Вешние воды

XIX

Эмиль выбежал навстречу Санину -- он более часа-- караулил его приход -- и торопливо шепнул ему на убо, что мать ничего не знает о вчерашней неприятности и что даже намекать на нее не следует, а что его опять посылают в магазин!!. но что он туда не пойдет, а спрячется где-нибудь! Сообщив все это в течение нескольких секунд, он внезапно припал к плечу Санина, порывисто поцеловал его и бросился вниз по улице. В кондитерской Джемма встретила Санина; хотела что-то сказать -- и не могла. Ее губы слегка дрожали, а глаза щурились и бегали по сторонам. Он поспешил успокоить ее уверением, что все дело кончилось... сущими пустяками.
-- У вас никого не было сегодня? -- спросила она
-- Было у меня одно лицо -- мы с ним объяснились -- и мы... мы пришли к самому удовлетворительному результату. Джемма вернулась за прилавок. "Не поверила она мне!"-- подумал он... однако отправился в соседнюю комнату и застал там фрау Ленору. У ней мигрень прошла, но она находилась в настроении меланхолическом. Она радушно улыбнулась ему, но в то же время предупредила его, что ему будет сегодня с нею скучно, так как она не в состоянии его занять. Он подсел к ней и заметил, что ее веки покраснели и опухли
-- Что с вами, фрау Леноре? Неужели вы плакали?
-- Тсссс...-- прошептала она и указала головою на комнату, где находилась ее дочь.-- Не говорите этого... громко.
-- Но о чем же вы плакали?
-- Ах, мосье Санин, сама не знаю о чем!
-- Вас никто не огорчил?
-- О нет!.. Мне очень скучно вдруг сделалось. Вспомнила я Джиован Баттиста...свою молодость...Потом, как это все скоро прошло. Стара я становлюсь, друг мой, -- и не могу я никак с этим помириться. Кажется, сама я все та же, что прежде... а старость -- вот она... вот она! -- На глазах фрау Леноры показались слезинки.-- Вы, я вижу, смотрите на меня да удивляетесь... Но вы тоже постареете, друг мой, и узнаете, как это горько!
Санин принялся утешать ее, упомянул об ее детях, в которых воскресала ее собственная молодость, попытался даже подтрунить над нею, уверяя, что она напрашивается на комплименты... Но она, не шутя, попросила его "перестать", и он тут в первый раз мог убедиться, что подобную унылость, унылость сознанной старости, ничем утешить и рассеять нельзя; надо подождать, пока она пройдет сама собою. Он предложил ей сыграть с ним в тресетте -- и ничего лучшего он не мог придумать. Она тотчас согласилась и как будто повеселела.
Санин играл с ней до обеда и после обеда. Панталеоне также принял участие в игре. Никогда его хохол не падал так низко на лоб, никогда подбородок не уходил так глубоко в галстук! Каждое движение его дышало такой сосредоточенной важностью, что, глядя на него, невольно рождалась мысль: какую это тайну с такою твердостью хранит этот человек?
Но -- segredezza! segredezza!
Он в течение всего того дня всячески старался оказывать глубочайшее почтение Санину; за столом, торжественно и решительно, минуя дам, подавал блюда ему первому; во время карточной игры уступал ему прикупку, не дерзал его ремизить; объявлял, ни к селу ни к городу, что русские -- самый великодушный, храбрый и решительный народ в мире!
"Ах ты, старый лицедей!" -- думал про себя Санин.
И не столько дивился он неожиданному настроению духа в г-же Розелли, сколько тому, как ее дочь с ним обращалась. Она не то, чтобы избегала его... напротив, она постоянно садилась в небольшом от него расстоянии, прислушивалась к его речам, глядела на него; но она решительно не хотела вступать с ним в беседу, и как только он заговаривал с нею -- тихонько поднималась с места и тихонько удалялась на несколько мгновений . Потом она появлялась опять, и опять усаживалась где-нибудь в уголке -- и сидела неподвижно, словно размышляя и недоумевая... недоумевая пуще всего. Сама фрау Леноре заметила, наконец, необычайность ее поведения и раза два спросила, что с ней.
-- Ничего, -- ответила Джемма, -- ты знаешь, я бываю иногда такая.
-- Это точно, -- соглашалась с нею мать.
Так прошел весь этот длинный день, ни оживленно, ни вяло -- ни весело, ни скучно. Держи себя Джемма иначе -- Санин... как знать? не совладал бы с искушением немного порисоваться или просто поддался бы чувству грусти перед возможной, быть может, вечной разлукой... Но так как ему ни разу не пришлось даже поговорить с Джеммой, то он должен был удовлетвориться тем, что в течение четверти часа, перед вечерним кофе, брал минорные аккорды на фортепиано.
Эмиль вернулся поздно и, во избежание расспросов о г-не Клюбере, отретировался весьма скоро. Пришла очередь удалиться и Санину.
Он стал прощаться с Джеммой. Вспомнилось ему почему-то расставание Ленского с Ольгой в "Онегине". Он крепко стиснул ей руку и попытался заглянуть ей в лицо -- но она слегка отворотилась и высвободила свои пальцы.