьмо, — Минхо повернулся к
Хенджину лицом. Резким, сточенным злостью и обидой. — У тебя был выбор
довериться мне.
125/286— Да, я виноват, — Минхо издевательски хохотнул сквозь звук сливного бачка и
застегнул ширинку. — Просто, пожалуйста, давай разберемся со всем.
— Давай, — Минхо громко ударил себя ладонями о бедра. — Вообще без
проблем. Как только ты удалишь ту запись.
— Удалю, — примирительный кивок. — Я же говорил, что сделаю это, когда…
— Уедешь отсюда в Сеул? Ты совсем меня за идиота держишь? — Минхо
процедил это холодно, сквозь зубы. Сердце принялось стучать так быстро и
ощутимо, что Джисон опасливо схватился за грудь. Казалось, словно этот
сумасшедший звук вот-вот начнет транслироваться из каждого угла и выдаст
его.
Хенджин устало запустил пальцы в корни волос и шумно выдохнул.
— Ты винишь меня в том, что я не доверился тебе, а теперь что? Сам же
отказываешься мне поверить. Знаешь, мы так ни к чему не придем.
— А на что ты рассчитывал вообще? Что ты извинишься, и я приму тебя с
распростертыми объятиями? Тебе напомнить, что ты, — Минхо с силой тыкнул
пальцем в грудь Хенджина, — и твой дружок сделали со мной?
— Я знаю. Боже, я знаю, что я натворил! — Хенджин в ответ взмахнул руками и
вцепился мертвой хваткой за чужие плечи. Он впервые виделся таким до
больного отчаянным и по-настоящему подавленным. — Неужели ты не дашь мне
шанса исправиться? Прошу, пойми, я не могу сейчас ничего сделать. Мои руки
связаны!
— Какой же ты… — Минхо угрожающе замахнулся рукой. Зависнув так на
мгновение, он тяжко выдохнул и тут же грубо отпихнул от себя долговязое
тело. — Расскажи я всем о тебе еще тогда, это бы все равно не исправило твою
лицемерную натуру. Ответь, ты хоть на миг думал, что я твой друг?
Так вот оно что. Что-то разрушило их дружбу, думал Джисон, обхватив себя за
плечи, что-то серьезное, раз Хенджин сам не свой, а Минхо клокочет от гнева.
Этих двоих объединяла какая-то тайна, к которой Джисон, измученный
неведением, старался из раза в раз прикоснуться, но даже из обвинений Минхо
понимал немногое.
— Конечно, о чем ты… — Хенджин трусливо пятился назад, к раковинам, и
Джисон мог расслышать, как дрожит его речь.
— Тебе было стыдно, когда в школе ты делал вид, что меня не существует? — Минхо в ответ яростно предъявлял, не скупясь на резкие выпады руками. —
Ты хоть что-нибудь чувствовал, когда те недоумки издевались надо мной на
твоих, блять, глазах?
— Постой, я не… пойми, хен, я не мог ничего сделать.
— Хочешь сказать, всё остальное ты тоже делал не со своей подачи? — раздался
издевательский смешок. Хенджин, наконец, не выдержал.
