Адриан
Для многих ночь – ужасающее время суток.
Не для меня.
Чаще всего ночь сохраняет внутри себя такой интенсивный мрак, который безудержно захватывает в свои оковы и, часто, это пугает.
Но я не боюсь.
Я правда люблю ночь и тьму, которую она в себе хранит. Только она удерживает монстра, сидящего во мне, и то кровопролитие, которое я мечтаю совершить, но отчаянно сдерживаю самого себя.
Сегодняшняя ночь отличается от привычных. Вместо моего любимого мрака, на меня сослана тоска и отчаяние.
Перебирая сигарету между своих пальцев, я достаю Зиппо, продолжая размышлять над тем, нужно ли мне курить, когда мои руки не запятнаны кровью.
Когда я не совершал кровопролитие, чёрт бы его побрал.
Я задумываюсь над тем, что могу позволить себе это сделать, и, прикладывая сигарету к своим губам, вдыхаю ядовитый дым, полностью растворяясь в нем.
Вместе с этим в мою голову приходят мысли о Николасе — моем возможном похитителе, и его сыне — моем долбанном лучшем друге.
Я всё ещё борюсь с желанием ворваться в подвал, в котором находится Данте, и вытрясти из него все ответы.
Хотя что-то во мне утверждает, что я не борюсь со своими желаниями, а просто боюсь их исполнять.
Это тот тип желаний, который называют разрушительными. Если я исполню свое — увеличится вероятность того, что разобьюсь об собственное разочарование.
Потому что сегодняшние слова Виталины подтвердили вес слов ублюдка, который может оказаться моим кровным родственником.
Чёрт, чёрт, чёрт.
Неужели Кристиан мог делить правду о моём происхождении со своим отцом.
Предательство, на которое, как я думал, он не способен.
Я встаю с кожаного кресла, приближаясь к окну. Мое сознание начинает борьбу с воспоминаниями о первой встрече с ублюдком, который стал моей семьей, и проигрывает.
Я погружаюсь в это.
***
Врач сказал, что у меня амнезия. После этого последовало множество трудных терминов, который я был не в силах даже расслышать, а затем договоренность об интенсивном лечении и восстановлении моей памяти.
Всё, что я понял из его слов, — у меня серьезное сотрясение, в следствии которого я лишился памяти, и скорее всего восстановить её не получится, но мы так же будем пытаться.
Николас сказал, что позаботится об этом.
Я выхожу из комнаты, которая теперь, по всей видимости, моя, в поисках воды. Я в сознании третий час, но все ещё ощущаю рассеянность и дезориентацию.
Проходя по длинному, мрачному и жутко тихому коридору я, наконец, добираюсь до кухни. Мне понадобилось некоторое время, чтобы расслышать речь каких-то женщин, после чего я понял, что они говорят на непонятном для меня языке.
Мне кажется, я говорю на итальянском, но я все ещё не уверен. Я даже не знаю, почему в моей голове это звучит, как констатация факта.
Игнорируя их существование, я захожу в кухню и, подпирая стул к стойке, встаю на него, и доставая стакан. К счастью, на меня никто не обращает внимания.
Внезапно меня дергают за штаны, и я давлюсь водой, издавая странные звуки. Капли, смешанные с моими слюнями, попадают прямо на мальчика, который отвлек меня.
У него тёмные волосы и голубые глаза, которые прямо сейчас наполнены отвращением. Внешне он очень напоминает мне Николаса.
Я смотрю на то, как мальчик хмурится, вытирая свое лицо, на котором виднеется нескрываемая брезгливость.
— Quien eres ( прим.пер: кто ты такой?) — он говорит что-то на своем языке, и я пожимаю плечами, давая ему понять, что не понимаю ничего из сказанного.
— Что тебе от меня нужно? — хмурясь, спрашиваю я, после чего слезаю со стула, в надежде на то, что мы с ним поравняемся в росте, чего, к моему великому сожалению, не происходит.
Он выше меня на голову, я так же думаю, что он старше по возрасту.
— Ты итальянец? — мальчик устремляет на меня удивленный взгляд. О, значит я, всё-таки, говорю на итальянском. — У вас, что, принято плевать на тех, кто хочет с вами подружиться? Ребёнок прислуги, да? Они тут часто появляются, но отец не разрешает мне с ними общаться, так что я знаком с немногими. Я Кристиан, а ты?
Я хлопаю ресницами, приоткрыв рот о того, сколько всего он сказал.
— Я Адриан.
— О, ясно, чей ты ребёнок? — он оглядывает кухню, и прищуривается, глядя на женщин.
— Ну, вообще, я...ничей, — слова режут мое сердце на мелкие кусочки, но я продолжаю говорить. — Николас нашёл меня, когда, как он сказал, меня сбила машина, и приютил у себя. Я потерял память.
— Мне жаль, что ты ничей, — Кристиан игнорирует мое непрошенное замечание и делает пару шагов в мою сторону. — Николас мой отец, но после смерти мамы я тоже ощущаю себя ничейным.
— Твоя мама умерла?
— Да, совсем недавно, – он задерживает свой взгляд на мне, меняя тему. – Ты теперь будешь жить с нами?
— Кажется, да.
— О, это здорово, значит мы теперь братья, – он чешет затылок так же, как это делал я пару минут назад, и улыбается.
— Мне сказали, что я из приюта, так что, наверное, я никогда не имел братьев, но я рад, если ты так считаешь.
— Сколько тебе лет?
Я хмурюсь, стараясь вспомнить, но ничего не выходит. В моей голове царит пустота, и я злюсь на себя, а затем поджимаю губы.
Я помню только свое имя, остальное так далеко от меня, что это начинает душить.
— Эй, все в порядке, мы можем спросить у моего отца, у него же есть документы из приюта?
— Он сказал, что усыновил меня, так что, я думаю, да.
Я откашливаюсь, виня себя за то, что дал слабину при Кристиане, а после перевожу свой взгляд на него.
— А тебе сколько лет?
— Десять, — он вскидывает подбородок и ведет себя так, будто бы гордится своим возрастом. Я подавляю улыбку, следуя вперёд.
— Ты, определенно, старше меня, – констатирую как факт я, продолжая улыбаться.
— Круто, значит я твой старший брат и буду защищать тебя от монстров.
Кристиан вытягивает кулаки перед собой, ударяя воздух в шутливой форме, но в моей голове все ещё вертятся его слова.
— Пообещай, — шепчу я, и наблюдаю за тем, как он переводит серьезный взгляд на меня.
— Что именно, Адриан?
— Что защитишь меня от монстров.
После моих слов Кристиан останавливается, а его серьезный, уверенный взгляд устремляется прямо на меня.
— Я обещаю.
И я, почему-то, верю ему.
