Я тебе изменяю

Глава 26

* * *
Дни шли один за другим, слипаясь, словно куски теста, в одну пресную, однообразную массу.
Чонгуку казалось, что он застрял в каком-то бесконечном дне сурка, где все происходило по кругу: дом-работа-дом. Иногда он разнообразил эту рутину звонками жене, но не смел слишком часто беспокоить Лису: чувство вины перед ней давило и уничтожало. Чонгук рассудил, что должен хоть на какое-то время оставить ее в покое, как бы ни было тяжко ему самому, как безумно бы ни скучал: до чертей в глазах, до желания выть и лезть на стены...

Он попортил ей столько нервов, причинил столько боли, что считал себя не вправе ухудшать ситуацию, появляясь в ее жизни так часто, как ему того хотелось бы. И все же...
Все же в один день он понял, что просто сойдет с ума, если не увидит сейчас же, как можно скорее, жену и сына... Хоть на минутку, хоть на мгновение... Они были нужны ему немедленно, как спасительный глоток воздуха.
Он бросил все дела. Просто сорвался с рабочего места, сел в машину и поехал туда, где хотел быть...
Но не доехал.
Стоя в пробке у небольшого сквера, Чонгук нетерпеливо постукивал пальцами по рулю и лениво, рассеянно шарил глазами по сторонам, когда кое-что вдруг привлекло его внимание...
В первое мгновение подумалось, что ему это лишь мерещится. Он вернул свой взгляд туда, где что-то зацепило глаз, и из груди вырвался шумный выдох.
Глаза видели то, во что ему совсем не хотелось верить.
По одной из дорожек сквера прогуливалась его мать собственной персоной... под ручку с Саной.
Они о чем-то мило щебетали, тесно прильнув друг к другу, и от этого зрелища его неимоверно затошнило...
А ведь совсем недавно мама была так любезна с Лисой, помогала ей с именинами, сидела с ними за одним столом, нахваливала Олин каравай...
Он тогда посмел даже помечтать о том, что все наладится. Что две стороны, казавшиеся непримиримыми – все же сойдутся в одной точке...
И вот – Сана. Снова.
Чертова история, похоже, начиналась заново.
* * *
Юджин улыбнулась, взяла пульверизатор и обработала третью фиалку. Все возвращалось на круги своя, и это не могло не радовать. А главное, она снова могла принимать самое активное участие в событиях, могла влиять на них, и это было тем самым, что придавало ей сил.
Во время ужина у Лисы и Чонгука, когда там так неожиданно оказался Минсок, сердце Юджин вновь едва не отправило ее в клинику. Оно забилось быстро и отчаянно, но теперь ей совсем не хотелось не дышать.
Напротив – хотелось жить так, как никогда до этого. Хотелось делать глоток за глотком порции кислорода, которые сейчас казались особенно необходимыми.
Хотелось вновь быть той Юджин, которой она когда-то была.
Отложив свои занятия цветоводством, она прошествовала к высокому но довольно узкому шкафчику, где у нее хранились всякие нужные вещи, проверила, на месте ли херес. Кивнула сама себе, выудила с верхней полки альбом и, присев на свою любимую оттоманку, наскоро его пролистала. С фотографий на нее смотрела молодость. Как она есть. Минсок и Юджин образца многолетней давности, которые придали ей сил перед тем, как она отложила альбом и взялась за телефон.
Вздохнув, набрала номер Минсока и принялась ждать ответа.
Сразу после именин, когда он проводил ее до дома, они почти не общались. Лишь несколько телефонных звонков, в которых не было никакой теплоты. Минсок словно бы отступил, давая Юджин право самой выбирать, что делать дальше. А она была занята, чтобы позвонить ему и сказать, что... Или хотя бы просто пригласить на ужин.
– Минсок, не перебивай меня... прошу, – вместо приветствия сказала она, когда мужчина подошел к телефону. – Сегодня в семь в «Тарантасе». И если не придешь, я пойму.
Выпалив это и почувствовав себя дурочкой-школьницей, впервые влюбившейся и подбросившей объекту своего обожания записку с признанием, Юджин положила трубку рядом с телефоном и, убрав альбом в шкафчик, отправилась переодеваться и готовиться к встрече.
Которая, как она надеялась, обязательно состоится.