Вешние воды

XXXI

ледующий день. Он находился на высшей степени человеческого благополучия; но не это мешало ему спать; вопрос, жизненный, роковой вопрос: каким образом он продаст свое имение как можно скорее и как можно выгоднее -- тревожил его покой. В голове его скрещивались различнейшие планы, но ничего пока еще не выяснилось. Он вышел из дому, чтобы проветриться, освежиться. С готовым проектом -- не иначе -- хотел он предстать перед Джеммой.
Что это за фигура, достаточно грузная и толстоногая, впрочем, прилично одетая, идет перед ним, слегка переваливаясь и ковыляя? Где видел он этот затылок, поросший белобрысыми вихрами, эту голову, как бы насаженную прямо на плечи, эту мягкую, жирную спину, эти пухлые отвислые руки? Неужели это -- Полозов, его старинный пансионский товарищ, которого он уже вот пять лет, как потерял из виду? Санин обогнал шедшую перед ним фигуру, обернулся... Широкое желтоватое лицо, маленькие свиные глазки с белыми ресницами и бровями, короткий, плоский нос, крупные, словно склеенные губы, круглый, безволосый подбородок -- и это выражение всего лица, кислое, ленивое и недоверчивое -- да точно: это он, это Ипполит Полозов!
"Уж не опять ли моя звезда действует?" -- мелькнуло в мыслях Санина.
-- Полозов! Ипполит Сидорыч! Это ты?
Фигура остановилась, подняла свои крохотные глаза, подождала немного -- и, расклеив, наконец, свои губы, проговорила сиповатой фистулой:
-- Дмитрий Санин?
-- Он самый и есть! -- воскликнул Санин и пожал одну из рук Полозова; облеченные в тесные лайковые перчатки серо-пепельного цвета, они по-прежнему безжизненно висели вдоль его выпуклых ляжек.-- Давно ли ты здесь? Откуда приехал? Где остановился?
-- Я приехал вчера из Висбадена, -- отвечал, не спеша, Полозов, -- за покупками для жены и сегодня же возвращаюсь в Висбаден.
-- Ах, да! Ведь ты женат -- и, говорят, на такой красавице!
Полозов повел в сторону глазами.
-- Да, говорят.
Санин засмеялся.
-- Я вижу, ты все такой же... флегматик, каким ты был в пансионе.
-- На что я буду меняться?
-- И говорят, -- прибавил Санин с особым ударением на слово "говорят", -- что твоя жена очень богата.
-- Говорят и это.
-- А тебе самому, Ипполит Сидорыч, разве это неизвестно?
-- Я, брат, Дмитрий... Павлович? -- да, Павлович! в женины дела не мешаюсь.
-- Не мешаешься? Ни в какие дела?
Полозов опять повел глазами.
-- Ни в какие, брат. Она -- сама по себе... ну и я -- сам по себе.
-- Куда же ты теперь идешь? -- спросил Санин.
-- Теперь я никуда не иду; стою на улице и с тобой беседую; а вот как мы с тобой покончим, отправлюсь к себе в гостиницу и буду завтракать .
-- Меня в товарищи -- хочешь?
-- То есть это ты насчет завтрака?
-- Да.
-- Сделай одолжение, есть вдвоем гораздо веселее. Ты ведь не говорун?
-- Не думаю.
-- Ну и ладно.
Полозов двинулся вперед, Санин отправился с ним рядом. И думалось Санину -- губы Полозова опять склеились, он сопел и переваливался молча, -- думалось Санину: каким образом удалось этому чурбану подцепить красивую и богатую жену? Сам он ни богат, ни знатен, ни умен; в пансионе слыл за вялого и тупого мальчика, за соню и обжору -- и прозвище носил "слюняя". Чудеса!
"Но если жена его очень богата -- сказывают, она дочь какого-то откупщика, -- то не купит ли она мое имение? Хотя он и говорит, что ни в какие женины дела не входит, но ведь этому веры дать нельзя! Притом же и цену я назначу сходную, выгодную цену! Отчего не попытаться? Быть может, это все моя звезда действует... Решено! Попытаюсь!"
Полозов привел Санина в одну из лучших гостиниц Франкфурта, в которой занимал уже, конечно, лучший номер. На столах и стульях громоздились картоны, ящики, свертки... "Все, брат, покупки для Марьи Николаевны !" (так звали жену Ипполита Сидорыча). Полозов опустился в кресло, простонал: "Эка жара!" -- и развязал галстук.Потом позвонил обер-кельнера и тщательно заказал ему обильнейший завтрак. "А в час чтобы карета была готова! Слышите, ровно в час!"
Обер-кельнер подобострастно наклонился и рабски исчез.
Полозов расстегнул жилет. По одному тому, как он приподнимал брови, отдувался и морщил нос, можно было видеть, что говорить будет для него большою тягостью и что он не без некоторой тревоги ожидал, заставит ли его Санин ворочать языком или сам возьмет на себя труд вести беседу ?
Санин понял настроение своего приятеля и потому не стал обременять его вопросами; ограничился лишь самым необходимым; узнал, что он два года состоял на службе (в уланах! то-то, чай, хорош был в коротком-то мундирчике!), три года тому назад женился -- и вот уже второй год находится за границей с женой, "которая теперь от чего-то лечится в Висбадене", -- а там отправляется в Париж. С своей стороны, Санин также мало распространялся о своей прошедшей жизни, о своих планах; он прямо приступил к главному -- то есть заговорил о своем намерении продать имение .
Полозов слушал его молча, лишь изредка взглядывая на дверь, откуда должен был явиться завтрак. Завтрак явился наконец. Обер-кельнер, в сопровождении двух других слуг, принес несколько блюд под серебряными колпаками.
-- Это в Тульской губернии имение? -- промолвил Полозов, садясь за стол и затыкая салфетку за ворот рубашки.
-- В Тульской.
-- Ефремовского уезда... Знаю.
-- Ты мою Алексеевку знаешь? -- спросил Санин, тоже садясь за стол.
-- Знаю, как же.-- Полозов запихал себе в рот кусок яичницы с трюфелями .-- У Марьи Николаевны -- жены моей -- по соседству есть имение... Откупорьте эту бутылку, кельнер! Земля порядочная -- только мужики у тебя лес вырубили. Ты зачем же продаешь?
-- Деньги нужны, брат. Я бы дешево продал. Вот бы тебе купить... Кстати.
Полозов проглотил стакан вина, уперся салфеткой и опять принялся жевать -- медленно и шумно.
-- Н-да, -- проговорил он наконец...-- Я имений не покупаю: капиталов нет. Пододвинь-ка масло. Разве вот жена купит. Ты с ней поговори. Коли дорого не запросишь -- она этим не брезгает... Экие, однако, эти немцы -- ослы! Не умеют рыбу сварить. Чего, кажется, проще? А еще толкуют: фатерланд, мол, объединить следует. Кельнер, примите эту мерзость!
-- Неужели же твоя жена сама распоряжается... по хозяйству? -- спросил Санин.
-- Сама. Вот котлеты -- хороши. Рекомендую. Я сказал тебе, Дмитрий Павлович, что ни в какие женины дела я не вхожу, и теперь тебе то же повторяю
Полозов продолжал чавкать
-- Гм... Но как я с ней переговорить могу. Ипполит Сидорыч?
-- А очень просто, Дмитрий Павлович. Отправляйся в Висбаден. Отсюда недалече. Кельнер, нет ли у вас английской горчицы? Нет? Скоты! Только времени не теряй. Мы послезавтра уезжаем. Позволь, я тебе налью рюмку: с букетом вино -- не кислятина. Лицо Полозова оживилось и покраснело; оно и оживлялось только тогда, когда он ел... или пил.
-- Право же... я не знаю, как это сделать? -- пробормотал Санин.
-- Да что тебе так вдруг приспичило?
-- То-то и есть, что приспичило, брат.
-- И большая сумма нужна?
-- Большая. Я... как бы это тебе сказать? я затеял... жениться.
Полозов поставил на стол рюмку, которую поднес было к губам.
-- Жениться! -- промолвил он хриплым, от изумления хриплым, голосом и сложил свои пухлые руки на желудке.-- Так скоропостижно?
-- Да... скоро.
-- Невеста -- в России, разумеется?
-- Нет, не в России.
-- Где же?
-- Здесь, во Франкфурте.
-- И кто она?
-- Немка; то есть нет -- итальянка. Здешняя жительница.
-- С капиталом?
-- Без капитала.
-- Стало быть, любовь уж очень сильная?
-- Какой ты смешной! Да, сильная.
-- И для этого тебе деньги нужны?
-- Ну да... да, да.
Полозов проглотил вино, выполоскал себе рот и руки вымыл, старательно вытер их о салфетку, достал и закурил сигару. Санин молча глядел на него.
-- Одно средство, -- промычал наконец Полозов, закидывая назад голову и выпуская дым тонкой струйкой.-- Ступай к жене. Она, коли захочет всю беду твою руками разведет.
-- Да как я ее увижу, жену твою? Ты говоришь, вы послезавтра уезжаете? Полозов закрыл глаза.
-- Знаешь, что я тебе скажу, -- проговорил он наконец, вертя губами сигару и вздыхая.-- Ступай-ка домой, снарядись попроворнее да приходи сюда. В час я выезжаю, карета у меня просторная -- я тебя с собой возьму. Этак всего лучше. А теперь я посплю. Я, брат, как поем, непременно поспать должен. Натура требует -- и я не противлюсь. И ты не мешай мне.
Санин подумал, подумал -- и внезапно поднял голову: он решился!
-- Ну хорошо, согласен -- и благодарю тебя. В половине первого здесь-и мы отправимся вместе в Висбаден.Я надеюсь, жена твоя не рассердится...
Но Полозов уже сопел. Пролепетал: "Не мешай!" -- поболтал ногами и заснул, как младенец.
Санин еще раз окинул взором его грузную фигуру, его голову, шею, его высоко поднятый, круглый, как яблоко, подбородок -- и, выйдя из гостиницы проворными шагами направился к кондитерской Розелли. Надо было предварить Джемму.